Кузнецов Михаил Николаевич, Шайрян Павел Георгиевич. К 106 годовщине убийства Царской Семьи: непрекращающееся сокрытие следов преступного злодеяния

К 106 ГОДОВЩИНЕ УБИЙСТВА ЦАРСКОЙ СЕМЬИ:

НЕПРЕКРАЩАЮЩЕЕСЯ СОКРЫТИЕ

СЛЕДОВ ПРЕСТУПНОГО ЗЛОДЕЯНИЯ

В последнее время в публичном пространстве появились парадоксальные мнения о событиях, которые последовали после  Богоборческого государственного переворота 2(15) марта 1917г. и отстранения его заговорщиками венценосного монарха Императора Всероссийского Николая II от фактического осуществления принадлежащей ему по праву родового наследования верховной самодержавной власти. Не меньшее, если не большее внимание продолжает уделяться распространению самых разнообразных подложных материалов в целях фальсификации событий цареубийства в ночь с 16 на 17 июля 1918 г.

За убийством Августейшей Семьи последовало не прекращающееся  до сих пор системное сокрытие следов тайны масонского злодеяния. На эти цели выделяются громадные деньги, задействуются частные возможности заинтересованных лиц и государственные силы. Масштаб сокрытия преступления цареубийства во времени и пространстве не имеет себе равных в российской истории. Предпринимаемые  в этом отношении меры существенным образом  заслоняют правду, опутывая сатанинским дурманом русское национальное правосознание. Они продолжают калечить  духовную жизнь дорогого нам Отечества, провоцируют  как никогда опасный церковный раскол и общественный разлад, готовят почву для государственной смуты в опаснейший момент боевого противоборства с разрушительными силам западного военного альянса.

Сокрытие глубинных причин государственного переворота и преступления цареубийства охватывает громадный пласт подложных документов и материалов, недостоверных вещественных доказательств и свидетельств. Даже их краткое перечисление дает представление о безпрецедентных масштабах этой  тайной и открытой преступной деятельности. Она началась с распространения  слухов о якобы имевшем место  отречении  монарха от Престола, затем об изменении военной обстановки вокруг Екатеринбурга, что послужило  для самочинного решения Уралсовета о расстреле  Царской Семьи, оставляя в стороне истинные причины и стоявших за этим решением лиц. Затем  был пущен слух о расстреле Николая  II и спасении Его Семьи, затем  о спасении лишь Великой Княгини Марии. Была проведена  тайная операция по  сожжению тел,  созданию ложной могилы, уничтожению  свидетелей и лиц, способных пролить свет на  события   цареубийства.  Следователь Н.А.Соколов был лишен жизни во Франции в 1924 г. Такая же участь постигла и ряд иных лиц.

С начала  70-х гг. ХХ  в. вновь начинается активная деятельность по сокрытию преступления цареубийства с дальним прицелом на  подлог с «екатеринбургскими останками». В 1972 г. был запущен пробный шар. В журнале «Звезда», 1972 (No8-9), 1973 (No7-10) публикуется антиисторическая пропагандистская книга М.К. Касвинова «Двадцать три ступеньки вниз», полная  ложных сведений о царствовании Николая II.

В 1975 г. Политбюро ЦК КПСС  принимает решение о сносе Ипатьевского дома, который разрушается спустя два года, в 1977 г. Снос дома исключил возможность проведения  экспертиз, включая баллистическую экспертизу и криминалистическое исследование следов крови с целью реконструкции обстоятельств события преступления, то есть, установления  истинной картины цареубийства современными средствами. Кстати говоря, до сих пор засекречены результаты работы комиссии под руководством профессора Малахова, специалиста по подземным ходам, шахтам и пустотам в стенах. Эта комиссия занималась изучением дома Ипатьева,  его подземных сооружений и подвалов в 1975-1976 гг. накануне сноса. В результате доказательства, которые могли  пролить свет на характер  события преступления, были уничтожены.

В 1978 г. книга М.К. Касвинова публикуется отдельным изданием. Впоследствии она издается еще несколько раз, общим тиражом  около миллиона экземпляров, что  свидетельствует о  серьезном политическом заказе в рамках неординарной идеологической операции по сокрытию истины о цареубийстве.

В 1979 г. инспирируется незаконное вскрытие могилы неизвестных лиц, останки которых приписываются Царской Семье, затем их закапывают  и повторно вскрывают в 1991 г. Все это делается в нарушении действовавшего на тот период времени  уголовного законодательства, запрещавшего  вскрытие могилы с целью осмотра трупа без постановления следователя. Совершившие уголовное преступление Г.Рябов и А.Авдонин, подпадающее под ст. 229 УК РСФСР «Надругательство над могилой», до сих пор легендируются как глубокие исследователи  цареубийства, сумевшие обнаружить «нужную могилу в правильном месте». Понимая, что  костные останки неизвестных людей трудно  выдать за царские,  делается следующий спланированный шаг.

В 1993 г. прокурор-криминалист В.Соловьев, не имевший  необходимых должностных полномочий следователя, в нарушении действующего УПК РСФСР, незаконно возбуждает уголовное дело и начинается  расследование, которое сопровождается  рядом экспертиз, выводы которых, в силу законодательства РСФСР и РФ не являются законными, а значит, их содержательный контент нельзя считать обоснованным. Такую же оценку  следует дать и  последующему  расследованию, также незаконно возобновленному в 2015 г.

   Все эти действия и события сопровождались и продолжают сопровождаться до сегодняшнего дня широкомасштабными мероприятиями в публичном пространстве, которые было бы ошибочно считать непреднамеренными. С упорством достойным  лучшего применения, вновь получила распространение забытая практика экспозиции «расстрельной комнаты» с муляжами жертв трагедии и их убийц, выдающих выдумки заказчиков этих подделок за истинные события ритуального зверства. Запрет на эту экспозицию, которая располагалась в музее в Свердловском областном музее революции, помещавшемся в Доме Особого Назначения (доме Ипатьева), был наложен Сталиным  еще в 1928 г., который в условиях советского государственного строя пояснил свое решение  необходимостью прекратить пропаганду  памяти Романовых. Впоследствии был закрыт и сам музей с его пропагандой «революционной необходимости» в убийстве Царской Семьи.

Сегодня практически во всех СМИ, за редким исключением ряда православных  интернет-ресурсов и печатных изданий, продолжают появляться  несовместимые с исторической правдой крайне негативные мифологические высказывания о Святом Царе,  публикуются массовыми тиражами лженаучные исследования и литературные публикации с заведомо ложными сведениями, вроде книг Э.Радзинского. Имеет место и распространение изданий, авторы которых в силу различных причин невольно подпали под влияние пропагандистского обмана, бездумно повторяя мифы, небылицы и сплетни о Царе и Его Августейшей Семье, их кончине и «обретении екатеринбургских останков».  Снимаются кощунственные кинофильмы о Царе и Его Семье. Ложь о Царе и Его Семье  распространяется в  среде  учеников средней школы и студентов вузов.

Недавно литература подобного рода пополнилась новыми произведениями. Архимандрит  Тихон (Затёкин), с присущим его публикациям избыточной для священнослужителя страстностью, с чувством глубокой убежденности неоднократно высказывался относительно правомерности действий ряда близких ему лиц, задействованных в запрещенном  действовавшим  УК РСФСР и действующим УК РФ надругательстве над могилой неизвестных лиц путем самочинного изъятия костных останков, в том числе, в целях инсценировки поиска тел умученной Августейшей Семьи и кощунственного признания похищенных костных останков царскими мощами. Не остались без внимания апологета признания «екатеринбургских останков» царскими мощами и противники этой версии. Он обратил особое внимание на ошибочность, по его личному убеждению, выводов независимых экспертов.

Также как и  архимандрит  Тихон (Затёкин), в несвойственной для научной дискуссии тенденциозной  форме, профессиональный исследователь революционных событий начала ХХ в. и следствия по делу об убийстве императорской  семьи д.и.н. Л.А.Лыкова вместе с А.Б. Мощанским постаралась обосновать несуразную идею о законности восприятия монархической власти Великим Князем Михаилом Александровичем, наделив его титулом — Император Михаил II. (Исторический контекст отрицания «екатеринбургских останков», ч.  I, II. РНЛ 14.06 2024 и 18.06. 2024).

Не украсили авторов этого сочинения и  распространяемые  ими дилетантские представления о нормах действующего уголовно-процессуального закона, тиражируемые на православном  интернет-ресурсе  «Русской народной линии» в отношении нелепых выводов о правомерности и юридической  истинности  судебных экспертиз в отношении «екатеринбургских останков».

Проведенные  в рамках незаконно возбужденного уголовного дела, а потому сами незаконные, они декларируются В.Соловьевым в качестве цели уголовного расследования. Вместо изобличения преступников, как этого требует  уголовный и уголовно-процессуальный закон, В. Соловьев и его преемники  устанавливают свои правила в отношении  цели расследования уголовного дела. Не  внимая всей чудовищности для православного христианина подобных  манипуляций с мощами Святых угодников Божьих, чем должностные лица правоохранительных органов открыто пренебрегают, нарушаются и требования уголовно-процессуального закона. Его цель, которая состоит в раскрытии преступного деяния, его заказчиков, участников и пособников,  останется в стороне. Она подменяется на другую —  получение  результатов экспертиз, которые легитимируют незаконную идентификацию костей физических лиц с останками тел Помазанника Божьего и Его Семьи. Этим костям намеренно придумали  название «екатеринбургские останки», чтобы показать их причастность к месту уничтожения тел Царской Семьи. Хотя остается только догадываться, что за тела  сначала  выкопали (?) из найденной могилы, а затем туда вернули (?).

 Значительная часть подобного рода предположений и сделанных на их основе выводов уже не раз была предметом научной оценки в свете  историко-правового и канонического опыта российской государственности, действующего российского законодательства периода  Российской Империи, СССР и Российской Федерации, как со стороны авторов данной статьи, так и ряда других исследователей.

Основанием для публикации  данной статьи в преддверии 106 годовщины зверского убийства Святой Царской Семьи послужило появление некоторых нюансов к уже известным версиям, которые придают старым заблуждениям яркую окраску якобы нового знания. Нельзя было не ответить и на обращения к авторам с просьбой разъяснить возникшую недоуменную ситуацию, хотя во многом, авторы это сделали ранее в  монографии «Отречение, которого не было… Останки, которых нет… Где искать наследника Престола?» (2018 г.).

Для того, чтобы приводимые в статье доводы были понятны, попутно обратим внимание на важные юридические обстоятельства, правовые основы российского династического престолонаследия, его порядок и условия, а также сопутствующие им исторические события и законодательные нормы, которые позволят дать обоснованные авторские пояснения.

Почему  нам  столь активно навязывают  ложное мнение

об отречении Николая  II от Престола?

 

Исследуя цепь событий, предшествовавших дню 2(15) марта 1917 г. и последующих за ним, нетрудно прийти к выводу о том, что отказ Императора Николая II от навязывавшегося Ему отречения от Престола предельно смешал планы февральских заговорщиков. Их никак не удовлетворяла Его позиция, высказанная Им в 1906 г. в отношении государственного устройства нашей Отчизны: «…реформы, которые Мною возвещены Манифестом 17 октября, будут осуществлены неизменно и права, которые Мною даны одинаково всему населению, неотъемлемы. Самодержавие же Мое останется таким, каким оно было встарь». В результате, в спешке были сфабрикованы многочисленные юридически ничтожные и канонически немыслимые документы, создававшие превратное представление о событиях 2(15) марта 1917 г. и участии в них Николая II. Сегодня не существует ни одного исторически обоснованного, юридически правомерного и нормативно обоснованного документа, который бы в совокупности с другими источниками мог убедительно, без уловок апологетов о неизбежности народовластия, откровенных и скрытых ненавистников русской монархии или поверхностных исследователей, указать на законную передачу верховной власти от Самодержца к Временному правительству.

       Однако, тот факт, что неудавшаяся попытка принуждения Николая II к отречению была частью заранее спланированного государственного переворота, сомнений уже давно не вызывает. Достаточно указать на то единство действий и мнений заговорщиков, которое они продемонстрировали. Следует упомянуть и о мгновенно осуществленном вбросе в периодическую печать ложного сообщения об отказе Императора Николая II от осуществления Им Царской власти российского монарха, который оказаться на поверку не добросовестным оповещением населения о важнейшем событии исторической важности, а ложным по форме и по содержанию пропагандистским ухищрением. Сегодня, в первой трети XXI в. о таких способах обмана общественного мнения и о его подноготной не знает только тот, кто этого намеренно не хочет знать.

Практически все имеющиеся в открытом доступе документы, которые как бы с разных сторон подтверждают факт отречения Cвятого Царя от прародительского Престола, являются сфальсифицированными с различной степенью их подложности.  Мемуары, которые якобы подтверждают версию «отречения», либо написаны заинтересованными лицами, либо содержат  мнения их составителей, которые ничем  документально не подкреплены. То есть, степень их достоверности, не говоря уже о их юридической силе,  стремиться к нулю.

Подложная телеграмма, выдаваемая за царский манифест

Это наиболее одиозная фальшивка, ради подтверждения правомерности которой строятся различные версии апологетов «отречения», издаются мемуары, содержащие  различные  слухи, второстепенные по отношению к  юридически значимым документам сообщения. Намеренно, а порой  невольно, в силу недостаточной компетентности, создается пустая совокупность доказательств.

