Русско-японская война 1904–1905 годов является одной из самых оклеветанных страниц русской истории ХХ века. Были извращены причины этого противостояния, цели России в войне, ход военных действий, причины преждевременного мира с Японией. До сих пор распространяются мифы о «ненужности» этой войны для нашего Отечества и о «страшном поражении», якобы нанесенном нам японцами. Между тем Русско-японская война стала первой войной «нового типа», прообразом глобальных столкновений ХХ столетия.

С момента окончания Русско-японской войны 1904–1905 годов и до сегодняшнего дня японская и англо-американская историография преследует своей целью, с одной стороны, всячески оправдать развязывание вой­ны против России, которая выставляется единственно виновной в ней, а с другой — скрыть самую широкую финансовую и военную поддержку, оказанную микадо правящими кругами США и Великобритании. Фак­тически в унисон с ними действовала и советская историография, в основе которой были «аксиомы» Ленина, определившего Русско-японскую вой­ну как результат бездарной политики самодержавия, «которое своей глупой и преступной колониальной авантюрой завело себя в такой тупик, из которого может высвободиться только сам народ и только ценой разрушения царизма»^[1]. Восторги Ленина и большевиков по поводу неудач русской армии были понятны, так как именно большевики не стеснялись брать деньги от японских спецслужб для своей революционной деятельности. Естественно, что их оценки Русско-японской войны были взяты на вооружение советской наукой, прочно осев в вузовских и школьных учебниках.

Точно так же произошло и с Первой мировой войной, в которой, как известно, Ленин и его сподвижники вновь занимали пораженческую позицию в отношении собственной страны и вновь не брезговали получать от ее внешних врагов финансовую помощь. Ленин писал: «Генералы и полководцы оказались бездарностями и ничтожествами… Бюрократия гражданская и военная оказалась такой же тунеядствующей и продажной». Таким образом, Русско-японская война, так же как и Первая мировая, была объявлена советской историографией как «жестокое поражение царизма». Это определение не претерпело почти никакого изменения и в наши дни. И это притом, что в самой якобы победившей Японии «заключенный мир расценивался как “мир унизительный” и японское общество не было удовлетворено итогами войны».

Конечно, говорить о том, что в современной российской историографии не появилось ничего нового о Русско-японской войне, было бы неверно. Среди безусловных прорывов на этом направлении следует отметить статью академика А.Н. Сахарова «Размышления о Русско-японской войне 1904–1905 годов»^[2], в которой автор сделал убедительный вывод о «не победившей Японии и не проигравшей войну России». Но больших монографий, которые рассматривали бы Русско-японскую войну с новых, не идеологизированных позиций, практически не выходит. Большинство серьезных исследований, появившихся в последнее время, являются перепечатками дореволюционных изданий. Практически незаметно прошел 100-летний юбилей Русско-японской войны в 2004 и 2005 годах, 110-летие начала войны в феврале 2014 года также не стало поводом для каких-либо масштабных мероприятий. Скорее всего, скромно пройдет и 110-летний юбилей окончания той войны 23 августа 2015 года. Однако это не значит, что необходимость новых подходов к истории Русско-японской войны 1904–1905 годов отсутствует. Скорее наоборот, в ходе масштабного переосмысления истории России начала ХХ века актуальность этой проблемы сегодня велика как никогда.

Большая азиатская программа

Русско-японская война во многом явилась следствием противодействия ряда государств (Японии, Англии, США) стремлению императора Николая II реализовать Большую азиатскую программу. «Азиатским» разворотом Николай II стремился предотвратить европейскую войну. Государь понимал, что целей, которые ставили его дед Александр II и отец Александр III, — утвердить свое влияние на Балканах, силой занять проливы, противодействовать Австрии и Турции в Южной Европе, а Англии и Франции на Ближнем Востоке — можно было достичь только путем кровопролитной войны. Между тем сама мысль о ней вызывала у государя неприязнь. К тому же обладание Босфором и Дарданеллами открывало для России лишь «форточку» в зал, который был заперт британскими «засовами». В этих условиях овладение проливами отходило у государя на второй план. В беседе в Париже с премьер-министром Великобритании лордом Р.-А. Солсбери Николай II заявил: «Россия не хочет иметь Константинополь или иную часть турецкой территории на стороне проливов. Она хочет только владеть дверью и иметь возможность укреплять ее».

Император искал для России выхода в Мировой океан и в иных регионах. Новыми приоритетами Николая II стало развитие Сибири, Дальнего Востока и активное проникновение в Восточную Азию. Он активно поддержал расширение русского влияния в Северном Китае, Маньчжурии и Корее. При этом царь не собирался вести там активные военные действия, стремясь достичь дипломатическим путем разумного компромисса со всеми государствами региона, в том числе и с Японской империей.

Однако, помимо геополитической составляющей, в Большой азиатской программе была заложена и духовная. Восточная цивилизация, лишенная либерально-буржуазного духа Западной Европы, виделась Николаю II полем для миссионерской деятельности. Между православной монархической цивилизацией русского народа, его представлениями о Белом Царе и сакральной цивилизацией Востока с теми же понятиями (Ак-Падишах — Белый Царь у мусульман, Белая Тара — у буддистов) было много общего, на котором можно было строить здание будущей русско-восточной цивилизации.

Особое внимание Востоку уделял еще Александр III, который поддержал идею и практические мероприятия по распространению влияния России на «монголо-тибетско-китайском Востоке при посредничестве активных торговых отношений из Забайкалья»^[3]. 1 февраля 1891 года Александр III утвердил решение о строительстве железной дороги, которая соединила бы Урал с тихоокеанским побережьем. Так был заложен знаменитый Транссиб, председателем Комитета по строительству которого стал цесаревич Николай Александрович. Во Владивостоке он возглавил торжественную церемонию, посвященную началу строительства Транссибирской железнодорожной магистрали. Цесаревич провез символическую тачку с землей для железнодорожной насыпи. К моменту приезда наследника было проложено три версты железнодорожного полотна.

Необходимость строительства Транс­сибирской магистрали была вызвана также активным продвижением англичан к южным границам Российской империи и широким использованием для этого китайской территории. В случае успешного завершения строительства англичане могли угрожать Владивостоку с Запада и отрезать Южное Приморье от империи. Таким образом, развитие Дальневосточного региона являлось для России важнейшей военной и геополитической задачей.

Большая азиатская программа сводилась к обеспечению развития Сибири и Дальнего Востока, экономическому сотрудничеству с великими и древними соседями империи в Азии.

Восточная политика императора Ни­колая II в конце XIX — начале ХХ века характеризовалась своей антиим­периалистической и антиколониальной направленностью. Об этом свидетельствует неизменная поддержка государем борьбы африканских и азиатских народов против колониального ига: Эфиопии (Абиссинии), Трансвааля (Южно-Африканская Республика) и Оранжевой Республики. В январе 1900 года Россия установила дипломатические отношения с Афганистаном, который Великобритания рассматривала исключительно как зону своих колониальных интересов. В ответ на протесты Лондона русский посол Е.Е. де Стааль заявил: «Россия желает мира и сохранения дружественных отношений со всеми сопредельными государствами, и если Англия не сумела внушить доверие эмиру — Россия, со своей стороны, не считает себя вправе отклонить попытки Афганистана к дружественному сближению с Россией»*. Вскоре, опираясь на поддержку Петербурга, эмир Хабибула демонстративно отказался от британских субсидий.

