Синее, темнеющее небо и легкие розовые облака. В стеклянной глубине мартовской лужи. У мокрых стволов растаявших деревьев. Эти стволы темными следами кисти на поверхности талой воды. Расходящимися линиями по всей сине-розовой акварели. Размякшая земля с грязными остатками ледяшек от лужи до асфальтовой дорожки. Тепло. Московский март словно на окраине приморской деревни. Сыроватый речной ветер. Москва-река и теплоход до Питера. Хотя еще два месяца до начала навигации. Неважно. Главное — отсюда есть выход к морю. От этой большой мартовской лужи можно выйти к Финскому заливу. Там синяя Балтика. И, обогнув Скандинавию, — в стылое дыхание северных морей. Добраться бы до Оби. В Барнауле, где Алтай, Обь — глубокая, мощная. И судоходная до самого впадения в Северный Ледовитый. Смотришь с моста в Барнауле, дух захватывает. Гудит течение и вот бы сюда катером через три тысячи тысячи километров из Северного Ледовитого. Здесь-то уже все рядом, все родное. Барнаул, Иркутск, Чита, Благовещенск, Хабаровск, Уссурийск, Владивосток… А северным путем — в Петропавловск-Камчатский. На Камчатке — сугробы. Здесь лужи только в апреле появятся. В Петропавловске мамы с колясками гуляют по берегу океана. Прямо по мелкой гальке вдоль прибоя. С легким хрустом приминают колесами камешки. Словно в московском дворике с качелями. На Камчатке огромные сопки. Из одной тянутся облака дыма. Гейзеры. Горячие прозрачные источники в пару среди сугробов. Горячая вода, большущие снежинки, темно-синее вечернее небо и пухлый воробей на тяжелой ветке ольхи… Там у океанских берегов…
…Никольский храм. Внизу Москва-река. Если ты вчера вернулся из Владивостока, где год жил у океана, Москва-река вдоль Котельнической набережной кажется бухтой Золотой Рог.
А если ты полжизни на берегу океана, с самого рождения? Потом, всю оставшуюся жизнь ищешь выход в море. И даже в мартовской луже видишь Амурский залив…