Если обратиться к форме и содержанию документов, предлагаемых для установления факта отречения Николая II от Всероссийского Престола и подтверждения его законности, то выясняется, что ни одного достоверного доказательства найти невозможно.  Все представленные материалы представляют собой сфальсифицированные документы, не имеющие юридической силы.

Среди них та самая телеграмма — «обращение к начальнику штаба» от 2 (15) марта 1917 г.[1], которая зачастую рассматривается как основное доказательство, подтверждавшее законный характер устранения Николая II от Престола, а также его правомерность в связи с добровольным выражением личной воли Государя Императора к отречению от него. Поскольку  ранее авторы и многие другие исследователи достаточно подробно  осветили  вопрос его фальсификации, обратимся лишь к некоторым наиболее значимым с нашей точки зрения моментам.

Несмотря на отсутствие соответствующих юридических признаков, это обращение ошибочно расценивается как Высочайшее правовое веление Императора, подписанное Им в качестве Манифеста. В тоже время, в соответствии с устоявшейся правоприменительной практикой в Российской Империи, Императорский Манифест представлял собой законодательный правовой акт царствующего монарха, имевший высшую юридическую силу. Он всегда был обращен к неопределенному кругу лиц в связи с каким-либо событием важного государственного значения. Ни по кругу лиц, кому должен быть адресован Манифест, ни по форме, ни по содержанию телеграмма начальнику штаба не отвечает требованиям действующего законодательства, как устанавливающего порядок передачи Престола, так и терминологическое содержание нормативной лексики Основных Государственных законов Российской Империи.

Как видно из текста указанного «обращения», оно было адресовано конкретному лицу – начальнику штаба – и не было выдержано в форме, установленной законом для Высочайшего Манифеста. Так, указанное обращение не содержало соответствующей преамбулы, которая предваряет основное содержание Манифестов Государя Императора.  То есть, по кругу лиц, кому должно быть адресован Манифест, а это всегда  все царские подданные, а не единичное лицо, и по форме не соответствовало своему правовому назначению, поскольку форма государственного акта Высочайшей воли является его юридическим выражением и подтверждением.

Что касается содержания «телеграммы», то оно также не соответствовало требованиям российского законодательства, установленным нормами Основных Государственных законов Российской Империи. Более того, текст «телеграммы» изобилует элементарными логическими и юридическими ошибками, изобличающими скороспелость его изготовления и подложность.

Из правового исследования формы и содержания текста «телеграммы» устанавливается следующее. Начнем с внешней формы, которая для документов подобного рода имеет юридическое значение, подтверждающее его законную силу. Эта «телеграмма» никак не может быть отнесена к тексту, выдаваемому за Высочайший Манифест. Объяснения, которые по этому поводу даются фальсификаторами, просты — якобы в канцелярии отсутствовали соответствующие бланки. В условиях ставки, где на постоянной основе присутствует Император, такие придумки просто нелепы.

Как известно, «при Императоре Николае II проекты Манифестов составлялись на пишущей машинке. Сверху даже на проекте ставилась шапка: «Божией Милостию Мы Николай Вторый…» и так далее. Далее следовал текст, а затем обязательно стояла следующая приписка, которая затем также в обязательном порядке переносилась в подлинник: «Дан в городе N, в такой-то день, такого-то месяца, в лето от Рождества Христова такое-то, в царствование Наше такое-то». Далее шла следующая обязательная фраза, которая тоже переносилась затем в подлинник: «На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано НИКОЛАЙ». Причём, в проекте имя Государя ставил проектировщик Манифеста, а в подлиннике, естественно, сам Император. В самом конце проекта, в обязательном порядке стояла фамилия его исполнителя-составителя»[2].
Теперь познакомимся выводами, которые сделал по этому вопросу А. Разумов. Он провел тщательное исследование обстоятельств составления телеграммы и вот что он пишет в своих выводах:

    «1.Текст отречения составил не Государь. Черновик отречения был написан и отправлен в Псков из Ставки 1 марта в виде телеграммы Алексеева, Лукомского и Базили, а затем кем-то доработан до знакомого нам сочетания слов.

2. Текст отречения не был написан Государем от руки. Все известные экземпляры отречения напечатаны на машинке. Об этом говорят Шульгин, Мордвинов и ген. Данилов. Начальник походной канцелярии ген. Нарышкин в «протоколе отречения» пишет более лукаво: Государь приказал «его переписать», что, однако, также свидетельствует, что текст отречения не был записан Государем лично.
3. Три очевидца, Мордвинов, Шульгин и Данилов, прямо указывают, что текст был напечатан на телеграфных бланках, несмотря на то, что военно-походная канцелярия Государя хранила любые бланки, включая, разумеется, бланки Царских Манифестов. При этом Данилов пишет о двух телеграфных бланках, а Шульгин – о трёх.
4. Из текста отречения видно, что составлен он особым образом: по смыслу и количеству строк разделён на три абзаца, или «три четвертушки», описанные Шульгиным. Средняя часть «отречения» по количеству знаков абсолютно совпадает с размером телеграфного бланка. Значит, заговорщики предусматривали вариант подлога: «вброса» или замены средней четвертушки в подписанную Государем телеграмму, с последующей нейтрализацией Государя Николая II.
5. Подписи на хранящихся в ГАРФ отречениях (или отречении?) Государя от Престола, а также их факсимиле в известных нам большевицких изданиях подделаны.
   6. Согласно описанию документа отречения ГАРФ, заверяющая (контрассигнирующая) надпись Министра Императорского Двора графа Фредерикса на отречении также сделана карандашом, а затем обведена ручкой. Сама оригинальная подпись Фредерикса на документе ГАРФ отсутствует. Итоги: Самодержец Всероссийский Государь Император Николай II никогда не составлял отречение, не писал его от руки и не подписывал. Документ также не был заверен Фредериксом. Таким образом, Государь не имеет никакого отношения к собственному отречению[3]».

Отмечая формальную сторону  оформления царских телеграмм, нельзя не обратить внимание и на другую сторону дела. Об этом пишет М.Сафонов. Он подмечает, что «Николай II по-иному оформлял свои телеграммы. Это хорошо вид­но из собственноручно написанной им между 15 и 16 часами 2 марта телеграмм Родзянко и Алексееву. Вначале он указывал, кому адресо­вана телеграмма, потом — куда она отправляется. Например: «Пред­седателю Гос. Думы. Птгр», то есть «Петроград». Соответственно телеграмма Алексееву выглядела так: «Наштаверх. Ставка». «На-штаверх» — это означало «начальнику штаба верховного главнокомандующего». Далее безграмотно поставлена дата телеграммы. Действи­тельно, телеграммы, которые отсылал Данилов из штаба Северного фронта, заканчивались так: «Псков. Число, месяц. Час. Минута». По­том обязательно следовал номер телеграммы. Например, «1244 Б». Потом следовала подпись. На фотокопиях же должен был бы здесь на­ходиться, если бы она действительно была подготовлена к отправке. Да и сама дата выглядит несколько странно: «2-го Марта 15 час 5 мин 1917 г.». Как правило, год в телеграммах не обозначался, а если обозначался, то цифры года должны были следовать после написания дня месяца, например, «2 марта 1917 г.», а отнюдь не после указания точного времени. На фотокопии мы как раз видим несколько необычное сочетание: «…15 час 5мин. 1917 г.»[4].

От изучения формы «телеграммы» перейдем к ее содержанию.

         После описания причин, на основании  которых возник текст «телеграммы» («Начавшиеся  внутренние  народные волнения  грозят  бедственно  отразиться  на  дальнейшем  ведении упорной войны»), и указания на цель его составления («все будущее дорогого нашего Отечества  требуют доведения войны  во  что  бы то ни стало до победного конца»),  в нем описывается путь достижения этой цели: «В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и  в согласии с Государственной думою признали мы за благо отречься от престола  государства Российского  и  сложить  с  себя  верховную власть».

       Первый вопрос, который возникает у юриста, состоит в том, каким документом и на каком правовом основании Император пишет о согласовании Его отречения с Государственной Думой? Документов, предварявших и подтверждавших этот факт, не существует. На каком основании Император  вообще должен был согласовывать подобного рода шаг, который не предусмотрен действовавшим на тот период времени законодательством? Причем делать это публично, подчиняя свою Высочайшую волю созданному Им органу Царской власти российского самодержца, который имел  полномочия лишь законосовещательного учреждения? Таких правовых оснований законом, на основании которого Государственная Дума Российской Империи осуществляла свою деятельность, не существует.

       Самодержец был абсолютно свободен в осуществлении своей воли и Его волеизъявление по любому вопросу государственной жизни от позиции Государственной Думы не зависело. Распространенные ссылки на необоснованное утверждение о том, что Государственная Дума якобы ограничивала права Императора после принятия ОГЗ 1906г., не соответствует нормам,  законодательства, действовавшего на тот период времени, и существовавшей практике государственного правления. Достаточно вспомнить, что Император в силу присущего Ему Царского верховенства и принадлежавшей Ему Верховной Самодержавной власти своим Манифестом дважды распускал состав Государственной Думы.

      Далее,  подложная «телеграмма»  содержит такую фразу: «признали мы за благо отречься от престола  государства Российского». Из содержания этой фразы зачастую делается вывод об отречении монарха от Престола, хотя никаких оснований для этого не представлено. «Признать за благо отречься» в русском языке означает не более чем выражение своего мнения по  высказываемому вопросу, а не факт его осуществления. Что мешало монарху однозначно выразить свою юридическую волю, например, в ясной и понятной фразе  «Мы, Николай  II,  Император Всероссийский отрекаемся от Престола», упомянув  свою личность и титул, что исключало различия в толковании  изложенного?  Именно так оформлялись манифесты от имени правящего монарха.

       Продолжение этой фразы — «и  сложить  с  себя  верховную власть» — вызывает явное недоумение в отношении юридической терминологии, которая должна однозначно  отражать  состоявшийся факт «отречения от Престола».  Основные Государственные законы Российской Империи в ст.ст. 4, 6, утверждают понятие «Верховная Самодержавная власть» как высшая власть российского монарха, которая инициирует и контролирует все другие ее проявления, что  устанавливается  в Главе первой «О существе Верховной Самодержавной власти». В том числе, это касается власти законодательной (ст.ст.7, 8,9), власти верховного и подчиненного управления (ст.ст.10,18), судебной власти (ст.22), власти Главы Церкви (ст. 64) и Главы династии (Раздел второй УИФ).  Все они  упомянуты в этой же главе. В ст.65 ОГЗ 1906 г. этот термин употребляется с указанием на его главное свойство — «Самодержавная власть» — в отношении регулирования вопросов церковного управления.  В ст. 100 в отношении Государственного совета используется понятие «Высочайшая Власть». В разделе «О Государственной печати» находим понятие «Верховная Императорская Власть» (§ 11).  Понятие «Верховная власть» без указания на ее самодержавие и Царское (Императорское) верховенство употребляется в Основных Государственных законах Российской Империи лишь в ст.68 в отношении регулирования правоотношений с христианами  иностранных исповеданий и иноверцев.

      От какой власти отказался Император по мысли составителей телеграммы? Может от той власти, о которой упоминается в отношении  христиан  иностранных исповеданий и иноверцев? По тексту «телеграммы»  получается, что от Царского верховенства и самодержавия как важнейших свойств Царской власти российского монарха Николай II не отказывался и  Верховную Самодержавную власть Император в силу ст. 4 ОГЗ 1906 г. с себя не складывал. Поскольку Царская власть есть важнейший элемент  Всероссийского Престола, то о каком юридически  обоснованном факте отречения от него может идти речь?  Тем более, что однозначно  указанного и прямого отказа от Престола и самодержавия «телеграмма» не содержит.

      Не меньшее недоумение своей юридической неопределенностью и логической нелепостью вызывает последующая фраза:  «Не желая расстаться с любимым сыном нашим,  мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу  Александровичу и   благословляем   его  на  вступление  на  престол  государства Российского».

       «Не желая расстаться с любимым сыном нашим». О каком расставании публично заявляет Император, если в силу закона о престолонаследии Его сын наследует Престол в первую очередь? Любой манифест, как это всегда имело место, пояснял причинно-следственную связь в действиях монарха с достаточной ясностью правовой мысли. Почему  в случае передачи Престола его законному  Наследнику, Николай II, должен был с ним расстаться? На каком правовом основании Он отказа Сыну его наследственном праве на Престол? Причем здесь личные отношения и публичная власть? При этом, прямого указания в отказе Наследнику в его праве на Престол в «телеграмме» также не существует.  Непонятные намеки на неизвестные обстоятельства никогда не были отличительной чертой Царских манифестов. Ответ здесь только один. Заговорщики, не получив желаемого результата, не сумев заставить Императора отречься от Престола, слишком поспешили  в изготовлении  этой фальшивки.

         Ясность юридического выражения Высочайшей воли и цели Высочайшего правового веления всегда были условием политической стабильности государства. Это неоспоримый факт, подтвержденный всей историей России. Каким образом не проясненные в тексте «телеграммы» причины отказа от Царского служения в экстраординарных условиях ведения полномасштабной Отечественной войны могли способствовать преодолению «внутренних народных волнений, которые «грозят  бедственно отразиться  на  дальнейшем  ведении упорной войны? Напротив, такие  действия должны были привести и привели к существенному ухудшению политической ситуации, что и подтвердили последующие катастрофические события. Именно таких последствий заказчики заговора и добивались.

     Ссылки на болезнь Цесаревича, которые нередко появляются в комментариях к этим словам, остаются безосновательными рассуждениями. Закон о престолонаследии не предусматривает болезнь в качестве основания для лишения права на занятие Престола, как и права на его наследование.