К концу XIX века началось активное проникновение основных европейских держав в распадающуюся китайскую Великую империю Цин. Экономика Китая находилась под контролем иностранного капитала. С 1894 по 1898 год Китай получил семь иностранных займов на общую сумму 54 млн фунтов стерлингов. Иностранные державы требовали предоставления монопольных прав внутри соответствующих «сфер влияния» и, возможно, более надежного отстранения не только других иностранцев, но и самих китайцев от любого участия в контроле или управлении какой-либо железной дорогой. Более всех стремилась занять господствующее положение в Китае Великобритания. Еще в 1885 году видный деятель консерваторов Р.-А. Гаскойн-Сесиль, третий маркиз Солсбери, заявил: «Держава, которая сможет лучше всех укрепиться в Китае, получит преобладание в мировой политике»*.

Летом 1894 года началась схватка между Японией и Китаем за влияние в Корее. Король Кореи обратился к правительству богдыхана с просьбой о помощи против крестьянского восстания, с которым сам справиться не мог. Пекин согласился и послал в Корею войска, о чем Сеул официально поставил в известность Токио, гарантировав, что китайские войска немедленно покинут территорию Кореи сразу после подавления мятежа. Хорошо организованная и вооруженная японская армия изгнала китайцев из Кореи и вторглась на китайскую территорию, очистив большую часть Маньчжурии, Ляодунский полуостров и порт Вэйхай. 1 (13) апреля 1895 года между Японией и Китаем был заключен Симоносекский мир, по которому Пекин должен был уплатить Японии огромную контрибуцию, признать независимость Кореи, отдать навечно остров Тайвань и весь Ляодунский полуостров.

В этих условиях князь А.Б. Лоба­нов-Ростовский предложил государю договариваться с японцами о разделе Северо-Восточного Китая. Россия должна была получить незамерзающий порт Лазарева в Корее и Северную Маньчжурию. Император Николай II решил передать окончательное решение вопроса на заключение Особого совещания, намеченного на 28 марта 1895 года. К моменту этого совещания позиции европейских государств по отношению к Японии резко изменились. Французский посол граф Гюстав Луи Монтебелло сообщил Лобанову-Ростовскому от имени своего правительства: «Так как для России занятие японцами Ляодунского полуострова (с портом Артур), а для Франции занятие Пескадорских островов представляются весьма нежелательными, то, если бы Япония не согласилась от них добровольно отказаться, можно было бы приступить к принудительным мерам»^[4].

На Особом совещании под председательством великого князя Алексея Александровича 30 марта (11 апреля) 1895 года А.Б. Лобанов-Ростовский доложил: «На сделанный нами через представителей наших в Лондоне, Берлине и Париже запрос о том, какого взгляда держатся Англия, Германия и Франция на происходящие ныне между Китаем и Японией переговоры о мире, великобританское правительство ответило, что оно не видит для себя оснований вмешиваться в эти переговоры; напротив того, Германия, относившаяся до начала переговоров совершенно безучастно к китайско-японской распре, заявила ныне о своей готовности присоединиться ко всякому шагу, который мы сочли бы необходимым сделать в Токио с целью побудить Японию отказаться не только от занятия южной части Маньчжурии с Портом Артур, но и от занятия Пескадорских островов. Такую внезапную перемену во взглядах германского правительства наш поверенный в делах в Берлине объясняет коммерческими интересами Германии на Дальнем Востоке, которые могли бы пострадать от усиления влияния Японии в Китае. Что касается Франции, то она изъявила согласие сообразовать свои действия с нашими»^[5].

Изменение позиции западных государств были вызваны опасением, что Россия сможет договориться с Японией и перестанет нуждаться в помощи западных государств, а те в свою очередь уже не смогут участвовать в разделе «китайского пирога».

Помощь, оказанная Китаю в смягчении последствий войны с Японией, существенно улучшила позиции России в Поднебесной. 13 ноября 1895 года Николай II в записке князю Лоба­нову-Ростовскому указывал: «Я думаю, что теперь именно время на переговоры с Китаем для получения концессии на постройку через Маньчжурию железной дороги из Забайкалья прямо на Владивосток»^[6].

В 1895–1897 годах Россия активно поддержала Корею, в отношении которой создавалась угроза захвата Японией. В мае 1896 года на коронацию Николая II было приглашено корейское посольство во главе с родственником короля Мин Ён Хваном. При встрече с царем корейцы обратились с просьбой прислать в Корею русских военных инструкторов и советников, организовать личную гвардию короля, сформировать корейскую армию в 6 тыс. человек, оказать помощь в строительстве в Корее телеграфных линий и выделить королевству заем в размере 3 млн иен для погашения долга Японии. Николай II согласился удовлетворить все эти просьбы. Вместе с тем на проекте полковника Д.В. Путяты по осуществлению вышеперечисленных мероприятий Николай II написал: «На этом остановиться». Царь полагал, что более глубокое проникновение России в Корею на этом этапе чревато осложнениями с другими странами, прежде всего с Японией. 5 декабря 1897 года Николай II утвердил устав Русско-Корейского банка, который получал право делать займы без жестких гарантий, приобретать концессии, давать обязательства, превышающие сумму его уставного капитала в 500 тыс. рублей, и финансировать ветку КВЖД в Корее.

Укрепление России в этом регионе вызвало сильное беспокойство у Великобритании. В ноябре 1899 года во время визита Вильгельма II в Лондон министр колоний сэр Дж. Чемберлен предложил кайзеру союз, целью которого было остановить продвижение России на Дальнем Востоке. В обмен на блок против России Берлину предлагались часть Марокко и поддержка в строительстве Багдадской железной дороги. Однако кайзер от подобного предложения отказался: подобная комбинация не соответствовала его планам переключения России с европейского на азиатское направление и ослабления Англии в Азиатском регионе.

Обстановка весьма благоприятст­вовала намерениям Николая II приобрести незамерзающий порт на Дальнем Востоке со свободным выходом в Мировой океан. Выбор места для порта был сделан в пользу Китая, а не Кореи. 15 марта 1898 года Пекин подписал с Россией конвенцию, по которой уступал ей в арендное пользование сроком на 25 лет порты Люйшунь (Порт-Артур) и Талиенван (порт Даль­ний) вместе с прилегающим к ним вод­ным пространством.

Убеждение Николая II в необходимости движения России в Азию вовсе не означало, что он готов был ради этого вести войну. Не была исключением и Япония. Государь делал все, чтобы добиться с ней компромисса. Он не желал, чтобы экспансия в Корее привела к войне с Японией. Тем более что в этот момент в Париже от имени своего правительства японский посланник предлагал союз и Франции, и России. В таких условиях занятие русскими корейского порта ухудшило бы русско-японские отношения и свело бы на нет первые слабые надежды договориться с Токио. К тому же Николай II не стремился к аннексии Кореи. Он лишь хотел сохранить там русские интересы и не допустить оккупации этой страны японцами. «Я не хочу брать себе Корею, — писал император еще в 1901 году принцу Генриху Прусскому, — но никоим образом не могу допустить, чтобы японцы там прочно обосновались. Это было бы casus beli. Столкновение неизбежно, но надеюсь, что оно произойдет не ранее чем через четыре года — тогда у нас будет преобладание на море. Это наш основной интерес. Сибирская железная дорога будет закончена через 5–6 лет»^[7].

Государь считал особенно важным, чтобы аренда Порт-Артура и Дальнего не была воспринята китайцами как посягательство на их права. В связи с этим контр-адмирал Ф.В. Дубасов в специальном послании известил местное население: «Ныне китайские войска уходят, и русские власти будут всячески защищать благонамеренных людей и поддерживать порядок в стране. Благонамеренные люди, продолжайте спокойно заниматься своими делами, а злые — бойтесь, ибо мы будем строго наказывать зло по законам обоих государств»^[8].

