Яркий в солнце день. Солоноватый морской воздух полон июньской свежести. В тени под ветвями старого вяза сидит на металлических ограждениях человек с костылем. Неподалеку от паперти старой приморской церкви. Вроде бы обычная картина. Нередко так сидят у церквей люди, которые просят денег. Вот и этот человек окликнул меня: «Помоги копеечкой!» И отчего-то захотелось дать мелочи этому человеку.
— Крест есть на тебе? – спрашиваю, насыпая металлических монет в грязную кружку.
От человека потянуло запахом вина.
— Крест у меня здесь, — он хлопнул себя широкой ладонью по груди.
— А нательный крестик есть?
— Есть цепь, а креста — нет!
На крепкой шее этого совсем нестарого, но явно побитого жизнью, человека виднелась широкая мельхиоровая цепь. Явно не для креста.
— Зачем тебе этот ошейник? Что ты, пес что ли? Ты же человек!
— Да, я – человек, — угрюмо отвечает собеседник, слегка попахивающий вином. Какие-то мысли нахмурили его давно небритое смуглое лицо. На переносице старый шрам. Крепкие руки в давно заживших порезах. – А хочешь, я сейчас сорву с себя эту цепь?! Он зло и сильно сжал широкий тускло поблескивающий браслет, охватывавший борцовскую шею. Рывком разорвал этот блестящий предмет, отбросив его в траву.
– Куплю себе крест, — твердо произнес он.
Я спросил его имя.
— Николай, — ответил он спокойно, словно преобразившись.
Потом от каких-то мыслей Николай снова нахмурился. По загорелому в шрамах лицу потекли слезы. Он тут же вытер их.
— Вот скажи, зачем он меня так бил? Зачем? Смотри, — Николай наклонил голову. На затылке проступала давно запекшаяся кровь. Явно после сильного удара. – Он об меня костыль сломал. Я уже лежал, а он все бил. Зачем?
Мне казалось, не столько обида, сколько искреннее недоумение одолевали Николая.
— Я в ДШБ служил. На границе с Таджикистаном, — неожиданно сообщил Николай, видимо имея внутри какой-то стержень, на котором он еще удерживал представление о себе как о личности.
— А ты какого года рождения? – спрашиваю.
— Восемьдесят третьего.
Ответ меня поразил. Оказалось, что этому пожилому человеку всего тридцать четыре года.
— Дурак ты, Коля, — сказал я ему с досадой, что он еще крепкий парень, бомжует, попрошайничает и пропивает свою жизнь. Сказал, а самому отчего-то стало стыдно.
— Да, дурачок,- с горечью и смирением ответил Николай. Потом он, подняв голову и, о чем-то думая, смотрел на сияющие над синим заливом купола храма.
— Слушай, ты иди в церковь, ползи туда. И Господь Сам все сделает. Все наладит, — сказал я ему.
— Да я итак там. Я весь там, — он пронзительно посмотрел на меня. Ясные светло-голубые глаза. Помятый бомж Николай, который, я не сомневался, когда-то служил в ДШБ. Он смотрел светлым и добрым взглядом. Смотрел так, как будто внимательно вглядывался в душу…
Он ни о чем не просил меня. И ни в каких моих советах не нуждался.
Зачем он окликнул меня? Зачем попросил какие-то жалкие копейки? Может быть, кто-то уверенно скажет, что «он просто сидел и собирал на бутылку», что «он молодой крепкий парень и мог бы работать, а не попрошайничать», что «вообще никакого внимания не нужно было обращать на него». Мол, сколько их – сидят, просят, а работать не хотят. Но, чувствовал я, что все это не так. Чувствовал, что любой может оказаться на его месте. Чувствовал, что не так уж виноваты эти крепкие русские парни, которые где-то когда-то служили, трудились, а сейчас спиваются, наркоманят, сходят с ума… Виноваты не только они. Виноваты мы все. Как у Достоевского, «каждый единый из нас виновен за всех и за вся на земле…»
Разве мы не виноваты в такой жизни этого Николая? Сколько толковых русских парней, отслуживших в армии, в ее элитных частях болтаются по России! Одни трудятся в охране. И нередко «обеспечивают безопасность» каких-то проходимцев, разжиревших на торговле национальными запасами. Другие – сами участвуют в воровстве и криминале. Третьи – вот так как Николай. Есть, конечно, еще те, кто служит Отечеству, растит хлеб и детей… Но, таких мало. Пока ненужный «дальневосточным проектам» Николай получает костылем по голове, Приморский край заселяют иностранцы. Николай мог бы трудиться получше завезенных сюда гостей из Средней Азии. Но, скажете вы, он ведь не хочет… Не хочет? А кто его звал на работу? Кто всерьез занимался его судьбой?
…Яркое солнце в куполах. Их сияющие отражения в синей океанской воде залива Петра Великого. И взгляд тридцатилетнего бомжа Николая, который служил в десантно-штурмовом батальоне. Взгляд такой, будто Сам Господь посмотрел. Посмотрел и спросил: «Ну, что же вы, русские?»
Романов Игорь Анатольевич, «Берег России»