«Телеграмма», выдаваемая за Царский манифест содержит  полностью противоречащее закону указание на то, что Престол якобы передается Николаем II Его родному брату Великому князю Михаилу Александровичу в обход Наследника Престола, которым был Великий князь Алексей Николаевич, обладавший титулом Цесаревича. То есть, указанный в этой фальшивке порядок престолонаследия не имел отношения к установленному законом порядку наследования Престола, который предусматривал его замещение агнатом, стоящим первым в очереди к его восприятию, каковым в силу ст. 28 ОГЗ 1906 г. являлся первородный сын царствовавшего Императора[5]  –  Цесаревич Алексей.

Отстранение от прав на престолонаследие «мужеского лица Императорского Дома, могущего иметь право на наследование Престола»[6], личной волей Императора не допускалось, тем более, путем «отречения от Престола за него». Это положение касалось и первородного сына царствовавшего монарха, независимо от достижения или не достижения им совершеннолетия. Мнение В. Ж. Цветкова, и не только его, о том, что отречение за Цесаревича было возможно ввиду того, что Наследник был несовершеннолетним и нуждался в опеке[7], со ссылкой на ст. 199 ОГЗ 1906 г., согласно которой «попечение о малолетнем лице Императорской Фамилии принадлежит его родителям; в случае же кончины их, или иных, требующих назначения опеки, обстоятельств, попечение как о личности, так и об имуществе малолетнего и управление его делами вверяется опекуну»[8], неправомерно. Оно заимствовано из статьи, которая регулировала правоотношения между родителями – лицами Императорской Фамилии и их несовершеннолетними детьми. То есть,  не имела отношения ни к правилам об опеке, установленным главой третьей раздела первого ОГЗ 1906 г. в ст.ст. 40‑52 в отношении Наследника Престола, ни к порядку и условиям престолонаследия согласно ст. ст. 25‑39 ОГЗ 1906 г., ни к УИФ (ст. ст. 125‑223 ОГЗ 1906 г.).

       Нельзя забывать, что перед нами Манифест, выражающий Высочайшую волю по важнейшему  государственному вопросу Царства Всероссийского, а не шарада, требующая каких-то дополнительных пояснений, чреватых ангажированностью толкователей событий в свою пользу.  В каком правовом статусе при таких обстоятельствах окажется Наследник с титулом Цесаревича? История России однозначно показывает, что правовая неопределенность в вопросах самодержавия  всегда приводила к  острому конфликту в борьбе за  верховную власть и смертоубийству. Кто может представить, что Николай  II этого не знал?

       Дальнейшая фраза: «мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу  Александровичу» также далека от законодательного нормирования. В Основных Государственных законах Российской Империи понятие «наследие» употребляется со словом «Престол» — «наследие Престола», указывая на его наследственное правопреемство. Что понимается под понятием «наше наследие», имеющее юридически размытый смысл, остается догадываться. Такой стиль выражения мысли в Царских манифестах  никогда не имел места. При том, что отказ от Престола в «телеграмме» не выражен буквально,  на лишение права его восприятия в отношении Цесаревича Алексея не указано, «благословение Михаила Александровича   «на  вступление  на  престол государства Российского» выглядит несообразно, даже двусмысленно.

Явным противоречием действовавшему законодательству является и содержавшиеся в данном документе слова: «Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу»[9].

По своему смыслу в этих словах заключается отказ и от Престола, и от Царского самодержавия одновременно, превращая Царскую власть Императора Всероссийского во власть представителей народа на установленной ими правовой основе, не факт, что монархической в принципе. Наконец, что за «законодательные учреждения» имелись в виду? Государственная Дума и Государственный Совет Российской Империи  законодательными учреждениями не были. То есть имеются в виду  Государственная Дума и Государственный Совет Российской Империи  как законосовещательные органы, входившие в систему Царской власти российского монарха? Или другие? Или эти же с другими полномочиями? Фраза содержит и упоминание о неизвестной форме верховной власти и форме правления. О каких государственных началах идет речь в принципе?  Если неизвестные «законодательные учреждения» признают необходимым  учредить республику? Тогда причем здесь Михаил Александрович с Престолом?

Непонятно и то, кому и в каком правовом статусе Михаил Александрович  должен был приносить «нерушимую присягу», что само по себе указывает на заведомый отказ от Царского самодержавия, хотя следующая фраза призывает к подчинению царской власти, «к  исполнению   своего   святого   долга  перед  ним повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний».

         Получается, что документ исключительной государственной  важности, который должен был иметь силу Высочайшего правового веления царствующего Самодержца,  был составлен людьми, не знавших азов юриспруденции. Мог ли Император, имевший серьезную  правовую подготовку в рамках университетского курса юридического факультета, которую прошел  во время домашнего обучения, подписать такую несуразицу? Кто в здравом уме и твердой памяти может себе представить, что Император мог подписать эту фальшивку?.

         Впрочем, ни форма, ни содержание составленной впопыхах юридически безсмысленной «телеграммы» не остановило ее составителей и масонских заговорщиков. Задача политического подрыва самодержавия и незаконного захвата власти должна была быть выполнена любыми средствами, и объявление об отказе монарха от Царской власти должно было быть публичным.  С этой же целью текст телеграммы с разницей в несколько дней был опубликован в ряде центральных и региональных газет под самыми различными заголовками и различными вариантами преамбулы.

Наиболее дотошные газеты присоединили к тексту фальшивой «телеграммы» установленное законом для публикации Царских манифестов начало: «Высочайший Манифестъ. Божией милостью, Мы, Николай Вторый, император и самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всем верным Нашим подданным…»[10] Далее следовал текст, начинавшийся со слов его первой строки: «В дни великой борьбы…»[11]. В другом варианте, в газете «Утро России» от 4 марта 1917 г., был помещен заголовок, набранный большими прописными буквами: «ОТРЕЧЕНИЕ ОТ ПРЕСТОЛА» и ниже: «Манифестъ Николая II»[12]. Далее публиковался тот же текст телеграммы.[13]

     Газета «Новое время», поместившая сообщение о наличии указанной телеграммы в колонке «Государ­ственный переворот», назвала ее «Манифест Николая II»[14]. «Совре­менное слово» предпочло не озаглавливать текст телеграммы как манифест, поместив ее под заголовком «Отречение Николая II»[15]. В других газетах телеграмму именовали «Манифест»[16], «Высочайший манифест»[17], «Последний манифест»[18], давались комментарии со ссылкой на своих корреспондентов, в сообщениях которых фигури­ровало слово «отречение»[19]. Региональная газета «Пермские въдомости» напечатала текст телеграммы в колонке «Телеграммы» со ссылкой на «Петроградское телеграфное агентство» под названием «Манифест»[20]. «Петроградская газета» назвала свой материал «Акт отречения. Манифест Николая II»[21]. Затем продолжила его коммен­тариями «Последние часы царствования Николая»[22], «Вел.кн. Нико­лай Михайлович о последних попытках образумить царя Николая»[23], «Николай Последний. Характеристика свергнутого императора как монарха, главнокомандующего и семьянина (беседа с Кириллом Владимировичем)»[24], «Николай Последний арестован и привезен в Царское Село»[25]. «Новгородсюя губернские въдомости» озаглави­ли текст телеграммы как «Высочайший манифест» с подзаголовком «Объявляем всем верным нашим подданным»[26].

       Так обращение к «начальнику штаба» усилиями  газетчиков и заговорщиков превратилось в «Манифестъ», но от этого вряд ли возможно считать, что этот документ приобрел нормативный правовой статус.

       Публикация в газетах сведений об отречении до сих пор выдается в качестве доказательства самого отречения. Об этом писал, например, С.Мироненко, занимавший долж­ность директора Государственного архива РФ: «Какие могут быть сомнения, что отречение имело место, если манифест был опубликован во всех газетах?»[27].  В то же время, публикация текста телеграммы под видом манифеста в различных газетах, охватывавших своим  распространение  обширные территории Российской Империи, свидетельствует совершенно о другом.

        Различие в заголовках тек­стов, в преамбуле «манифеста», выдававшегося за  государственный нормативный акт Царствующего самодержца, который должен был иметь силу высочайшего правового веления исключитель­ного общегосударственного значения[28], поскольку исходил лично от Царственного законодателя, указывало на отсутствие официального текста по установленной для манифестов форме из Правительствующего Сената, в компетенцию которого входил контроль за порядком обнародования законов[29].  В редакцию газет официальный текст «манифеста» не поступал. «По существующей процедуре публикации закона, — верно замечает М. Сафонов, — манифест должен был быть надлежащим об­разом оформлен, затем к нему должен приложить печать министр юстиции, после чего документ проступал в Сенат и после опубликова­ния становился законом»[30].

           Ни по своей юридической форме, ни по содержанию «Телеграмма», которую выдают за отречение от Престола, не относился к законодательным актам Царствующего монарха. Все подобного рода акты, имевшие общегосударственное значение, издавались в строго установленной форме манифестов, для которых она была обязательным условием их легальности и подтверждением Высочайшей воли. Содержание Царских манифестов всегда было  выдержанным в соответствии с действовавшим на дату их публикации законодательством. Одним словом, «телеграмма», адресованная  «начальнику штаба», которая недоброй волей выдается за опубликованный в газетах Царский манифест», не дает права считать его документом общегосударственного значения, имеющим какую-либо юридическую силу. Это также оз­начает, что распространенный газетами текст «манифеста» не может быть доказательством для установления факта отречения Николая II от Импе­раторского Всероссийского Престола.

       Нельзя не  отметить и еще  одно обстоятельство. Время и условия появления «телеграммы» в Государственном архиве РФ требуют дополнительных исследований. Не только содержание, но и проис­хождение указанного документа, его прием в архив требуют достоверных исторических свидетельств и юридических доказательств. Так, главный специалист Государственного архива РФ, доктор исторических наук З. И. Перегудова сообщила, что документы об отречении были переданы в ЦГАОР в 1973 году из Института марксиз­ма-ленинизма, где они хранились с 1929 года. Туда же они попали из отдела рукописей Библиотеки Академии наук (БАН), где пролежали в одном из ящиков письменного стола с осени 1917 года.

        Как пояснила доктор исторических наук, главный специалист Российского государственного архива со­циально-политической истории Л. Лыкова, «Я не знаю, зачем нужно было в такой спешке публиковать эти документы на сайте Госархива… Например, на сайте появился пресловутый «Акт об отречении Николая II». Между тем, есть доказательства, что этот документ фальсифицирован. О том, что документ не подлинный, говорят и текстологические, и исторические свидетельства»[31].

     Вполне очевидно, что назвать «телеграмму» юридически значимым документом, обладающим обязательным признаком законности, при полном игнорировании установленных законом требований к официальному оформлению документов  общегосударственного значения, и абсолютной  нелепости ее юридического содержания, можно только признав за таким документом значение его ничтожности. Однако, фальшивку нельзя признать, ни официальным документом, ни юридически ничтожным документом. Такому документу можно дать единственно верную правовую оценку, расценив его в качестве заведомо изготовленной подделки с целью осуществления преступной попытки ложно узаконить передачу Верховной Самодержавной Власти Царствующего самодержца в руки государственных преступников и богоборцев.

        В связи со сказанным, вызывает недоумение  вывод, который делает Л.Лыкова спустя  десять лет, оставляя без внимания свое собственное мнение о телеграмме как о фальшивке. Вместе с А. Мощанским, анализируя фальшивку  как  правомерный документ  Императорской воли они пишут следующее. «Стоит обратить внимание читателя на ту часть Акта Николая II об отречении от 2 марта 1917-го, где говорится об организации работы с законодательными учреждениями, на тех основаниях, «кои будут ими установлены». То есть, в своем важнейшем историческом акте Николай II уже изменил форму монархии, определив принципиальную возможность смены начал государственности, минуя решение самого Императора, то есть отказался от принципа самодержавия, закрепленного ст. 4 Основных государственных законов (СЗ РИ) и исполнил политические требования кадетов. Обладал ли он такими полномочиями?..

Да, обладал! – пишут авторы. Статьи 8–11 СЗ РИ позволяли ему это:

«8. Государю Императору принадлежитъ починъ по всѣмъ предметамъ законодательства. Единственно по Его почину Основные Государственные Законы могутъ подлежать пересмотру въ Государственномъ Совѣтѣ и Государственной Думѣ. …

9. Государь Императоръ утверждаетъ законы и безъ Его утвержденія никакой законъ не можетъ имѣть своего совершенія. …
10. Власть управленія во всемъ ея объемѣ принадлежитъ Государю Императору въ предѣлахъ всего Государства Россійскаго. Въ управленіи верховномъ власть Его дѣйствуетъ непосредственно; въ дѣлахъ же управленія подчиненнаго опредѣленная степень власти ввѣряется отъ Него, согласно закону, подлежащимъ мѣстамъ и лицамъ, дѣйствующимъ Его Именемъ и по Его повелѣніямъ. …
11. Государь Императоръ, въ порядкѣ верховнаго управленія, издаетъ, въ соотвѣтствіи съ законами, указы для устройства и приведенія въ дѣйствіе различныхъ частей государственнаго управленія, а равно повелѣнія, необходимыя для исполненія законовъ. …».