Занятие Порт-Артура вызвало силь­ное раздражение С.Ю. Витте. О своем крайнем недовольстве министр финансов поспешил сообщить в самой резкой форме английскому послу сэру Н.Р. О’Конору и германскому послу князю Г. фон Радолину, назвав операцию в Порт-Артуре ребячеством, которое «очень плохо кончится». Витте настолько потерял осторожность в своих высказываниях, что Николаю II пришлось его одернуть жестким выговором.

«Безобразовский кружок»: правда и вымыслы

С 1897 года корейский император Коджон начал по собственной инициативе широко предоставлять русским предпринимателям концессии на вырубку корейского леса. Великий князь Александр Михайлович писал Николаю II, что «по докладу вернувшихся членов экспедиции, отправленной осенью 1898 года в северную Корею для осмотра лесных богатств, оказывается, что русское обаяние в северной Корее очень сильно. Мысль, что мы должны ее занять, совершенно обычна не только у простонародья, но и у чиновников»*.

По соглашению с корейским правительством 9 сентября 1896 года была создана «Корейская лесная компания». Согласно этому договору компания получала преимущественное право вырубки лесов в верховьях реки Туманган, в бассейне реки Ялу, а также на острове Уллындо сроком на 20 лет. В 1899 году владелец концессии Ю.И. Бринер решил продать компанию и обратился с просьбой о посредничестве к исполнявшему обязанности русского консула в Корее Н.Г. Матюнину. Тот сообщил об этом давнему знакомому золотодобытчику В.М. Вонлярлярскому, а тот — А.М. Безобразову, который входил в близкое окружение министра императорского двора и уделов графа И.И. Воронцова-Дашкова.

У Безобразова родилась мысль использовать концессию Бринера для усиления военного и политического присутствия России в Корее под прикрытием охраны коммерческого предприятия. Для этого предполагалось на основе концессии Бринера создать «большую русскую промышленную компанию по образцу английских».

Идея А.М. Безобразова была поддержана графом И.И. Воронцовым-Дашковым, В.М. Вонлярлярским, Н.Г. Матюниным и В.К. Плеве, которых и принято называть «Безобразовским кружком». В советской историографии он долгое время считался чуть ли не главным виновником Русско-японской войны, однако на деле это не более чем очередной миф.

Этот миф был рожден еще С.Ю. Вит­те, действия которого по устройству Русско-Китайского банка на Дальнем Востоке «безобразовцы» жестко критиковали и считали чрезвычайно опасными для влияния России в этом регионе. В своих мемуарах Витте всеми силами представлял «безо­бразовцев» коварными, своекорыстными интриганами, поймавшими на свой крючок «доверчивого бедного Государя». На самом деле «Безобразовский кружок» своей государственнической позицией мешал своекорыстным интересам Витте, смотревшего на занятие Ляодунского полу­острова исключительно с позиций личных меркантильных интересов, связанных с его участием в деятельности Русско-Китайского банка.

«Безобразовцы» выступали за активизацию действий России в Маньчжурии, однако члены кружка понимали всю опасность открытой ее оккупации, которая могла спровоцировать войну с Японией. Не исключая, конечно, коммерческой выгоды от планируемой промышленной компании, члены кружка не преследовали меркантильных целей. Они стремились прежде всего к усилению русского влияния на Дальнем Востоке, в Китае и Корее при сохранении, по возможности, мирных отношений с Японией.

По планам А.М. Безобразова, предполагалось из небольшого частного предприятия по разработке леса создать большую Восточно-Азиатскую компанию по типу британской Ост-Индской, которая контролировала бы экономику и политику Кореи. Под видом служащих компании предполагалось ввести в места концессии 20 тысяч солдат и офицеров российской армии. Компания, помимо заготовки леса, должна была заниматься топографией, стратегическими дорогами, складами. Таким образом, русское правительство получало мощный военный и идеологический центр в Восточной Азии, с помощью которого к тому же предполагалось сдерживать возможное продвижение Японии на континент.

С этой идеей Безобразов пришел к министру иностранных дел графу М.Н. Муравьеву, но не нашел в его лице поддержки. Тогда кружок решил обратиться со своими предложениями напрямую к государю. Воронцовым-Дашковым была составлена пояснительная записка, которую он втайне от Витте 26 февраля 1898 года передал Николаю II. В ней говорилось: «Восточно-Азиатская компания создается не для обогащения отдельных лиц, но для самого насаждения русских идей. В руках компании должно сосредоточиться все влияние на общий ход дел в Корее»^[9]. «Безобразовский кружок» предлагал, чтобы компания находилась в государственном владении.

Николай II согласился с этими доводами и предложил выкупить концессию, однако указал, что компания должна оставаться формально частной собственностью. При этом деньги на выкуп компании (200 тыс. фунтов стерлингов) были отпущены из личных средств императора. Общий контроль за ее деятельностью был поручен великому князю Александру Михайловичу. 5 марта 1899 года тот писал государю в секретной записке: «Является настоятельная необходимость поддержать наше влияние в северной Корее и не дать нашим противникам возможность подчинить своему влиянию эту часть страны. Если продолжать действовать так, как мы действовали до сегодняшнего дня, то несомненно, что через весьма короткое время стараниями японцев и англичан северная Корея окажется в сфере их коммерческих интересов, и нам придется считаться в северной Корее не только с японцами, но и, что хуже, с англичанами. Время еще не упущено, есть возможности при помощи будущей Восточно-Азиатской компании прочно утвердиться в северной Корее и подготовить совершенно мирный переход ее в наши руки»^[10].

Главой предприятия должен был стать Н.Г. Матюнин, который дал личное обязательство вновь назначенному министру императорского двора барону В.Б. Фредериксу, что по первому требованию он должен передать права на концессию другому лицу, на которое укажет министр. Таким образом, цели и задачи «Безобразовского кружка» полностью опровергают версии о личной заинтересованности Безобразова и об «откатах» великим князьям за лоббирование проекта.

Сразу же после образования Вос­точно-Азиатской промышленной компании русское правительство стало вести переговоры с китайским правительством о возможности эксплуатации также и правого берега реки Ялу. Николай II осознавал, что после очищения Маньчжурии русскими войсками, согласно договору с Китаем, заслон на Ялу приобретает особую важность в «смысле предотвращения столкновений с Японией», которые уже неоднократно проходили на этом рубеже.

В связи с этим царь приказал: «Ныне же приступить к учреждению частного Общества для использования маньчжурских и корейских концессий. Со взятием Порт-Артура и постройкой Маньчжурской железной дороги, Государю Императору благо­угодно было указать, что устройство заслона в бассейне реки Ялу приобретает еще большее стратегическое и политическое значение как владение местностью, находящееся во фланге наших коммуникаций с Порт-Арту­ром»*. Разрешение китайских властей было получено в 1903 году. Управление всей компанией поручили одному из богатейших людей России — лесопромышленнику И.П. Балашову.

А.М. Безобразов 8 августа 1903 года послал министру иностранных дел графу В.Н. Ламздорфу записку, в которой «резюмировал свое принципиальное понимание вопросов на Дальнем Востоке»^[11]. В записке Безобразов отмечал: «Цель на Дальнем Востоке состоит в укреплении и обеспечении государственной границы при условии наименьших затрат в настоящем и наибольшей выгоды в будущем. Следовательно, наша цель не завоевательная, а устроительная. <…> Наша административная задача сводится к тому, чтобы под нашим началом жителям жилось лучше, чем это было до прихода нашей власти. На Дальнем Востоке это вполне достижимо путем ограждения жизни и собственности жителей от царящего там традиционного произвола. Центральное китайское правительство (Пекин) должно совершенно утратить свое положение по существу, но сохранить его по форме. В этом отношении у нас имеются налицо две правительственные организации: Русско-Китайский банк и Китайская восточная железная дорога. Вокруг этих учреждений, как около позвоночника, следует собрать согласованную между собой всю экономическую правительственную де­ятельность»^[12].

Таким образом, создание Восточ­но-Азиатской промышленной компании могло бы стать крупнейшей опорой Большой азиатской программы. Однако этого не случилось из-за стремительного сползания дальневосточного региона к войне с Японией. В условиях приближающейся войны смысл воздействовать на регион посредством «коммерческой» компании утрачивался.

На пути к войне

Вся совокупность фактов, предшествовавших Русско-японской войне, убедительно свидетельствует о том, что император Николай II военного столкновения с Японией не желал, хотя и готовился к возможному противостоянию. Государь придавал большое значение сохранению дружественных контактов с Японией, к которой относился с искренней симпатией еще с 1891 года, когда, будучи наследником престола, он посетил страну восходящего солнца. «Япония мне страшно нравится, — писал он императрице Марии Федоровне, — это совершенно другая страна, непохожая на те, которые мы до сих пор видели»^[13].

В конце XIX века Великобритания активно содействовала росту могущества Японии, рассчитывая, что она станет главным соперником России на Дальнем Востоке. 16 июля 1894 года Великобритания подписала с Японией равноправный торговый договор, который отменял наиболее кабальные статьи Ансэйских соглашений и тем самым выводил Японию из состояния полусуверенной страны. Новый договор был ратифицирован королевой Викторией всего через сутки. Этим шагом Англия открывала Японии возможность начать активную политику в регионе.

Николай II весьма серьезно воспринял вступление Японии в борьбу за передел мира. Еще до японо-китайской войны 17 августа 1894 года государь получил депешу посланника в Токио М.А. Хитрово, в которой тот писал: «В лице Японии нарождается новая сила, которая будет иметь огромное влияние на дальнейшие судьбы Дальнего Востока. Я сознаю, что, может быть, это не укладывается в головы, но рано или поздно с этим придется примириться»^[14]. Государь поставил на депеше помету: «Совершенно правильно! И с этой силой придется серьезно считаться»^[15].

В июне 1901 года ушел в отставку умеренный кабинет премьер-министра маркиза Ито Хиробуми. К власти пришли крайние милитаристы в лице главы правительства Кацуры Таро. Тем же летом японское правительство возобновило переговоры с Англией о союзе. Японская военная партия все больше набирала силу. Причем действовала она не только через официальные правительственные структуры, но и скрытно, через различные «общественные» организации. Наиболее агрессивная из них — «Национальный союз» — выступала с позиций «защиты целостности Китая» от русских и «цивилизаторской миссии Японии в Китае». Председатель союза принц Коноэ заявил: «Настоящее положение Маньчжурии несогласно с принципом сохранения целостности Китайской империи и является угрозой по отношению к Корее. Необходимо поэтому как можно скорее найти средство изменить это положение вещей»*. Каким образом Япония стремилась «изменять» положение вещей и как она собиралась бороться за «независимость и целостность» Китая, хорошо видно из задач, которые ставились «партией войны» перед военно-политическим руководством: «Для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сперва завоевать Китай»**. Окрыленная успехами в Китае и поддержкой, оказанной ей США и Великобританией, «военная партия» строила далеко идущие захватнические планы. Они были связаны с идеей создания «Великой Японии», которая должна была включить в свой состав Курильские острова, Сахалин, Камчатку, Тайвань, Корею, Маньчжурию и большую часть Восточной Сибири.

В 1902 году между Японией и Анг­лией был заключен военный союз, по существу направленный против России. Договор предусматривал право на противодействие «третьей державе» (имелась в виду Россия), «угрожающей интересам Японии или Англии». Если бы Россия решила противодействовать японской агрессии в Корее, то это можно было бы подвести под статью англо-японского договора. Он давал Японии возможность начать войну против России с большой долей уверенности, что никто в Европе не окажет ей военной поддержки из-за опасения войны уже не только с Японией, но и с Англией. Одновременно Токио был обеспечен английской финансовой поддержкой, поставками вооружения и получал возможность строить на британских верфях боевые корабли.

В результате последовательной политики Великобритании по сколачиванию прояпонской коалиции на Дальнем Востоке против России фактически объединились усилия трех держав: Японии, Великобритании и США. Франция, Германия и Австро-Венгрия сохраняли дружественный нейтралитет.

При таких обстоятельствах Япония начала готовиться к войне. Она взяла в долг на иностранных рынках 282 млн американских долларов, однако этой суммы было недостаточно. Глава японского правительства и министр финансов направили своих посланцев в Вашингтон и Лондон с просьбой о предоставлении дополнительных займов. Они были предоставлены Японии банками «Национальный городской банк» (National City Bank), «Национальный коммерческий банк» (National Commercial Bank), банковский дом «Кун, Лёб энд Компани» (Kuhn, Loeb & Co.). Все эти банки фактически принадлежали семействам американских банкиров, главным из которых был Якоб Генри Шифф, благодаря ему Япония получила от американских банковских домов кредит на общую сумму 200 млн долларов.

Обострение ситуации вокруг Маньчжурии

После поражения Ихэтуаньского восстания 12 августа 1900 года министр иностранных дел граф В.Н. Ламз­дорф уведомил иностранные посольства, что русские войска выводятся из Пекина и будут выведены из Маньчжурии, как только там будет восстановлен порядок. В конце октября 1900 года между наместником Квантунской области адмиралом Е.И. Алексеевым и китайским губернатором Мукденской провинции было заключено соглашение, которое фактически устанавливало русский протекторат над этой провинцией. Но под нажимом Токио и Лондона Пекин потребовал от России немедленной эвакуации своих войск из Маньчжурии. 26 марта (8 апреля) 1902 года было подписано русско-китайское соглашение, по которому Россия обязалась вывести свои войска из Маньчжурии к октябрю 1903 года. Японское правительство пригрозило России, что в случае невыполнения этого соглашения японская армия займет Корею. В ответ Николай II поручил А.Н. Куропаткину довести до сведения Токио, что он никогда не допустит японцев в Корею.

Россия продолжала оказывать давление на Пекин, требуя от него передачи Маньчжурии в аренду, что снимало необходимость вывода из нее русских войск. Планы России привели к общему протесту Англии, Японии и САСШ^[16]. Под их давлением Петербург был вынужден прервать свои переговоры с Пекином.

Против твердой политики в отношении Японии и усиления наших позиций в Маньчжурии выступил С.Ю. Витте. Ранее он постоянно убеждал государя в том, что господство России в Азии, Китае и Маньчжурии обес­печено, и требовал применить к Японии самые жесткие меры. На Особом совещании 30 марта 1895 года Витте объявил Японию «главным противником России» и заявил, что нужно любой ценой не допускать Японию на континент, даже путем «бомбардировки японских портов». Теперь же Витте демонстрировал полное упадочничество. Он заявил, что проникновение в Китай чревато опасностью ослабления России на Западе.

На совещании в Ялте 27 октября 1902 года под председательством Николая II С.Ю. Витте отверг целесо­образность любой активности России даже в Маньчжурии, а для укрепления позиций на Дальнем Востоке предложил построить Амурскую железную дорогу исключительно по российской территории.