        Теперь, по новой логике Л.Лыковой и присоединившегося к ней А.Мощанского  подложная «телеграмма» стала «Актом Николая II об отречении от 2 марта 1917г.» и «важнейшем историческим актом». Получается, что на основании  этой фальшивки  Император, применив  нормы ОГЗ РИ, «изменил форму монархии…отказался от самодержавия». При этом, авторы не понимают, что нормы ст.ст. 8-11 ОГЗ РИ  относятся к установлению порядка законодательной инициативы (ст.8) и порядка правления (ст.ст.9-11), а не к праву менять форму правления и верховной власти. Более того, изменение формы верховной власти, которой является самодержавие, указывало бы на отказ от царского служения Богу. Русский юридически безответственный монарх ответственен перед Создателем за врученную Ему власть, которая в своей самодержавной  форме является единственной, отвечающей  задаче  христианского спасения царских подданных, врученных Ему при  вступлении на Престол и короновании.

       Дальнейший текст этой статьи приносит не менее абсурдные  примеры комментариев  к юридическому содержанию ОГЗ РИ.  Смешав в единое целое ряд нормативных положений ОГЗ, которые  регулируют различные правовые институты верховной самодержавной власти Российского монарха и престолонаследия, опираясь на  такую же  мешанину законодательных норм  и комментариев к ним, которую позволил себе В.В. Хутарев-Гарнишевский (Хутарев-Гарнишевский В.В. Российское императорское престолонаследие в реалиях XХI века / Журнал Российских и восточноевропейских исторических исследований. 2021. №1(24), с.114.), авторы  настаивают на выводе о том,  «что Николай II, зная, что младший брат Михаил состоит в морганатическом браке с Н.С. Брасовой, и его потомки на основании ст.36 не имеют прав престолонаследия, в соответствии с совокупным действием статей 8-11, 40-45, 87, 125, 197, 199 СЗ РИ принимает решение не о назначении его «Правителем и Опекуном», а о «передаче ему Престола». «Де-факто» отречение Императора Николая II состоялось именно в 15 часов 2 марта 1917-го. Своими действиями он добровольно и правомерно:

– передал Престол и власть в стране своему брату Михаилу Александровичу;

– одновременно принял решение об ограничении монархии и предоставлении новых полномочий законодательным учреждениям. То есть юридически произошла буржуазно-демократическая революция, приведшая к ограничению самодержавия, как формы правления».

       Как видим, фальшивка об отречении  вновь интерпретируется далекими от юриспруденции авторами как якобы достоверный исторический документ, имеющий юридическую силу Высочайшей воли.

      Такой же превратный подход применяется и к пониманию права Великого Князя Михаила Александровича на  восприятие Престола, которого они именуют Император Михаил  II.

      Впервые эта  юридически бессмысленная идея была высказана Л.Лыковой  в 2018 г. в Перми на Международной научно-практической конференция «Пермская ссылка Великого князя Михаила Александровича и его убийство в ночь с 12 на 13 июня 1918 года», Там она озвучила свое мнение о правомерности именования Великого Князя Михаила Александровича Императором Михаилом  II. Затем Вместе с А. Мощанским, подтвердила свое убеждение в 2013 г.: «на  основании ст. 53 СЗ РИ Великий Князь Михаил Александрович Романов с 15 часов 2 марта 1917 года имел полное право получить соответствующий государственный статус и именоваться «Михаилом II, Императором и Самодержцем Всероссийским, Царем Польским, Великим Князем Финляндским и прочая, и прочая, и прочая» ( Л.Лыкова, А. Мощанский. К вопросу о статусе Михаила Александровича Романова, РНЛ, 18.11. 2023). Основанием для такого вывода авторы указанной статьи сослались на ст. 53 ОГЗ РИ 1906 г. Эта статья устанавливает право наследника Престола  занять его после смерти  царствующего монарха: «53. По кончинѣ Императора, Наслѣдникъ Его вступаетъ на Престолъ силою самаго закона о наслѣдіи, присвояющаго Ему сіе право. Вступленіе на Престолъ Императоров считается со дня кончины Его предшественника. …».

      2 марта 1917 г. Николай  II  был жив, но лишен заговорщиками фактической возможности осуществлять верховную самодержавную власть. Это означает, что вступление на Престол его наследника, которым был Цесаревич Алексей Николаевич и, тем более, Великого Князя Михаила Александровича, в силу ст. 53 ОГЗ РИ 1905  г. было в принципе невозможно.

      Как видим, задача любым способом показать легитимность передачи верховной власти от  Николая  II к Его брату, то с привлечением текста фальшивой телеграммы, то с опорой на ошибочный комментарий к нормам ОГЗ РИ,  не оставляет авторов равнодушными даже при отказе одного из них от своей предыдущей вполне правомерной позиции, а также вопреки закону и историческому факту.

        Зачем это нужно? Ответ на этот вопрос содержится в дальнейшем тексте объемной статьи. Приведя многочисленные воспоминания и мнения лиц, которые  так или иначе участвовали в событиях 3 марта 1917 г., когда Михаил Александрович подписал  предложенный ему текст, авторы пишут следующее: «Таким образом, уже тогда (3 марта 1917-го), даже заинтересованные лица, обладавшие юридическими знаниями, понимали ситуацию передачи престола, как двух элементную: «принятие Престола» и «восприятие власти».           В современных публикациях об этом же пишет В.В. Хутарев-Гарнишевский [34], который делает следующий справедливый вывод: «Очевидно, что царское наследие в формулировке Николая состояло из двух отдельных категорий: Престола и верховной власти. Отказ от каждой из них предполагал разные процедуры. Отказ от Престола оформлялся в виде отречения, а отказ от власти — в форме неприятия или сложения полномочий. Из этого логично следует, что Михаил имел возможность частичного принятия этого наследия лишь в виде престолонаследия, что он и сделал, отложив вопрос о власти. Подтверждается это и тем, что Михаил начинает свой акт с констатации того, что брат передал ему Престол, а уже во втором абзаце говорит о власти».

   Понимая, что  их юридическая позиция оставляет желать лучшего, Л. Лыкова и А. Мощанский вновь прибегают к  мнению своего коллеги историка и вместе с ним  утверждают, что Престол это одно, а верховная власть – другое в смысле их возможного разделения. По их убеждению, Император может отказаться от верховной власти, при том, что они не упоминают о какой именно (верховной самодержавной или власти верховного управления, очевидно не зная  их правовых различий) и одновременно может не отказаться от Престола. В силу  ОГЗ РИ само понятие Императорского Престола включает в себя понятие о праве на осуществление верховной самодержавной власти во всей ее полноте. Хотелось бы  понять в этом случае, что представляет собой, по мысли Л.Лыковой и А Мощанского, Императорский Всероссийской Престол без исключительного права на верховную власть? Какое здесь самодержавие?

      Что касается формы «Акта (Манифест) отречения Михаила Александровича Романова от престола. 3 марта 1917 г.» ( ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2101(б). Л. 2. Факсимиле; Ф. 668. Оп. 1. Д. 131. Л. 1. Типографский экземпляр), то он  как «телеграмма» начальнику штаба не имеет ничего общего с требованиями действовавшего на тот период времени имперского законодательства. Повторять приведенные доводы по этому вопросу не имеет смысла. Относительно его содержания следует отметить, что оно также не менее нелепо  и юридически бессмысленно как и «телеграмма».  Акт состоит из двух абзацев. Первый из них: «Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшаго мнѣ Императорскій Всероссійскій Престолъ въ годину безпримѣрной войны, и волненій народныхъ. Одушевленный единою со всѣмъ народомъ мыслью, что выше всего благо родины нашей, принялъ я твердое рѣшеніе въ томъ лишь случаѣ воспріять Верховную власть, если такова будетъ воля Великаго народа нашего, которому надлежитъ всенароднымъ голосованіемъ черезъ представителей своихъ въ учредительномъ собраніи, установить образъ правленія и новые основные законы Государства Россійскаго».

     Уже две первые строки этого  документа вызывают законное недоумение. Какие основания были у его составителей полагать, что Престол был передан Михаилу? А если был передан, то без верховной власти?  Какой? Без верховной власти, которую он  готов принять, «если такова будетъ воля Великаго народа нашего».  То есть о самодержавии, которое от Бога, а не от народа, речь не идет. Что же тогда воспринял Михаил? Престол без власти? Какую власть он будет готов воспринять? Народовластие, реализуемое учредительным собранием? Какая  же при этой правовой неразберихе стоит задача? Если  Михаил отрекся от Престола, то кто должен был быть следующим по закону о престолонаследии? Явно, что не Временное Правительство.

      Попытка хоть как-то пояснить юридическую бессмыслицу, делается во втором абзаце «Акта»: «Посему, призывая благословеніе Божіе, прошу всѣхъ гражданъ державы Россійской подчиниться временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти, впредь до того, какъ созванное въ возможно кратчайшій срокъ, на основѣ всеобщаго, прямого, равнаго и тайнаго голосованія, учредительное собраніе своимъ рѣшеніемъ объ образѣ правленія выразить волю народа».

      Задача, которая явствует из данного текста, только одна – легитимировать незаконное преемство верховной власти от Императора Всероссийского к Временному правительству. Для этого в уста Михаила Александровича вкладывают совершенно несообразную с  христианским учением об источнике верховной власти русского самодержца фразу о том, что Великий Князь якобы призывает благословеніе Божіе на отказ от Богоустановленной царской власти в пользу народовластия. Да еще оформили это так, что член царствующей династии и Императорского Дома и родной брат Императора склоняет к этому кощунству православных христиан, вопреки данной ими клятвы на верность подданства, которая начинается следующими словами: «Я, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору NN [Николаю Александровичу], Самодержцу Всероссийскому, и законному Его Императорского Величества Всероссийского престола Наследнику (именуя Его, когда Он уже известен, ши же не именуя, когда Император не имеет еще детей мужеского пола) верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови».

       Впрочем, о том, что Михаил Александрович подписал «Акт» доказательства отсутствуют. Никто почерковедческой экспертизы росписи от его имени не проводил. По воспоминаниям секретаря Великого Князя Н. Джонсона, которые приводит П.В. Мультатулли в своей книге «Россия в эпоху царствования Императора Николая II», «Он рассказал журналисту о событиях 3 марта: «После беседы с общественными деятелями, из которых, как известно, одни стояли за отречение от Престола, а другие — за принятие власти, было решено, что на другой день (4 марта) все отправятся к военному министру (т.е. Гучкову), и там вопрос решится окончательно. В Петрограде в это время было неспокойно, шла перестрелка, поездка представлялась небезопасной. Я отправился вперед, чтобы по возможности устранить эти опасности. К удивлению, я узнал, что ни одно из лиц, которые должны были ехать с Великим Князем к министру, не явились. Великий Князь отправился к министру один, и результатом их беседы было окончательное отречение от Престола». Таким образом, — делает справедливый вывод П.В. Мультатулли, —  3 марта Великий Князь Михаил Александрович никак не мог подписать следующий текст…» (Текст Акта – авт.).

Стремление доказать подлинность фальшивки об отречении  Николая II от Престола  продолжаются постоянно. Документы такого рода появляются с завидной  очередностью.

Не имея возможности в данной статье охватить весь спектр мнений и доводов по данному вопросу, обратим внимание лишь на не столь давно введенный в широкий публичный оборот «Акт специальной правительственной комиссии» 1929 г. Размещение его на сайте Государственного архива РФ (Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100а. Л. 9),  как поясняется, было сделано в ответ на распространяемые в Интернете и в СМИ «сообщения о том, что хранящийся в Государственном архиве Российской Федерации акт отречения императора Николая II от престола якобы подложный». Здесь же этот документ назван «актом почерковедческой экспертизы, подтвердившим безусловную подлинность документа», хотя из его названия и содержания однозначно устанавливается: во-первых, отсутствие его обозначения в качестве экспертного заключения, во-вторых, отсутствие в составе его подписантов лиц с соответствующей квалификацией. Указанные обстоятельства исключают  идентификацию указанного документа как допустимого доказательства и свидетельствуют о его юридической ничтожности. Налицо очередная попытка  легитимировать главную и хорошо известную фальшивку – «телеграмму» начальнику штаба, которую  выдают за царский манифест об отречении от Престола.

Заметим еще раз. Что касается, мемуаров и письменных  свидетельств даже тех лиц, кому хотелось бы доверять, то их также нельзя расценивать как  однозначные, а следовательно,  допустимые доказательства в навязываемой  нам уже сто лет версии событий  марта 1917 — июля 1918 гг. В еще большей степени, это относится к воспоминаниям участников государственного переворота и лицам прямо или косвенно причастным к убийству Царской Семьи. Этой позиции следует придерживаться и в отношении  мнений и свидетельств всех иных лиц, заинтересованных в подтверждении легитимности преемства самодержавной власти, прежде всего, путем отказа от нее Императора Всероссийского как от Его Царского служения Богу и передачи ее апологетам ложной идеи народовластия. Неважно как этот процесс трактуется:  то ли в качестве добровольного акта,  то ли вынужденного. О  подложность подобного рода  документов указывают результаты проведенных сравнительных исследований текстов их авторов, которые показали не только их явное несоответствие друг другу, но и наличие в них намеренных искажений в описании событий и фактов.

Попутно обратим внимание  на следующие доводы. Оба указанных документа никакой правовой связи между собой не имели и законодательно обоснованного правопреемства от царствующего Императора к Временному правительству не создавали. Права и преимущества, составлявшие исключительный государственно-канонический правовой статус царствующего монарха, как коронованной особы,  никому не передавались, а преемства верховной власти в той форме и с тем содержанием, которые предусматривали ОГЗ для верховной самодержавной власти Императора Всероссийского и нераздельно принадлежавшей ему власти верховного и подчиненного управления, законодательства и суда, а также власти Главы Церкви и Главы Императорского Дома, не осуществлялось. Иными словами, рассматривать тексты, как первого, так и второго документов в качестве юридических актов, находившихся в согласии с нормами  действовавшего на тот период времени российского законодательства, не представляется возможным. В силу своей юридической ничтожности, они никаких положительных правовых последствий не порождали.