Нельзя не согласиться с мнением доктора исторических наук И.В. Лукоянова: «Продолжая рассуждать о господстве в Маньчжурии, С.Ю. Витте признавал, что Россия не может ее захватить, так как это вызовет сильные протесты держав. Записка сановника ярко свидетельствовала о тупике, в который зашла его дальневосточная политика. Начав в 90-х годах ХIХ века с программы широчайшей экономической экспансии в Китае, к концу 1902 года он не мог предложить ничего иного, кроме уступок и отступления по всем направлениям»*.

Россия стремилась утвердиться в Маньчжурии и Корее, Япония старалась любой ценой не допустить этого. 5 (18) апреля 1903 года китайскому правительству была направлена российская нота, в которой говорилось, что дальнейший вывод войск обусловлен закрытием Маньчжурии для иностранной торговли. В ответ Англия, США и Япония заявили России протест против нарушения сроков вывода русских войск, а Китаю посоветовали не принимать никаких условий. Цинское правительство так и сделало, заявив, что будет обсуждать «любые вопросы о Маньчжурии» лишь «по эвакуации».

Подстрекаемые Лондоном и Вашингтоном японцы заявили, что отказ от эвакуации русских войск из Маньчжурии является следствием анти­японской политики России. Государь по этому поводу ответил: «Сожалительно, что совершенно закономерное появление русских лесопромышленников с охраною вызывает возбуждение умов в Японии. Надеюсь, что подобные недоразумения прекратятся, для чего я дал надлежащие указания министру иностранных дел для барона Розена»^[17]. В мае 1903 года сотня русских солдат, переодетых в гражданскую одежду, была введена в северную Корею. Под предлогом строительства складов для заготовленного леса было начато возведение военных объектов, что в Великобритании и Японии восприняли как подготовку России к созданию постоянной военной базы на севере Кореи.

Попытки царя сохранить мир

Перед лицом возрастающей военной угрозы Николай II делал все, чтобы избежать войны с Японией. 28 марта 1903 года на совещании с министрами он заявил, что «надо избегать повода к ссоре с Японией, что война с ней совершенно нежелательна»^[18]. 1 августа 1903 года на Особом совещании под председательством императора было окончательно решено не присоединять Маньчжурию к России, а войска отвести в полосу отчуждения КВЖД. Предполагалось отменить военное управление Маньчжурией, передать власть местной администрации в трех китайских провинциях, воздерживаться от всякой активной политики в Корее.

Осенью 1903 года Николай II вновь заявил, что он не желает войны России с Японией и не допустит ее. При этом Россия была вынуждена готовиться к войне как в дипломатическом, так и в военном отношении. На Западе был обеспечен дружественный нейтралитет Германии и Австро-Венгрии, на Востоке сильно укреплены русские военные позиции: усилены флот и материальная база армии, быстрыми темпами строились крупные железные дороги.

По тайному согласованию с английским правительством японский посланник в Петербурге Курино Синитиро 15 июля 1903 года передал министру иностранных дел В.Н. Ламздорфу «вербальную ноту» с сообщением, что «правительство Японии желает удалить из отношений двух империй любую причину недоразумения в будущем по положению дел на Дальнем Востоке, где встречаются их, России и Японии, интересы»^[19]. Японцы настаивали на следующих соглашениях:

1) о поддержании «равного благоприятствования для торговли и промышленности всех наций в Китайской и Корейской империях»;

2) о прокладке японской железной дороги из Кореи через КВЖД на со­единение с железнодорожной линией на Пекин и

3) о признании лишь «специальных интересов России в железнодорожных предприятиях в Маньчжурии».

По существу, это означало требование к России отказаться от своих гео­политических устремлений на Дальнем Востоке. Япония, подстрекаемая Англией и США, готовится к войне. Японцам было жизненно необходимо начать военные действия как можно скорее, пока Россия не сосредоточила на Дальнем Востоке внушительные силы. Японский флот под предлогом учений вошел в корейские воды.

Японское правительство представило русской стороне проект двустороннего договора, предусматривавшего признание «преобладающих интересов Японии в Корее и специальных интересов России в железнодорожных предприятиях в Маньчжурии»^[20]. Таким образом, Япония отказывала России в ее правах на Маньчжурию, соглашаясь лишь на признание КВЖД. 5 октября Россия предоставила Токио свой проект, в котором с оговорками выражала готовность признать за Японией преобладание ее интересов в Корее в обмен на признание Маньчжурии, лежащей вне сферы японского влияния. Таким образом, переговоры изначально выявили миролюбие России и готовность к компромиссам и ориентированность Японии на вой­ну. До самого начала войны Россия постоянно предпринимала шаги, чтобы ее предотвратить. Решающую роль в этом играла позиция императора, который напутствовал русскую делегацию пожеланием сделать все, чтобы «не было войны».

Министр иностранных дел В.Н. Ламздорф полагал, что излишне мягкая позиция барона Р.Р. Розена, главы русской делегации на переговорах с японцами, приведет не только к отдаче всей Кореи японцам, но и к прекращению переговоров. Ламздорф считал, что позиция России должна быть значительно более жесткой, особенно в отношении возможного захвата японцами Кореи, в противном случае переговоры надо прервать. Николай II ответил Ламздорфу: «Благодарю Вас, граф, за откровенно высказанное мнение. Тем не менее остаюсь при своем убеждении. Из продолжения переговоров, мне кажется, ясно видно миролюбие России и желание ее прий­ти к какому-либо соглашению с обезумевшей Японией»*.

В ноябре 1903 — декабре 1904 года Наместник на Дальнем Востоке Е.И. Алексеев указывал на все крепнущее нежелание японской стороны идти на какие-либо компромиссы. В январе 1904 года адмирал телеграфировал императору: «Переданные 31 декабря ответные предложения Японии, по существу, еще более притязательные и самоуверенные, чем прежде. Продолжение переговоров в этом направлении, по-видимому, не только не может привести к примирению обоюдных интересов и, следовательно, к достижению той цели, с которой они были начаты, но, напротив, ведет к постепенному обострению отношений и к более вероятному разрыву»^[21]. На эту телеграмму Николай II ответил: «Желаю, чтобы переговоры с Японией продолжались в дружественной форме»^[22].

Алексеев полагал, что схватка неизбежна, поэтому лучше нанести удар первыми. Однако он получил телеграмму от государя с категорическим предупреждением: войны он не желает и не допустит. Царь запретил Алексееву проводить в наместничестве любую мобилизацию, оставив это право за собой. 24 декабря 1903 года генерал-адъютант Алексеев телеграфировал Николаю II, что, по полученным им сведениям, нельзя уже более сомневаться в намерении Японии занять Корею и установить над ней протекторат. О высадке японского десанта сообщал царю и барон Розен. Государь ответил ему: «Высадка отряда японских войск в Корее не будет вызовом России. О нападении же на Порт-Ар­тур или Владивосток, по-моему, и ре­чи быть не может»^[23]. Николай II по­лагал, что, заняв часть Кореи, японцы удовлетворят свои амбиции, «нарыв лопнет» и в ближайшем будущем войны с Японией не будет. Через год-другой, считал Николай II, Россия укрепится на Дальнем Востоке настолько, что никакая война ей будет не страшна. Государь указал Е.И. Алексееву, что «надо приложить все усилия к тому, чтобы избежать войны, так как для России каждый год мирного времени составляет огромную выгоду», что «политика твердая, но вежливая по форме и не придирчивая в вопросах несущественных, лучше всего достигнет цели»; поэтому, отклоняя переговоры об эвакуации из Маньч­журии, так как это дело касалось только Китая и России, Наместнику указано было не считать за casus belli оккупацию японцами Кореи*.

По распоряжению Николая II русская делегация была готова идти на самые большие уступки японцам. Во время переговоров японская сторона выступила против русского предложения о нейтральной зоне в Корее. Несмотря на то что для России эта нейтральная полоса была очень важна, она была готова отказаться от этой статьи договора в обмен на признание японцами статьи об их отказе от притязаний на Маньчжурию.

Надеясь на сохранение мира, государь заявил 1 января 1904 года японскому послу С.Курино, что «Россия есть не только великая страна, но и часть света, и у такой державы, несмотря на все миролюбие, может наступить предел терпения»**. Японцы требовали, чтобы Россия допустила их к совместному контролю над Маньчжурией, на что посол Р.Р. Розен отвечал, что все вопросы по Маньчжурии Россия будет решать только с Китаем. Розен был сторонником жесткой позиции по отношению к Японии и полагал, что Токио не осмелится начать войну. Барон придерживался мнения, что «соглашение с Японией может состояться лишь совершенно в стороне от маньчжурского вопроса, на почве взаимных уступок в виде разграничения обоюдных сфер интересов в Корее, а отнюдь не на почве раздела Кореи с отдачей южной ее части Японии в виде компенсации за Маньчжурию»***.

Срок, в который Россия должна была вывести свои войска из Маньчжурии, истекал 25 сентября (8 октября) 1903 года. Так как этого не произошло, Япония заявила протест. В ответ Россия указала на несоблюдение Китаем условий эвакуации. Китайские войска концентрировались возле линии КВЖД. Зная изменчивость китайской политики, от цинского правительства можно было ожидать каких угодно провокаций. Николай II велел резко заявить Китаю, что, «если он не прекратит немедленно посылки войск к району возможных боевых действий, Маньчжурия будет присоединена к России немедленно»^[24]. Одновременно Япония заявила протест против действий России в Корее. На самом деле японские правящие круги искали лишь повода к войне.

В течение всего предшествовавшего войне января японцы вели постоянные консультации с Вашингтоном. 4 (16) января 1904 года барон Розен сообщал в Петербург, что ему стало известно «из достоверного источника, что между Токио и Вашингтоном в течение последних трех недель происходит оживленный ежедневный обмен телеграммами»^[25].

Та же информация содержалась в секретной телеграмме посла в Вашингтоне графа А.П. Кассини от 5 (18) января 1904 года: «Япония все время осведомляла и продолжает осведомлять Дж. Хея^[26] о ходе наших с нею переговоров. Хей, и без того японофил, очень польщен этим вниманием, сделанным с явным расчетом заручиться симпатиями Соединенных Штатов и подчеркнуть будто бы полное единодушие между Соединенными Штатами, Англией и Японией. Симпатии нынешнего вашингтонского кабинета ныне бесспорно на стороне Японии»^[27]. Американцы давали своим японским союзникам последние советы о том, как начать агрессию.

Японский министр иностранных дел Комура Масахико 22 января (5 февраля) 1904 года приказал главе японской делегации прервать «настоящие бессодержательные переговоры». 24 января (6 февраля) 1904 года Япония объявила о разрыве дипломатических отношений с Россией. Поздно вечером 25 января в Петербурге была получена нота японского посланника Курино Синитиро, в которой тот сообщал, что ему приказано покинуть Петербург со всей японской миссией.

Совещание по японскому вопросу состоялось у царя 26 января. На совещании Николай II поставил перед министрами вопрос: следует ли допустить высадку японцев в Корее или принудить их силой отказаться от этого замысла? Ламздорф и Куропаткин считали, что нужно делать все, чтобы войны избежать, на что государь ответил: «Разумеется». Но когда тот же Ламздорф стал говорить о посредничестве, Николай II перебил его: «Поздно. Японцы уже высказали мнение, что не примут посредничество. Они действовали теперь глупым образом». Тем не менее поздно вечером 26 января государь разрешил русскому послу в Лондоне графу А.К. Бенкендорфу обратиться к английскому министру иностранных дел лорду Лансдауну с просьбой о посредничестве для предотвращения конфликта. Об этом же Лансдауна просил и французский посол. Британский министр ответил, что Япония не желает ничьего посредничества и уже поздно что-либо изменить.

Вечером 26 января Николай II послал адмиралу Е.И. Алексееву телеграмму. В ней говорилось: если японцы сами не начнут военных действий флотом или десантом, Алексеев не должен допускать высадки японцев на западном берегу Кореи выше 38-й параллели. Высадку в южной Корее и Чемульпо — допускать. Если японские войска начнут движение в сторону северной Кореи, то это не считать за открытие военных действий.

Начало войны

Николай II сделал все от него зависящее, чтобы избежать войны с Японией, и был готов идти на самые большие компромиссы. Фактически Японии отдавалась большая часть Кореи, учитывались ее интересы и в Китае. От японской стороны требовалось лишь признание русских интересов в Маньчжурии и на Ляодунском полуострове. Но Япония не допускала никакой возможности компромиссов с Россией. Заручившись поддержкой Великобритании и Соединенных Штатов, японцы хотели начать военные действия как можно скорее, пока Россия не сосредоточила на Дальнем Востоке внушительные силы. В ночь с 26 на 27 января 1904 года без объявления войны японский военный флот атаковал русские боевые корабли, стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура.

Понять позиции обеих сторон конфликта дают возможность и их планы, а также соотношение сил на момент начала войны. Готовясь к войне с Россией, Япония преследовала следующие цели: уничтожить русский Тихоокеанский флот, захватив его базу в Порт-Артуре, и уничтожить русские силы в Маньчжурии. Главной целью кампании для Японии было вытеснить Россию из Китая, Маньчжурии и Кореи.

Составленный же в русском Главном штабе в сентябре-октябре 1903 года план войны с Японией предусматривал сосредоточение главных сил в районе Ляояна, Хайчена и ведение оборонительных боев до тех пор, пока не будет создано значительное численное превосходство над противником, достаточное для перехода в наступление. Это наступление должно было привести к вытеснению японских войск из Маньчжурии и Кореи. Предполагалось, что главные силы противника будут брошены или против Порт-Артура, или против Маньч­журского отряда. План не учитывал возможности одновременного наступления японцев на двух направлениях. Не предусматривалась и возможность высадки противника в Корее еще до объявления войны. Генерал А.Н. Куропаткин докладывал царю: «Мы должны держаться против Японии оборонительного способа действия. Хотя мы и выдвинем свои войска на линию Мукден — Ляоян — Хайчен, но отстоять Южную Маньчжурию в первом периоде войны, если туда вторгнется вся японская армия, не сможем. Мы должны готовиться, что Порт-Артур будет отрезан на довольно продолжительное время, и, не допуская наши войска до частного поражения, должны отступать по направлению к Харбину до тех пор, пока прибывшими с тыла подкреплениями не будем усилены настолько, что получим возможность, перейдя в наступление, разгромить японцев»^[28].

Те же мысли излагал еще в мае 1903 года начальник Главного штаба генерал-адъютант В.В. Сахаров: «Наш вероятный враг, Япония, в случае вооруженного с нами столкновения будет первое время иметь значительное превосходство в силах… Поэтому до прибытия подкрепления из Сибирского [военного] округа и из Европейской России мы на Дальнем Востоке должны будем занимать строго выжидательное положение и главнейшая наша задача будет клониться к тому, чтобы не дать противнику возможности сколько-нибудь серьезных над нами успехов. Только по сосредоточению достаточных сил мы будем вправе приступать к решительным действиям и искать боевых столкновений, дабы одержать успех, лишить противника всех достигнутых им выгод. <…> За это время мы можем понести значительные жертвы, до потери Порт-Артура включительно»^[29].