Из сказанного видно, что Великий князь Михаил Александрович Всероссийский Императорский Престол, получаемый в порядке престолонаследия ближайшем к нему первородным агнатом сразу после кончины императора в силу закона, не воспринимал и исключительным государственно-каноническим правовым статусом царствующего императора никогда не обладал. Отказаться от прав на верховную царскую власть, которую он не получал, как и передать отсутствующие права на нее в пользу Временного правительства он не мог.

Другими словами, сегодня не существует доказательств ни исторического, ни юридического факта отречения царствовавшего самодержца Николая  II от Престола. Соответственно, не существует и подтверждения легитимности  преемства законно принадлежавшей Ему наследственной верховной власти к кому-либо или к какому-либо единоличному или коллективному органу власти. Смена верховной власти в 1917 г. была насильственной. Она нарушила Основные Государственные  Законы Российской Империи и решение Земского собора 1613 г., который восстановил самодержавие после Смутного времени как традиционную и единственно легитимную форму правления на Руси. Все это означает, что самодержавная Российская Империя своего правового статуса не утратила.

Правовые и политические последствия государственного переворота 2(15) марта 1917 г. и признания  отречения в качестве достоверного факта

Правовыми и политическими последствиями государственного переворота 2(15) марта 1917 г. и дальнейшего установления диктатуры пролетариата стал их открытый и скрытый геноцид. Его целью было установление и сохранение богоборческого политического режима путем насильственного искоренения христианского населения, насаждения марксистко-ленинского  культа и пришедшего ему на смену либерализма, неприемлемого для естественного развития российской государственности, для восстановления и умножения многовековой традиции монархического властвования, присущего русскому народному правосознанию и христианскому правопониманию.

         Законодательным результатом узурпации верховной власти стало: а) принятие «Декрета об отделении Церкви от государства и Церкви от школы» 1918 г. с целью ликвидации «симфонии властей» и массового насаждения атеизма, б) оформление в государственных документах «воли народов союзных республик» как основы для образования СССР (1922г.); в) сначала подтверждение принадлежности «всей власти» трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся (Конституция 1936 г.); г) затем «народу» (конституция 1977 г.), который в партийных документах (XXIV съезд КПСС, 1971г.) к тому времени уже был охарактеризован как «новая историческая общность людей различных национальностей – советский народ». В Конституции 1993 г. д) народ стал именоваться не существующим в природе и, таким образом, лишенным исторических корней «многонациональным народом» (см. преамбулу и ст. 3). Составители Конституции 1993 г. назвали его единственным источником власти, который на деле не существует и потому юридически установлен быть не может. Государственное устройство и его мировоззренческая основа, предполагающая «идеологическое многообразие» при прямом запрете на установление государственной идеологии (пп. 1, 2 ст. 13), по сути, отрицает богоустановленность верховной власти на высшем законодательном уровне. При этом, не было учтено уже действовавшее на тот период времени Постановление Верховного Совета РСФСР от 25 октября 1990 года «О порядке введения в действие Закона РСФСР «О свободе вероисповеданий», которым был отменен Декрет СНК РСФСР от 23 января 1918 года «Об  отделении  церкви от государства и школы церкви» (СУ РСФСР, 1918, N 18). То есть, Конституция 1993 г. вернула  государственно — церковные правоотношения  в положение, установленное в 1918 г., вновь отделив Церковь от государства и школу от Церкви.

      Если суммировать негативные последствия, которые невольно возникают при признании отречения последнецарствовавшего монарха от Престола, то их в основном можно свести к следующим. Прежде всего, признание факта отречения влечет за собой согласие с тем, что «Царь и Судия Царству Всероссийскому» (Ст. 58 Прим. 2 ОГЗ РИ 1906 г.) якобы отказался от служения, которое Ему уготовал Бог и которое он согласился воспринять при восшествии на Прародительский Престол, продолжая дело своих коронованных предшественников. По такой несообразной с верой во Христа Помазанника Божьего Николая II логике получается, что наследственный русский государь отказался от царской власти, которая, согласно христианского учения о ней, была дарована Ему Богом для правления Русским народом и попечения о нем. В отличие от иной власти, Царская власть объединяла всю власть в руках единолично распоряжающегося ею российского монарха. Это Верховная самодержавная власть Императора Всероссийского и Государя Императора, Царя и Судии Царству Всероссийскому, — особы священной и неприкосновенной, которому также принадлежала власть законодательная, власть верховного и подчиненного управления, судебная власть, а также власть Главы Церкви и Главы Династии на единой и нераздельной территории Государства Российского. Он был также Державным вождем российской армии и флота (Ст.ст. 1-24 . ОГЗ РИ 1906 г.), обладателем государственной территории и царских подданных.

       Отречение от Престола, неотъемлемой частью которого была царская власть российского монарха, означало, что теперь этой властью якобы законно может обладать кто-то иной. Однако такой властью никто кроме наследственного русского Царя над Россией обладать не может. В этом случае, возникает искусственно рожденное, а по сути, мнимое право на правление Россией со стороны его узурпаторов, которые не могут в принципе быть законными правопреемниками верховной самодержавной власти. То есть, они не обладают законно полученным правом на безусловное владение и распоряжения территорией России, ее недрами, результатами хозяйственной деятельности всех субъектов права Российской Империи, правом на истребование финансовых долгов иностранных государств перед Российской Империей и лично перед Николаем II. При таких условиях они лишь присваивают себе не менее ложное право на определение юридической судьбы населяющих Россию народов, и прежде всего, государствообразующего Русского народа, от имени которого, обобранного и оболганного, якобы напрочь отказавшегося от Бога и Царя, можно строить любые модели государства и устанавливать любые политические режимы, как показала практика, этот народ уничтожающие.

        Признание факта отречения влечет за собой смену фундаментальных догматов православной веры, отказ от святоотеческих представлений о земных и неземных целях христианской государственности, что порождает коренное искажение всей картины Божественного домостроительства, и прежде всего, роли и места в ней русского, наследственного, самодержавного монарха как одновременно Царственного самодержца и Главы Церкви в трактовке этого понятия, которая дана в ст. 64 ОГЗ Российской Империи: «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния» (Ст. 64 ОГЗ РИ: 1721 Янв. 25 (3718) ч. I, введ. — В сем смысле Император, в акте о наследии Престола 1797 Апр. 5 (17910) именуется Главою Церкви. — 1906 Апр. 23, собр. Узак., 603, ст. 24). Обладая исключительным государственно-каноническим правовым статусом Помазанника Божьего Особы Священной и Неприкосновенной, на воцарившемся монархе лежит главная ответственность перед Богом за создание благоприятных государственных и церковных условий для спасения Его подданных во Христе Иисусе. Иначе говоря, государственная задача православного монарха, в отличие от задач иных правителей другой веры и других интересов, не ограничивается обстоятельствами земного бытия и выходит за их рамки, поднимаясь до небесных высот.

       При признании факта отречения легализуется отказ от Божественного источника верховной власти русских государей и узаконивается насильственная смена формы правления, произошедшая 2(15) марта 1917 г., подтверждается отказ от многовекового царского самодержавия в пользу неестественных для исторической России последовавших форм правления, которые возникли в условиях откровенно богоборческого большевистского политического режима, советского и сменившего его либерально-демократического государственного устройства, при котором открытые формы геноцида русского народа заменены на политику перманентных правительственных обещаний будущих благ при одновременном снижении уровня жизни и численности населения России, увеличении пенсионного возраста.

      В случае признания факта отречения легализуется и легитимируется также и на ходу придуманная заговорщиками цепочка передачи верховной власти от Императора к Временному правительству и далее через Его брата Великого князя Михаила Александровича, который в принципе, в силу действовавшего на тот период времени законодательства, не мог принять верховной власти, а царской власти, тем более, поскольку Николай II от нее не отрекался и ему не передавал. Великий князь не мог ее принять еще и потому, что при живом наследнике Престола и первоочередном агнате, стоящим ближе всех в очереди на восприятие Российской короны, таким правом не обладал. Учитывая эти обстоятельства, становится очевидным, что подписанный (?)  Великий князем Михаилом Александровичем предложенный ему заговорщиками текст документа об отказе от верховной власти, которую он законно ни принять ни передать не мог, юридически ничтожен. Этот документ, который, по незнанию или намеренно, зачастую называют манифестом, а Великого князя именуют «последним монархом», и даже Императором Михаилом  II был политически необходим заговорщикам, поскольку с помощью этой фальшивки ими создавалась видимость законного преемства верховной власти. В результате, нам предлагается разделить ложные умозаключения в том, что источником власти номинально становился народ, отказавшийся от христианской государственности во главе с Царем и Помазанником Божьим.

       Признание факта отречения легко ведет к доказательству юридической легитимности и религиозной обоснованности передачи Верховной Самодержавной власти, полученной Царем и Помазанником от Бога, который, как писал Иоанн Златоуст, «учредил не народное правление, а царское» (подр. см.: Логиновский С.С. Отцы Церкви о формах правления // Вестник ЮУрГУ, № 10(296), 2012), к народу и к установлению народовластия, которое с точки зрения христианской веры идеалом вовсе не является. Нельзя не обратить внимание еще на одну сторону этого вопроса, на ту клятву, которую дает вступивший на Престол русский монарх. В ст. 68 Основных государственных законов Российской Империи читаем: «Император пред совершением сего священнаго обряда, по обычаю древних Христианских Государей и Боговенчанных Его предков, произносит в слух верных Его подданных Символ Православно-Кафолическия веры и потом, по облечении в порфиру, по возложении на Себя короны и по восприятии скипетра и державы, призывает Царя Царствующих в установленной для сего молитве, с коленопреклонением: да наставит Его, вразумит и управит, в великом служении, яко Царя и Судию Царству Всероссийскому, да будет с Ним приседящая Божественному престолу премудрость, и да будет сердце Его в руку Божию, во еже вся устроити к пользе врученных Ему людей и к славе Божией, яко да и в день суда Его непостыдно воздаст Ему слово». Если признать, что Николай II, нарушив закон о престолонаследии и волю Божью, отрекся от царского служения, то Его, получается, следует считать клятвопреступником. Мыслимое ли это дело, чтобы русский Царь и Помазанник Божий так поступил. Возможное ли, чтобы так мог даже помыслить глубоко верующий во Христа Император Николай II, которого никто, даже его враги, не могли обвинить в отсутствие у него христианского благочестия. Кого же тогда причислила к лику святых Русская Православная Церковь? Клятвопреступника перед Богом, отвергшего Его волю?
В заключении этого раздела остается лишь напомнить, что говорили по этому поводу почитаемые в народе блаженная старица Пелагея Рязанская, духовная дочь Серафима Вырицкого и старец, епископ Николай Гурьянов. «У Государя был наивысший подвиг, Увенчанный великомученической кончиной — искупление народа русского от греха нарушения соборной клятвы 1613 г.» — поясняла Пелагея Рязанская. О том, что Ему соответствовал особый чин святости у Господа, а именно искупитель, говорил старец Николай Гурьянов: «…Царь образ Божий, живая икона Царя Небесного. Исключительное служение Ему даровано Богом на земле. Исключителен, ни с чем не сравним Его подвиг. Только с Голгофской жертвой Христа». В отношении событий 2(15) марта 1917 г. и участия в них Николая II Николай Гурьянов пояснял: «Святой Царь не отрекался, на Нем нет греха отречения. Он поступил как истинный христианин, смиренный Помазанник Божий. Ему надо в ножки поклониться за Его милость к нам, грешным. Не Он отрекся, а Его отвергли».

Сегодня спор об «отречении» не умаляется в своей остроте. Как видим, он вовсе не так безобиден, как это представляется на первый взгляд, а позиции тех, кто настаивает на установлении его исторического и юридического факта, не бесцельны. Неважно, направлены их аргументы на доказательство принуждения Николая II к отречению, или они настаивают на его добровольном характере, который либо выводится из некоего не существовавшего слабоволия Императора, его испуге за Семью, либо из стремления Государя предотвратить грядущее кровопролитное насилие, или основано на иных ничем не подтвержденных выдумках вроде разнообразных версий, оправдывающих, по их мнению, решение Царствующего монарха о Его столь выгодном для заинтересованных лиц отречении. Главное — всеми доступными способами навязать признание факта отречения в его любом варианте. Тогда поругание Царя и Помазанника Божьего последнецарствовавшего Государя Императора Николая II можно будет продолжать, Бога хулить и Россией править. Впрочем, все это до поры до времени.

Аналогичные попытки предлагаются и для сокрытия  законного порядка российского династического престолонаследия. Особенно, это касается  порядка наследственного преемства Престола в начале ХХ в.

Общий порядок наследования Всероссийского Императорского Престола

Преемство Царского Престола с момента, когда в 1547 г. Русский Государь стал венценосной особой, и до упразднения самодержавия в начале 1917 г., прошло сложный путь по выработке норм законода­тельного регулирования порядка российского престолона­следия, а также его условий. Отсутствие специальных норм, которые могли бы однознач­но указать на неизменные правила преемства монаршего Престола по нисходящей мужской линии по праву первородства и полностью упразднить влияние еще не изживших себя взглядов на преемство верховной власти по праву родового старейшинства, длительное время дестабилизиро­вало государственную жизнь.