Стратегические планы русского командования хорошо видны из записки А.Н. Куропаткина на Высочайшее имя: «Важнейшей нашей задачей в начале войны должно служить сосредоточение наших войск. Для достижения этой задачи мы не должны дорожить никакими местными пунктами, никакими стратегическими соображениями, имея в виду главное — не давать противнику возможности одержать победу над нашими разрозненными войсками. Только достаточно усилившись и подготовившись к наступлению, переходить в таковое, обеспечив себе насколько возможно успех»*. 14 января 1904 года план стратегического развертывания, подписанный наместником, был утвержден императором Николаем II.

На момент начала боевых дейст­вий Япония на суше (не говоря уже о ситуации на море) обладала подавляющим превосходством над русскими войска­ми, имея 380 тыс. человек против 134 тыс. (в том числе 98 тыс. собственно войск и 24 тыс. охранных отрядов Транссиба) и 820 орудий против 148.

Портсмутский мир

Особое место занимает история военных действий на суше и на море во время Русско-японской войны. Здесь также остается большое количество вопросов, связанных с повсеместным преувеличением успехов японской армии, а также с муссированием якобы «катастрофических» поражений воору­женных сил Российской империи. Поскольку анализ военных операций требует отдельного исследования, здесь мы не будем подробно на них останавливаться, а сосредоточимся на политической составляющей конфликта.

Император Николай II осознал необходимость прекращения войны с Японией сразу после гибели 2-й Тихоокеанской эскадры. При встрече с В.Н. Коковцовым он сказал, что «не видит теперь надежды на скорую победу и думает только о том, что нужно тянуть войну, доводить японцев до истощения и заставить их просить почетного для нас мира»^[30]. На записке графа В.Н. Ламздорфа, испрашивавшего мнение о возможности заключения мира, Николай II написал: «Я готов кончить миром не мною начатую войну, если только предложенные условия будут отвечать достоинству России. Я не считаю нас побежденными, наши войска целы, и я верю в них»^[31]. Государь был готов идти на уступки в Корее, так как «это не русская земля».

Осознание необходимости заключения мира с Японией далось государю крайне тяжело. Рушилась одна из главных задач его царствования: «прорубить окно в Азию». Причем рушилась не столько в силу поражения вооруженных сил (обстановка на фронте вполне позволяла продолжать войну), а в первую очередь по причине смуты, опасности гибели государства. Второй причиной была финансовая удавка, которую накинули на Россию западные державы. Избавиться от нее, не прекращая войны, было невозможно.

Между тем в случае заключения позорного мира с Японией (с потерями территорий и контрибуциями) реакция русского общества была бы непредсказуемой. Впрочем, такого мира государь не собирался заключать ни при каких условиях. На Особом совещании 24 мая 1905 года Николай II выслушал мнения своих военачальников, многие из которых были категорически против заключения мира. Член Государственного совета генерал от инфантерии Х.Х. Рооп заявил: «Я не могу согласиться с тем, чтобы немедленно просить мира. Попытка предложить мирные условия есть уже сознание бессилия. Ответ будет слишком тягостным»^[32]. Генерал-адъютант адмирал Ф.В. Дубасов: «Несмотря на тяжелые поражения на суше и в особенности на море, Россия не побеждена. Мало того, Россия, продолжая борьбу, непременно должна победить врага. Наше движение на восток есть движение стихийное — к естественным границам; мы не можем здесь отступать, и противник наш должен быть опрокинут и отброшен»^[33]. По существу, за заключение мира высказались великие князья Владимир Александрович и Алексей Александрович. Последний заявил, что «в случае продолжения войны положение Владивостока, устья Амура и Камчатки будет весьма опасное; нет сомнений, что японцы обратят туда все свое внимание, и положение армии будет тяжелое, так как она не в состоянии будет помочь»^[34].

В начале июня в Петергофе состоялась встреча Николая II с представителями оппозиционного общества. Выступивший от имени делегации князь С.Н. Трубецкой сказал: «Мы знаем, Государь, что вам тяжелее нас всех… Крамола сама по себе не опасна… Русский народ не утратил веру в Царя и несокрушимую мощь России… Но народ смущен военными неудачами: народ ищет изменников решительно во всех — и в генералах, и в советчиках ваших, и в нас, и в господах вообще… Ненависть, неумолимая и жестокая, поднимается и растет, и она тем опаснее, что вначале она облекается в патриотические формы»^[35].

Германский кайзер 22 мая передал своему «приятелю» президенту Рузвельту, что он «признает положение России настолько серьезным, что <…> жизнь Царя окажется в опасности». В те дни кайзер и президент США Т. Рузвельт действовали заодно. 24 мая, через два дня после письма Вильгельма II Рузвельту, американский посол в Петербурге Дж. Мейер по поручению Рузвельта добился аудиенции у государя. Американский посол убеждал царя в необходимости созыва конференции по условиям мира с Японией. Николай II согласился на проведение конференции при условии, что в ее работе не будут участвовать посредники, а требования Японии будут известны заранее.

Необходимость заключения мира с Японией ставила перед императором Николаем II задачи чрезвычайной сложности. Трудно было рассчитывать, что японцы согласятся на приемлемые для России условия, ведь в России ничего не было известно о том, что Япония находится на грани экономического коллапса и остро нуждается в мире. Сама же Япония громогласно требовала от России большой контрибуции и внешне была настроена воинственно. Ее в этом поддерживала Англия, не зная, что Япония уже обратилась к США с просьбой о посредничестве в заключении мира с Россией. 29 июня (11 июля) Япония получила в Лондоне новый заем в 30 млн фунтов, что в финансовом отношении на какое-то время развязывало ей руки для продолжения войны с Россией. Рузвельт через германского посла в США передал кайзеру для русской стороны: «Царь должен отчетливо понять, что эта война проиграна, мир должен быть подписан с ясным осознанием того, что японцы — победители»*.

Местом мирных переговоров русская делегация выбрала сначала Вашингтон, а затем американский Порт­смут. Государь назначил главой делегации С.Ю. Витте. В данном случае это был очень удачный выбор: Витте слыл в США «убежденным либералом» и прогрессивным государственным деятелем. 29 июня государь вызвал к себе Витте и объявил ему о назначении главным уполномоченным по ведению переговоров с Японией. При этом Николай II сказал, что он желает искренно, чтобы переговоры пришли к мирному решению, но только «он не может допустить ни хотя бы одной копейки контрибуции, ни уступки одной пяди земли»**. Перед отъездом в Портс­мут Витте получил от государя руководящие указания.

Переговоры о мире начались 28 июля 1905 года в Адмиралтейском дворце Портсмута. Японская сторона выдвинула целый ряд достаточно жестких требований, включавших в том числе передачу Сахалина, а также выплату контрибуции. Выполняя инструкцию царя, Витте в самом начале мирной конференции подчеркнул: в войне нет победителей и побежденных, а есть обоюдное стремление прекратить кровопролитие. Как верно пишет академик А.Н. Сахаров: «Ход переговоров убедительно показал, что Портсмутский мир вырос на почве общей заинтересованности непобедившей Японии и не проигравшей войну России»^[36].

Перед главой японской делегации Комурой Дзютаро микадо тайно поставил жесткую задачу: заключить мир любой ценой. Государь такой задачи Витте не ставил. Получив 29 июля 1905 года телеграммой японские требования, Николай II целиком вычерк­нул пункты 5, 7, 9, 10, 11, а пункт 8 — начиная от слов «при условии». Николай II написал на полях телеграммы: «Конечно, эти условия неприемлемы, те, которые мною отчеркнуты»^[37].