      Лишь в первой трети XVIII в. появился составленный Ф.Прокоповичем по указанию Петра I государственный норма­тивный акт — Устав о наследовании престола 1722 г., который пред­ставлял собой единый и единственный юридический документ, уста­навливавший основные положения о преемстве Царской власти по завещанию в Российской Империи. Спустя семьдесят пять лет, продемонстрировавших его правовую несостоятельность, чреватую династическими неурядицами и полити­ческой дестабилизацией государственной жизни, появился Акт о пре­столонаследии 1797 г., который был опубликован Павлом I. Монарх установил неизменяемый порядок династи­ческой очередности в преемстве Царской власти.

        Официальное название Акта о престолонаследии 1797 г., под кото­ром он был опубликован, а впоследствии помещен в Основные Государственные Законы Российской империи, было следующим: «Акт, Высочайше утвержденный в день священного Коронования Его Императорского Величества, и положенный для хра­нения на престол Успенского собора»[32].   На подготовленном цесареви­чем Павлом Петровичем за десять лет до его вступления на Престол рукописном подлиннике указанного документа, который готовился и подписывался Им и его Супругой как семейное соглашение, регу­лировавшее отношения престолонаследия их будущего потомства, стоит дата и место его составления: «С. Петербургъ. Генваря 4. дня. 1788. Года». Рукописный оригинал этого документа был представлен на выставке «Венчания на царство коронации в Московском кремле» 2013 г.^[33].

     Поставив на этом соглашении свою резолюцию, Павел  I превратил его в общероссийский закон, который впослед­ствии в таком виде был помещен в Полное собрание законов Российской Империи. Здесь же можно увидеть и сделанную на этом экзем­пляре Акта 1797 г. удостоверительную надпись «Подлинный Актъ подписанъ Собственными Ихъ Императорскихъ Величествъ рука­ми тако: Павел, Мария». Далее указывалось: «На подлинномъ спи­ске подписано Собственною Его Императорскаго величества рукою тако: Верно. Павелъ»[34]. Обнародование этого документа состоялось 5 апреля 1797 г. после окончания священного обряда коронования и миропомазания воцарившегося Императора.

      Поскольку в представленном на выставке документе констрасигнатура и резолюция Императора отсутствуют, то следует полагать, что нам был продемонстрирован не законодательно утвержденный воцарившимся монархом акт о престолонаследии, а то самое семей­ное соглашение, которое было подписано Великим князем Павлом Петровичем и его супругой Великой княгиней Марией Федоровной в 1788 г.[35] Очевидно, судьба рукописного оригинала Акта о престоло­наследии 1797 г., который был положен на хранение на престол Успенско­го собора, пока остается неизвестной.

       Одновременно, в день коронации Павла I вступил в силу и дру­гой нормативный документ, получивший название Учреждение о Императорской Фамилии (далее — УИФ). Он регулировал династические правоотношения и определял условия для призва­ния к престолонаследию лиц, входивших в Императорский Дом. Так была создана законодательная основа для бесконфликтной и беспрерывной передачи верховной власти, объединенная зако­нодателем в единый правовой институт, который препятствовал воцарившемуся монарху в единоличном изменении порядка пре­столонаследия, поскольку он давал клятвенное обещание его не нарушать.

        Статья 39 ОГЗ 1906 г. со ссылкой на Акт 1797 г. предусматрива­ла, что «Император или Императрица, Престол наследующие, при вступлении на оный и миропомазании, обязуются свято наблюдать вышепостановленные законы о наследии Престола»[36]. Кроме того, наследник престола «при торжественном объявлении совершенноле­тия его» в силу утвержденной законом «Формы присяги для Наслед­ника Престола» присягал и клялся «соблюдать все постановления о наследии Престола и о порядке фамильного учреждения, в Основных Законах Империи, изображенныя»[37]. Делать это следовало «во всей их силе и неприкосновенности, как перед Богом и судом Его страшным ответ в том дать могу»[38]. Тем самым, отказ от законодательного изменения порядка престолонасле­дия предусматривался законом дважды.

Согласно Акта 1797 г. восприятие верховной власти осуществля­лось по нисходящей мужской линии от отца к сыну по праву перво­родства. То есть, Престол в первую очередь всегда наследовал мужской потомок царствующего Императора, стоявший первым среди других в отношении к Нему по признаку родственной крови. Это был Наследник Престола с титулом «Цесаревич, Великий Князь и Императорское Высочество»[39].

В отличие от завещательного порядка наследования Престола, ко­торый был законодательно утвержден Петром I в Уставе 1722 г., лич­ность Наследника Престола определялась законом. Правовая конструкция закона исключала возможность лишения Наследника права на Престол без его добровольного согласия. Выражения воли царствующего монар­ха в отношении выбора Наследника не требовалось. Если при вступлении на Престол Наследник монарха уже родился, монарх лишь на­зывал его по имени в своем манифесте, публично фиксируя его личность и его персональное первоочередное право на престолонаследие. Это условие устанавливалось ст.54 ОГЗ 1906г. в следующей редакции: «В манифесте о восшествии на Престол возвещается вместе и законный Наследник Престола, если лице, коему по закону принадлежит наследие, существует».

В первую очередь Наследником назывался старший сын царство­вавшего монарха, который воспринимал Престол по кончине свое­го отца в силу ст. 53 ОГЗ 1906 г.[40] Согласно ее нормы, «По кончине Императора, Наследник Его вступает на Престол силою самого закона о наследии, присвояющего Ему сие право. Вступление на Престол Императора считается со дня кончины Его предшественника»²⁸. Таким образом, закон запрещал поражение в правах членов Импера­торского Дома, сохраняя их очередность в наследовании Престола.

       Нисходящая мужская линяя первородного сына Императора всегда имела бесспорные правовые преимущества при восприятии Престола по сравнению с другими наследственными линиями, возникающими в связи с наличием его собственных сыновей, родных братьев и всех остальных членов Императорского Дома. «…Избираем Наследником, по праву естественному, после смерти Моей, Павла, Сына Нашего большего, Александра, а по нем все Его мужеское поколение, по пресе­чении сего мужеского поколения, наследство переходит в род второго Моего Сына, и так далее, если бы более у Меня Сыновей было; что и есть первородство»[41], — устанавливал Акт 1797 г. Из содержащихся в нем норм, таким образом, следовало, что в случае пресечения по­томков Императора мужского пола по линии старшего сына Престол наследовался другими его сыновьями по старшинству и происходя­щими от них мужскими потомками по нисходящей линии, что было зафиксировано впоследствии в ст. 7 ОГЗ 1832 г. и ст. 29 ОГЗ 1906 г.

Установленный порядок обеспечивал непрерывность наследова­ния Престола в мужских линиях. Начиная от старшего сына, наслед­ственная очередь продолжалась далее, с учетом старшинства сыновей царствующего монарха по нисходящей линии, «так что, прежде все­го, наследует перворожденный и все его потомство, затем следующий и все его потомство и т. д.»[42] Закон, тем самым, устанавливал преи­мущественное право самого отдаленного представителя старшей ли­нии перед самым близким представителем младшей[43].

Преимущество наследования по линиям, сочетавшееся с наследо­ванием по степеням родства, заключалось в том, что даже прерывание линии последовательно царствующих на Престоле особ не влияло на права отдаленных родственников на его восприятие. Они заступали место своего не царствовавшего и/или почившего предка, непрерыв­но представляя его линию на Престоле. Такие случаи в наследовании Престола получили название заступления или представления.

Право мужского первородства, составлявшее основу агнатского престолонаследия, было исключительным. Оно распространялось даже на еще не родившегося сына царствующего Императора, по­скольку его появление на свет отодвигало очередь на престолона­следие, которую занимали родные братья монарха и уже живущие его старшие сестры. Эту норму, которой не было в Акте 1797 г. ввел Николай I, ожидавший наследника. Право на наследование Престола определялось «не рождением данного лица, а зачатием.., таким об­разом, при беременности матери, вопрос о том, кому должен перей­ти престол, при отсутствии напр. сыновей, должен быть отложен до рождения нового ребенка»[44].

   С целью исключить несоответствующие опубликованному Мани­фесту толкования, в нем было подчеркнуто, что сделанное Никола­ем I уточнение относительно прав на престолонаследие, находилось в согласии с «общими началами права»[45] и не нарушало положений Акта 1797 г. Вновь принятые нормы относились к вопросам прави­тельства и опеки, что «предоставлено Царствующему Императору»[46]. Легальное толкование сделанных дополнений относило их к условиям престолонаследия, и таким путем запрет на изменение порядка насле­дования Престола был юридически соблюден, а фактически обойден.

Когда все мужские линии оказывались без мужского потомства, наследование Престола переходило в женские линии, начиная с рода старшего сына императора, а принятый преимущественный агнатский порядок престолонаследия заменялся противоположным по своему правовому смыслу субсидиарным когнатским порядком пре­столонаследия.

Термины агнатский и когнатский отражали разделение лиц, об­ладавших правом на наследование Престола по признаку пола. Пояс­няя это разделение, М.В. Зызыкин в его монографии «Царская власть и закон о престолонаследии в России», выпущенной в свет в 1924 г. в Софии, писал: «Агнатами называются мужские Члены Фамилий, происходящие от мужчин данной Фамилии, когнатами же являются женщины Фамилии, по крови ей родные, и мужчины через этих жен­щин происшедшие. Когнантин-принцесс, происшедших через мужчин по мужской линии, ещё называют агнатскими когнатами или полу- агнатами ради обозначения их большей близости к мужскому поколе­нию. Когда наследование переходит в женское поколение, то когнаты — потомки принцессы, через которую Престол переходит в женскую линию, становятся агнатами. Так Члены Голштейн-Готторпского Дома со времени Петра III стали агнатами, будучи до вступления на Российский Престол Петра III, сына Анны Петровны, со времени её за­мужества за герцогом Голштинским, когнатами по отношению к Дому Романовых»[47].

Таким образом, разделение поколений царствующей династии, об­ладавших правом на престолонаследие, происходило не только по ли­ниям от Императора-родоначальника и по степени родовой близости к царствующему Императору, но и по рождению от женского поколения или от мужского. На этом разделении в российском престолонаследии было основано различие в правах, которыми обладали представители мужских и женских поколений, несмотря на их общую принадлежность к Царствующей Фамилии. Статья 133 ОГЗ 1906 г. устанавливала: «Родившиеся от женского пола совершенно отличаются от родившихся от пола мужского»[48].

Исходными нормами для формирования порядка когнатского пре­столонаследия были те, которые установил Павел I: «По пресечении последнего мужеского поколения Сыновей Моих. наследство, остает­ся в сем роде, но в женском поколении последнее-царствовавшего, как в ближайшем престолу, дабы избегнуть затруднений при переходе от рода в род, в котором следовать тому же порядку, предпочитая му­жеское лицо женскому; однако здесь приметить надлежит единожды навсегда, что не теряет никогда права то женское лицо, от которого право беспосредственно пришло»[49]. В ст. 8 ОГЗ 1832 г. и ст. 30 ОГЗ 1906 г. эта норма вошла практически без изменений, за исключением указания на то, что она касается «сыновей Императора» вообще, а не только сыновей Павла I[50].

Из смысла приведенных законодательных норм следовало, что при пресечении последнего мужского поколения к престолонасле­дию призывался «старший представитель (представительница) бли­жайшей (в порядке линий), а из равно близких — старшей женской линии, причем каждый раз брат (и его линия) исключает сестру (и ее линию). Акт 5 апреля 1797 г. (Осн. Зак., ст. 9) лишь в одном нарушает постепенность перехода из ближайших линий в более отдаленные: вся­кий раз, когда престол переходит в женские линии такого лица, в роду которого царствовали представители мужских линий, то первой при­зывается не старшая женская линия этого лица, а линия, ближайшая к последнему царствовавшему агнату этого рода»[51].

Комментируя нормы когнатского престолонаследия, Е.М. Коркунов обращал внимание на то, что по своему правовому смыслу, противоположному ангатскому принципу, престолонаследие в жен­ских линиях отличается, прежде всего, тем, что в первую очередь призывается ближайшая родственница царствующего представителя мужских линий, «а таким при пресечении всех мужских всегда ока­жется представитель самой младшей мужской линии и, следователь­но, наследование престола женскими линиями пойдет не от старших к младшим, а от младших к старшим»[52]. Это означало, писал А.С. Алексеев, что «пока есть мужские поколения… женские исключаются совершенно: поэтому мужские поколения имеют безусловное предпо­чтение перед этими последними, но если они прекращаются, женщины получают возможность вступить на престол и тем открывают но­вые линии, в которых наблюдается тот же порядок, как и в мужских, то есть мужчины предпочитаются женщинам»[53].

Применяя два различных порядка престолонаследия, Царская власть российских государей неизменно сохранялась в руках правящей династии. Риск ее утраты при обычных условиях государственной жизни сводился к минимальному. Впрочем, как показала дальнейшая история престолонаследия, нормы когнатского престолонаследия так и не были востребованы. После принятия Акта 1797 г. случаев наследования Престола женщинами в Российской Империи не было. Престол переходил от отца к старше­му сыну, а в случае его отказа от права на Престол, к его следующему сыну по старшинству рождения.

Отказ от права на престолонаследие

Наряду с правом на престолонаследие, существовало и право на отказ от него. Нормы ст.ст. 37 и 38 (ст.ст. 15,16 ОГЗ 1832 г.) не препятствовали отречению от права на наследование Престола лица, которое таким правом обладало. При этом, отказ от Престола воцарившимся Императором законом предусмотрен не был, о чем будет сказано далее более подробно. Порядок отказа (отречения) от права на наследование Престола рассматривался как добровольный юридический акт, не сопровождавшийся никаким насилием над наследником Престола или над членом Императорского Дома, выразившим свою волю на отказ от своего права. Вводилось лишь одно ограничение. Его смысл заключался в том, чтобы конкретный случай отречения от права на Престол не препятствовал дальнейшему его наследованию[54].

Одновременно устанавливалось правило о запрете на отзыв отказа от наследования Престола, если этот отказ уже был оформлен в виде вступившего в силу закона[55]. Иначе говоря, отречение от права на Престол, как и устанавливал в первоначальном виде Манифест от 12 декабря 1825 г., не могло быть признанным «навсегда невозвратным», если не было «всенародно объявленное и в закон не обращенное»[56].

 

Условия  возникновения права на  Престол и его наследование

Установленный Актом 1797 г. порядок наследования Российского Престола был дополнен рядом условий, которые регулировали применение прав на престолонаследие для лиц, принадлежавших к «поколению императорскому» в силу норм УИФ[57]. Смысл создания данного учреждения был сформулирован Павлом I как создание круга лиц из числа «фамилии Государевой…наилучше обеспечивающих несение высокого священного сана …»[58] ради сохранения царского самодержавия в неизменном виде при смене монархов.

В отличие от норм, определявших порядок наследование престола, нормы УИФ могли быть изменены и дополнены «Лично Государем Императором в предуказанном Им порядке»[59], поскольку находились во взаимодействии с другими ст.ст. ОГЗ[60], и прежде всего с основополагающей ст. 4 ОГЗ в редакции 1906 г., устанавливавшей принадлежность императору верховной самодержавной власти, что в целом указывало на его беспредельные правовые возможности. Пределы изменений и дополнений в УИФ были ограничены лишь правилом о том, что они могут приняты, если «не касаются законов общих и не вызывают нового из казны расхода»[61]. Эта поправка была внесена в ОГЗ 1906 г. в связи с изменением порядка принятия законов, в разработке которых стали принимать Государственный совет и Государственная дума[62].

В отношении членов Императорского Дома в силу ст. 222 УИФ ОГЗ 1906 г. император «яко неограниченный Самодержец» имел права «отрешить неповинующегося от назначенных в сем законе прав и поступать с ним яко преслушным воле Монаршей»[63]. Эта же норма содержалась в ст. 202 УИФ ОГЗ 1857 г.

Первым условием, которое было установлено «правилом внутреннего между Фамилии Императорской распорядка» в §15 Акта 1797 г. и впоследствии перенесено в ОГЗ, было условие о принадлежности к Императорской Крови[64]. Это означало, что кровное родство было непременным условием для юридического признания права на престолонаследие. Поясняя эту норму, В. М. Грибовский верно замечал, что «требование кровного происхождения от Императора (русского) указывает на то, что престолонаследие по свойству, браку или усыновлению не допускается»[65]. Второе условие – вступление в династический брак – требовало разрешения царствующего императора[66], который признавал его дозволенным при соблюдении третьего условия – его равнородности, то есть, заключения брака с участием лиц, принадлежавших к царствующему или владетельному дому, что, как отмечает Р.Джаллиноя с конца XVII в. стало особо важным обстоятельством для укрепления международных связей и престижа России[67]. Эта норма была установлена Александром I в его Манифесте от 20 марта 1820 г. «…Если какое лицо из Императорской Фамилии вступит в брачный союз с лицом, не имеющим соответствующего достоинства, т. е. не принадлежащим к какому Царствующему или Владетельному Дому, в таком случае Лицо Императорской Фамилии не может сообщить другому прав, принадлежащих Членам Императорской Фамилии и рождаемые от такого союза дети не имеют прав на наследование Престола»[68].

Дозволенные морганатические браки, заключенные членами Императорского Дома, к которым относились «Все лица, происшедшие от Императорской Крови в законном, дозволенном царствующим Императором браке, с лицом соответственного по происхождению достоинства»[69], с точки зрения гражданского права признавались законными, но династических преимуществ не обеспечивали. Потомство от этих браков правом на наследование престола закон не наделял.

Правило о дозволении царствующим императором династических браков для лиц, принадлежавших к «царскому дому»[70], право на титулование и условие о вере, а также условие о равнородности было установлено Павлом  I  по образцу, который он заимствовал  из объявления его матери о его вступлении во второй брак. Это объявление было написано лично Екатериною  II и 15 сентября 1776 г. публично зачитано «при собрании особ духовного и мирского чина в придворной Нашего Зимнего дворца Церкви»[71]. В нем императрица сообщала свою волю: «Всемогущий бог.., вновь благославляя вселюбезнейшего Нашего сына и наследника, Его императорское высочество государя Цесаревича  и великого князя Павла Петровича вступить во второй брак по желанию и соизволению Нашему…»[72]. Особо подчеркивалось в объявлении, что его невеста восприняла «сего сентября 14 числа в день воздвижения чеснаго и животворящего Креста Господня благочестивейшую веру греческого исповедания»[73]. Здесь же содержалось указание на дарование «светлейшей принцессе виртембергъ-штудской», нареченной при миропомазании Марией Федоровной, титула «Ея Императорского Высочества»[74]. В результате, не изменяя порядок престолонаследия, император мог его ограниченно регулировать в каждом конкретном случае, прибегая к  нормам Учреждения о Императорской Фамилии.

20 марта 1820 г. Александр I  объявил новое правило о равнородности династического брака, а  24 января 1885 г. Александр III «признав за благо установить для имеющих возникнуть новых поколений некоторые противу первоначального положения изменений»[75], внес в УИФ новые правки. Они касались ограничения титулования потомков царствовавшего монарха великими князьями до его внуков включительно. Спустя полтора года, 2 июля 1886 г. измененная редакция УИФ была утверждена с Высочайшей резолюцией «Быть по сему» в качестве надежного залога «к обеспечению на будущее время законного преемства Верховной власти»[76]. Внесение изменений в УИФ на этом не ограничились. 23 марта 1889 г. неравнородные браки членов Императорского Дома были полностью запрещены[77] и лишь 11 августа 1911 г. Николай II своим указом изменил это положение, оставив воспрещение о вступлении в неравнородный брак за браками, заключаемыми Великими Князьями и Великими Княжнами: «Впредь никто из Великих Князей и Великих Княжон не может вступать в брак с лицом, не имеющим соответственного достоинства, то есть не принадлежащим ни к какому царствующему или владетельному дому»[78].

Особым, четвертым  условием, которое соблюдалось при любых обстоятельствах, было условие о вере. Если принадлежность к Императорскому Дому соблюдения этого условия по общему правилу не требовала, то фактическое занятие престола лицом, которое не исповедовало первенствовавшей и господствовавшей в Российской империи православной веры, было недопустимо. Это условие впервые было законодательно сформулировано в Акте 1797 г.: «Учредив таким образом наследство, должно дополнить сей закон нижеследующим: когда наследство дойдет до такого поколения женского, которое царствует уже на другом каком престоле, тогда предоставлено наследующему лицу избрать веру и престол, и отрещись вместе с Наследником от другой веры и престола, если таковой престол связан с Законом, для того, что Государи Российские суть Главою Церкви; а если отрицания от веры не будет, то наследовать тому лицу, которое ближе по порядку»[79]. Понимая всю важность этого вопроса, Император Александр III в 1889 г. восстановил норму о вере в том виде, в котором она существовала в Сборнике законов издания 1857 г., но затем была им изменена в 1886 г. и внесена в новую редакцию УИФ в следующей формулировке: «Брак наследника престола и старшего в его поколении мужского лица с особой другой веры совершается не иначе как по восприятии ею православного вероисповедания»[80].

Порядок российского династического престолонаследия в начале ХХ в.

Положение с престолонаследием в начале ХХ в. определялось несколькими законодательными нормами, которые учитывали оба принципа российского престолонаследия. Первоочередное право занятия Престола в случае смерти Николая II, таким образом, принадле-жало законному наследнику Цесаревичу Алексею Нико-лаевичу. Если он умирал до вступления на Престол, или умирал, не оставляя потомства, будучи уже царствующим монархом, то преемство Престола регулировалось бы по правилам ст. 7 (29). В данном случае она осталась непри-менимой, поскольку регулировала порядок престолонасле-дия в родовых линиях других сыновей Императора Николая II, которых у него не было.

Далее в действие вступала ст. 8 (30), устанавливавшая субсидиарный когнатский порядок престолонаследия, который отличался большей сложностью в его законодательных формулировках. В действовавшем законодательстве Российской Империи он начинался следующим образом: «Когда пресечется последнее мужеское поколение сыновей Императора, наследство остается в сем же роде, но в женском поколении последнецарствовавшего, как в ближайшем к Престолу, и в оном следует тому же порядку, предпочитая лице мужеское женскому; но при сем не теряет никогда права то женское лице, от которого право беспосредственно пришло». Далее следовала ст. 9 (31), которая устанавливала, что «По пресечении сего рода, наследство переходит в род старшего сына Императора-Родоначальника, в женское поколение, в котором наследует ближняя родственница последнецарствовавшего рода сего сына, по нисходящей от него или сына его старшей, или же, за неимением нисходящих, по боковой линии, а в недостатке сей родственницы, то лице мужеское или женское, которое заступает ее место, с предпочтением, как и выше, мужеского пола женскому». Как видно, разъяснение «права заступления», которое было в Акте 1797г., здесь отсутствовало.

Из приведенных текстов статей видно также, что законодатель оперирует такими понятиями как «Император», «Царствующий Император», «Император-родоначальник», «последнецарствующий Император», которые имеют различный юридический смысл и без предварительно пояснения толкование когнатского порядка престолонаследия будет затруднительно, поэтому следует его предварить следующим небольшим комментарием, опять же со ссылкой на лучшее пояснение этого вопроса, которое можно найти у Н.М. Коркунова.

Относительно понятия «Император-родоначальник» и «последнецарствующий Император» Н.М. Коркунов, полемизируя со своими коллегами, дает такие пояснения: «Нет никаких действительных оснований понимать под «императором-родоначальником» только одного Павла I. В Акте 5 апреля Павел I не именуется так и об Император-ской Фамилии Акт говорит не как об «одном» едином роде Павла I, а напротив, как о совокупности многих родов. Объясняя причины, побудившие к определению порядка престолонаследия, Акт указывает, как на одну из них, на желательность избежать затруднений при переходе пре-стола «из рода в род»; право на престол признается не только за отдельными лицами, но и за родами. Определяя порядок престолонаследия, Акт говорит о переходе, за пресечением всего мужского поколения старшего сына им-ператора, престола в род второго сына и других младших, предполагая, таким образом, что потомство каждого из сы-новей императора составляет особый род, и каждый сын есть родоначальник своего потомства, как в свой черед и каждый из внуков, правнуков и т.д. будут родоначальника-ми их потомства. И это вполне согласно с тем, как опреде-ляется род в 1 ч. Х тома Св.Зак.: совокупность лиц, проис-ходящих от одного лица. Поэтому, следует признать, что император-родоначальник не какое-либо определенное, конкретное лицо, а каждый член Императорского Дома, имеющий потомство, и потому под императором-родоначальником надо понимать всегда ближайшего к последнецарствующему императору родоначальника».

Эту же мысль Н.М. Коркунов повторил в ответ на критику его взглядов со стороны О.Н. Куплевасского в своей статье «Наши законы о престолонаследии», уточнив ее в отношении каждой статьи ОГЗ. «…Согласно терминологии Свода, – отмечал он, – царствующая династия представляет одновременно и один род – род Павла I, и совокупность многих родов – родов его сыновей, внуков, правнуков, и, сообразно с этим, не только сам Павел I, но и все его сыновья, внуки, правнуки, имеющие потомство, являются одинаково родоначальниками — каждый, конечно, своего рода. Ни одна из статей 6-13 Осн. Зак. не имеет в виду какого-либо определенного конкретного лица. И «царствующий Император» ст. 6 (28) и просто «Император» ст. 7 (29) и 8 (30), и «Император-родоначальник» ст. 9-11 (31-33) все это меняющиеся лица.

В статьях этих последовательно определяются три случая наследования престола. Ст. 6 (ст. 28) говорит о преимущественном, наследовании «детей Государевых» (ст. 84 Учр. Имп. фам.), т. е. первородных. Статья 7 (29) – о «…наследие Престола принадлежит прежде всех старшему сыну царствующего Императора, а по нем всему его мужескому поколению», а ст. 84 (УИФ в ред. 1833) дополняет и поясняет: «Старший сын Императора и все старшие от старшего поколения происшедшие, доколе Фамилия Императорская существует, уважаются и почитаются, в виду Императора, яко наследники Престола и носят именование Государевых детей. С целью уточнения этого вопроса в ОГЗ, в ст. 6(28) законодатель называет императора «царствующим императором». Именно его первородному, а в случае, его смерти, оставшемуся старшим сыну принадлежит последующее наследование Престола по праву первородства, «а по нем всему его мужскому поколению». Далее наследование Престола определяется в порядке последовательного перехода в роды остальных сыновей императора по старшинству их рождения.

Таким образом, согласно действовавшему законодательству, царствующим императором в начале ХХ в. следует считать Николая II, а императором-родоначальником его отца Александра III как «ближайшего к последнецарствующему императору родоначальника».