Тем временем японская делегация настаивала на своих требованиях. 5 августа стало ясно, что конференция зашла в тупик. Ответ императора Николая II на телеграмму кайзера был твердым и однозначным: «Всякий порядочный русский согласен продолжать войну до конца, если Япония будет настаивать на двух пунктах: ни пяди нашей территории, ни одного руб­ля вознаграждения за военные расходы. А именно в этом Япония не желает уступить. Меня же никто не заставит согласиться на эти два требования. Поэтому нет надежды на мир в настоящее время. Ты знаешь, как я ненавижу кровопролитие, но все же оно более приемлемо, нежели позорный мир, когда вера в себя, в свое Отечест­во была бы окончательно разбита»^[38].

Уговаривать государя 10 августа прибыл американский посол Дж. Мейер, два часа убеждавший Николая II согласиться на выплату Японии контрибуции и передачу ей Сахалина. Николай II стоял на своем: «Россия не побежденная нация, она не находится в положении Франции 1870 года. Если понадобится, я сам отправлюсь на фронт». Мейер указывал, что южная часть Сахалина была в русских руках всего тридцать лет*, что Россия без флота все равно не имеет шансов вернуть остров. Николай II ответил, что в виде крайней уступки он готов согласиться на отдачу южной части Сахалина, но при условии, если японцы обязуются не укреплять ее, а северную половину вернуть без всякого вознаграждения.

Напрасно Рузвельт посылал новую телеграмму Мейеру, обращая внимание царя на то, что Россия рискует потерять Владивосток и всю Восточную Сибирь. 12 августа Николай II написал письмо графу Ламздорфу, в котором дал окончательные указания по поводу условий мира: «Необходимо окончить происходящие переговоры, ясно и категорически объяснив Президенту, что Россия далее того, что я сказал г. Мейеру, не пойдет. И так уже, в моих глазах, сделана огромная уступка в том, что я соглашаюсь на удержание Японией южной половины Сахалина, но, разумеется, без малейшей уплаты денег за сохранение в нашей власти северной половины. Я допускаю широкое возмещение нами Японии расходов ее по содержанию наших пленных, широкое, но разум­ное. Настаивать же на других денежных обязательствах напрасно — мною сказано последнее слово, и от него я ни за что не отступлю. Представляю Президенту и всему миру судить, насколько благородно желание японцев во что бы то ни стало добиться получения денег — даже путем продолжения войны. Конечно, важно щадить самолюбие Президента, но для меня неизмеримо важнее и дороже заботиться и стоять на страже пользы и достоинства России»^[39].

Русская делегация выдвинула япон­ской стороне свои условия мира (16 августа): Россия отказывала в контрибуции, соглашаясь только уплатить за содержание русских пленных в Японии; она соглашалась уступить южную часть Сахалина при условии безвозмездного возвращения северной и обязательства не возводить на острове укреплений и гарантировать свободу плавания по проливу Лаперуза. А.Н. Сахаров пишет, что русской делегации не было известно о готовности Японии отказаться от Южного Сахалина. «По тайному наказу своего правительства Комура должен был поступиться и Южным Сахалином, и Курильскими островами (это стало известно лишь в наши дни)»^[40].

«Российские уполномоченные име­ют честь заявить по приказу своего Августейшего Повелителя, что это — последняя уступка, на которую Россия готова пойти с единственной целью прийти к соглашению»^[41]. Россия также отвергла японские требования о выдаче судов, укрывшихся в нейтральных портах, и об ограничении своего флота на Дальнем Востоке. Наступила длинная пауза. Затем глава японской делегации Комура ровным голосом объявил, что японское правительство в целях восстановления мира принимает эти условия. Как пишет С.С. Ольденбург: «Присутствующие, — и в том числе сам Витте — были ошеломлены. Никто не ожидал, что японцы откажутся от контрибуции и согласятся безвозмездно возвратить половину захваченного ими острова! Витте весьма быстро освоился с положением и уже в беседе с журналистами умело приписывал себе всю заслугу этого успеха. Между тем внезапное решение японской делегации только показало, насколько Государь более правильно оценивал шансы сторон. Его готовность продолжать войну была реальной, в то время как со стороны японцев было немало блефа»*.

Мирный договор был подписан 23 августа (5 сентября) 1905 года. Россия уступила Японии свои арендные права на Ляодунский полуостров и Южно-Маньчжурскую железную дорогу, соединявшую Порт-Артур с Китайско-Восточной железной дорогой. Россия также признала Корею японской зоной влияния. Несмотря на кажущиеся успехи, приобретения Японии от войны были минимальными. Ее потери убитыми, умершими от ран и болезней составили 261 429 человек. Примерно 1,5 млн человек за время войны были оторваны от производительного труда. Государственный долг возрос с 600 млн до 2400 млн иен. Курс национальной валюты резко упал. Известия о мире вызвали в японском обществе чувство глубокой горечи. В стране был траур, среди офицеров были часты случаи самоубийства (харакири).

Произошло, казалось бы, немыслимое: Россия, которой все пророчествовали страшное поражение, потерю территорий, полную утрату влияния в мире, вышла из войны непобежденной. Заслуга в этом в первую очередь принадлежит императору Николаю II, который своей непоколебимой, решительной верой в Россию спас ее от позора и унижения. В.Н. Коковцов писал, что «соглашение это состоялось главным образом потому, что Государь проявил величайшую настой­чивость»**. Хотя заслуга С.Ю. Витте заключалась в том, что он смог полностью выполнить данные ему царские указания, русское общество именно его встречало как «спасителя России», и новоиспеченный граф сам в это быст­ро уверовал. В.Н. Коковцов писал, что в мемуарах Витте «не нашлось места слову справедливости в пользу Государя, а все приписано себе»*.

Император Николай II 18 августа 1905 года издал манифест об окончании войны с Японией. «16 августа японское правительство уступило по всем предъявленным Нами условиям и настаивало лишь на возвращении ему той захваченной японскими войсками южной части острова Сахалина, которая уже принадлежала Японии до 1875 года и была уступлена России по взаимному договору того же года. По долгу совести Моей перед Богом и перед лицом всей России Я не признал возможным подвергать испытанные доблестные войска Мои и дорогую Нам Родину бесконечным ужасам и жертвам войны ради сохранения части отдаленного острова, уступленного Нам Японией в 1875 году, особенно ввиду обязательств, которые японское правительство взяло на себя по отношению этого острова»**.

Потери России в войне погибшими и умершими от ран составили 194 959 человек. Экономика России практически не испытала на себе влияния войны. Курс рубля был по-прежнему высок. Современный писатель К.Б. Раш верно пишет, что император Николай II проложил к берегам Сибири стальной путь и создал Сибирскую флотилию и Тихоокеанский флот. Царь спешил и рвался к Тихому океану, среди взрывов бомбистов. Но тайные враги России решили во что бы то ни стало опередить Царя, не дать ему твердо закрепиться на Русском Востоке своей державы.

Русские войска, вопреки клеветникам, не были разгромлены ни в одном из восьми сражений на суше. Они несли потери, стратегически отступали по воле Куропаткина, изматывая противника и накапливая силы. Русская армия преодолела тяготы и сосредоточилась для решающего удара. Нанести его не позволили те страны, которые будут лжесоюзниками России в Первой мировой войне. Революционеры и оппозиция продолжили раздувать миф о «поражении царизма» и о «национальном позоре», постигшем Россию, хотя именно их подрывная деятельность вынудила царя пойти на переговоры и закончить войну.

Мультатули Петр Валентинович

Залесский Константин Александрович

журнал «Москва»