Это означает, что при отстранении от престолонаследия сына Николая II Цесаревича Алексея первым в очереди на занятие Престола становился сын Александра III и брат Николая II Великий Князь Михаил Александрович.

       В случае его устранения от престолонаследия в действие вступала ст. 8(30), регулировавшая престолонаследии при пресечении «последнего мужского поколения сыновей Императора» (очевидно, что здесь законодатель имел в виду императора-родоначальника), наследование Престола должно было «отойти к ближайшему когнату», к старшей дочери Николая II (как ближайшей к последнецарствующему) – Великой княгине Ольге Николаевне и остаться в ее поколении при двух условиях. Во-первых, – при сохранении наследственного преимущества когнатов-мужчин с целью возродить право первородства. Во-вторых, – при условии сохранения права на Престол у женского лица, «от которого право беспосредственно пришло». То есть, за Ольгой Николаевной.

        В случае пресечении потомства Великой княгини Ольги Николаевны, вступала в силу ст.9 (31). Она устанавливала право на наследование Престола за старшим сыном Императора-родоначальника, в женском поколении, в котором наследовала «ближняя родственница последнецарствовавшего рода сего сына, по нисходящей от него или сына его старшей, или же, за неимением нисходящих, по боковой линии, а в недостатке сей родственницы, то лице мужеское или женское, которое заступает ее место, с предпочтением, как и выше, мужеского пола женскому». Первоочередное право на престолонаследие в нашем случае, таким образом, должна была получать вторая дочь сына Императора – родоначальника «по нисходящей от него» и т.д. То есть, в случае пресечения рода Великой княгини Ольги Николаевны, ее место с теми же правами для вступления на Престол и с теми же правами для ее должна была занять вторая дочь Николая II – Великая княгиня Татьяна Николаевна (1897 г.р.), затем третья дочь – Великая княгиня Мария Николаевна (1899 г.р.) и четвертая дочь — Великая княгиня Анастасия Николаевна (1901 г.р.).

Ст. 10 (32) в первой ее части была неприменима, поскольку регулировала престолонаследие в женском роде прочих сыновей Императора-Родоначальника. Таких женских родов, как известно, в начале ХХ в. фактически не существовало. Вторая часть этой статьи указывала, что затем престолонаследие переходит «в род старшей дочери Императора-Родоначальника, в мужеское ее поколение; по пресечении же оного, в женское ее поколение, следуя порядку, установленному в женских поколениях сыновей Императора». Это означало, что на первый план в престолонаследии выходило мужское поколение Великой княгини Ксении Александровны (1875-1960) – дочери Александра III – родоначальника, затем ее женское поколение.

        Если применять для этого случая ст. 8 (30), хотя этот вопрос законодателем не урегулирован, но логически отказать в этом трудно, то она была той особой Императорской Крови, состоявшей в разнородном браке и не имевшей препятствий к восприятию Престола с точки зрения ограничений, накладывавшихся законом в отношении вероисповедания. То есть, ее можно было рассматривать непосредственной претенденткой на российский Престол, поскольку, согласно указанной статьи, она принадлежала к той категории лица женского пола, которое «не теряет никогда права…» на Престол, поскольку от нее это право «беспосредственно пришло». Однозначно, можно утверждать, что после нее (или перед ней, в случае отказа от примененения ст. 8 (30), престолонаследие переходило к ее сыновьям – в «мужское ее поколение», затем в «женское ее поколение, следуя порядку, установленному в женских поколениях сыновей Императора».

       Дальнейший путь когнатского престолонаследия был указан в ст. 11 (33): «По пресечении поколений мужеского и женского старшей дочери Императора-Родоначальника, наследство переходит к поколению мужескому, а потом к женскому второй дочери Императора-Родоначальника, и так далее». То есть, в случае пресечения этих линий престолонаследие переходило в род младшей дочери Александра III, к Великой Княгине Ольге Александровне. Статьи ст. 12 (34), ст. 13 (35) остались неприменимы.

В дальнейшем, в случае пресечения всех перечисленных выше линий престолонаследие должно было перейти в линию потомков Александра II, то есть, через Великого Князя Владимира Александровича (1847-1909) к его сыну Кириллу Владимировичу (1876-1938) и его потомкам при соблюдении ими требований к условиям престолонаследия.

Резюмируя сказанное, приходим к выводу  том, что убийство Царской Семьи и Великого Князя Михаила Александровича привело к открытию первоочередного права на престолонаследие для старшей дочери Александра  III и сестре Николая  II Великой Княгине Ксении Александровне и ее потомству.

Цель цареубийства

Чтобы  понять  зачем  прилагаются столь  грандиозные усилия по сокрытию следов цареубийства,  необходимо представить себе какую цель ставили себе  его заказчики. Эта цель  состояла  в устранении Удерживающего на пути антихриста, в поношении самой идеи Катехона и разрушении Третьего Рима в лице Российской Империи и исторической России как самобытного цивилизационно-культурного феномена  человеческого бытия на земле, в целом.

       Для этого следовало убить Николая  II — Помазанника Божьего — как символ Царской власти Российского самодержца, установленной по воле Божьей, и тем самым прекратить воплощение в жизнь важнейшей государственной задачи Российской Империи по спасению царских подданных во Христе Иисусе. Параллельно решалась и более прагматичная задача — уничтожение исторически сформированного владетельного лица Царской Фамилии, которому в силу Основных Государственных Законов Российской Империи, основанных на древнем вотчинном праве, принадлежало право наследственного обладания государственной территорией, а значит и всеми ее богатствами. Достижение  поставленной цели без убийства самодержца было невозможным, поэтому многочисленные соображения относительно вариантов Его судьбы  после  насильственного  отстранения Николая  II  от верховной самодержавной власти не стоят  серьезного внимания.

      Уничтожить Царскую Семью и династию в лице ее ближайших  членов Императорского Дома, близко стоявших к наследованию Престола, было недостаточно. Нужно было легитимировать убийство Помазанника Божьего. Сделать это убийство вынужденным следствием  надуманных обстоятельств и скрыть  следы преступного деяния, имеющего  многочисленные признаки ритуального убийства. Достаточно сказать в связи с этим, что убивали  Помазанника Божьего и прекрасно это понимали. По этой причине и изготовили подложные документы об отречении, легендировали передачу верховной власти, о чем уже шла речь ранее. Этого также было недостаточно. Нужно было уничтожить еще и глубоко укоренившуюся многовековую российскую династическую традицию царского верховенства, которое создало  неповторимую власть – самодержавие, а также предотвратить  народное почитание и церковное прославление Царских Великомучеников. Подготовка к этому, начатая созданием подложной могилы и распространением ложных слухов, планомерно переросла в иные  способы.

 

Отсутствие государственной и общецерковной оценки цареубийства подрывает основы отечественной государственности 

Отсутствие достойной государственной и общецерковной оценки цареубийства не только формально и по существу разрушает основы сегодняшней отечественной государственности, но и нарушает многовековую традицию почитания верховной власти русских государей со стороны Русского народа и Церкви, дискредитирует тысячелетний исторический опыт цивилизационно-культурного и правового развития России, нарушая сохранившуюся до сих пор русскую культуру монархического правосознания.

Цареубийство Николая II, Его Супруги и Детей по своей духовной сути является немыслимым злодеянием человеческой похоти и открытого богоборчества. С точки зрения юридической – это преступное антигосударственное и общественно опасное деяние, имевшее своей целью насильственную смену формы верховной власти, убийство ее законного Царственного обладателя Государя Императора и Помазанника Божьего, ниспровержение русского самодержца с дальнейшим расчленением России и захватом ее громадных экономических и людских ресурсов.

Среди множества людей уже давно сложилось понимание цареубийства как особо тяжкого ритуального преступления, которое стало следствием международного заговора и насилия над интересами и жизнью государствообразующего Русского народа и других народов нашей Отчизны, живущих с ним в мире и согласии.

Однако, государственной оценки этого злодеяния как результата проведенного официального расследования до сих пор не существует. Отсутствие такой оценки пагубно сказывается на развитии отечественной государственности, духовный вектор которой до сих пор официально не определен в основном законе России. Ст. 13 Конституции РФ запрещает наличие государствообразующей идеологии Русского народа. Традиционно выстраиваемая идеология России в ценностной парадигме «Москва – Третий Рим» как Удерживающей Мiръ от скатывания в бездну апастасии, оказывается затушеванной чуждой для нас либеральной доктриной политико-правовой эволюции Отечества, намеренно умаляющей русское историческое бытие перед англосаксонской идеей доминирования западных интересов над правами и законными интересами народов России. Лишь недавно вопрос о традиционных ценностях России был озвучен в упомянутом Указе Президента России, а в «Концепции внешней политики России» прозвучало понятие о Русском Мире.

Осознание его величия немыслимо без обращения к многовековой истории Русского Самодержавия и его Царственных обладателях. Среди них умученный врагами Отечества Царь Николай Александрович занимает особое место. Христоподражательный подвиг Помазанника Божьего, причисленного к лику святых Русской Православной Церковью, молящего Христа за Россию, является яркой надеждой всем православным христианам, чающим ее возрождения.

      Недаром патриарх Алексей II призывал Русский народ к покаянию за попустительство цареубийства. «Грех цареубийства, происшедшего при равнодушии граждан России, народом нашим не раскаян. Будучи преступлением и Божеского и человеческого закона, этот грех лежит тяжелейшим грузом на душе народа, на его нравственном самосознании», — отмечал он в своем Послании Патриарха Московского и Всея Руси
и Священного Синода Русской Православной Церкви
к 75-летию убиения Императора Николая II и Его Семьи.

        Церковь и государство должны выступить с надлежащей оценкой цареубийства совместно, на деле продемонстрировав воплощения идеи «симфонии властей» в ее нынешнем варианте соработничества двух могучих столпов российской государственности.

Практически во всех документах, касающихся расследования цареубийства в ходе следствия, начиная с 1993 г., процессуально не установлен объект преступного посягательства, а также лица, причастные к преступлению. Их виновность государством не доказана и не признана. Духовные, политические, экономические и правовые последствия событий, связанные с насильственным отстранением от верховной власти Николая II 2 (15) марта 1917 г. и Его убийство в ночь с 16 на 17 июля 1918 г., также остаются без надлежавшей правовой оценки.

Незаконность действий цареубийц, заказчиков преступления, их покровителей и лиц, причастных к сокрытию следов цареубийства, также государственной оценки не получила. Незаконность государственного переворота, осуществленного в России в 1917 г., на официальном уровне по-прежнему остается непризнанным историческим и юридическим фактом, как стороны государства, так и Церкви. В результате, попирается сама идея законности Богоданной Царской власти Русского монарха, утвержденная многовековым опытом государственного строительства России.  Вольно или невольно нивелируется политическая востребованность Царского Самодержавия, поруганного более ста лет назад интернациональным масонским интересом. Масонство, как антихристианское учение, было соборно в Окружном послании Собора архиереев Русской Православной Церкви заграницей в 1932 году, Архиерейским собором Эладской Православной Церкви в 1933 году, Священным Синодом Эладской Православной Церкви в 2014 году.

 Сегодня все большее количество людей  осознают, что Русский Монарх и принадлежащая ему Верховная Самодержавная власть являются важнейшей частью традиционных российских духовно-нравственных ценностей, которые представляют собой «нравственные ориентиры, формирующие мировоззрение граждан России, передаваемые от поколения к поколению, лежащие в основе общероссийской гражданской идентичности и единого культурного пространства страны, укрепляющие гражданское единство, нашедшие свое уникальное, самобытное проявление в духовном, историческом и культурном развитии многонационального народа России.» (Указ Президента РФ Путина от 9 ноября 2022 г. № 809 “Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей).

Расследование цареубийства является одним из важнейших условий для его надлежащей оценки

Отсутствие достойной государственной и церковной оценки в отношении незаконного акта смены традиционной власти в России, которую следовало дать на уровне светской верховной власти и решения Поместного собора соответственно, определение характера убийства ее наследственного Обладателя как ритуального злодейства, задали двусмысленный вектор расследованию цареубийства. Возникла возможность для появления на свет юридически не выверенных версий, за которыми стоят смертоносные для России политические интересы мировой закулисы и «пятой колонны». Инициировано применение методов расследования, которые вполне обоснованно воспринимаются православными христианами как глумление над памятью Царственных Мучеников и кощунственное гробокопательство.

Всем, кто непредвзято относится к событиям, связанным с цареубийством, всем, кто обращался к книге «Убийство Царской Семьи. Из записок судебного следователя Н. А. Соколова», очевидна правда, донесенная в его содержании. При ознакомлении с материалами уголовного дела, которое следователь Н.А. Соколов расследовал в течение шести лет, однозначно устанавливается, что он полностью выполнил данное им обещание: «Мне было поручено, — писал он, — производить расследование убийства императора и его семьи. С юридической точки зрения я старался сделать все возможное, чтобы найти истину и довести ее до будущих поколений». Можно со всей убедительностью констатировать, что следствие было проведено на высоком профессиональном уровне процессуально безупречно, а содержащиеся в его материалах доказательства достоверны. Сделанный по результатам расследования вывод Н.А. Соколова о том, что Императорская Семья была убита, трупы расчленены, затем сожжены с использованием бензина, а обугленные костные останки уничтожены серной кислотой, при всем старании и громадных возможностях современных средств расследования, никто не сумел опровергнуть и доказать обратное.

Цареубийство квалифицировано Верховым судом РФ как следствие политических репрессий

     Постановлением Президиума Верховного суда Российской Федерации от 1 октября 2008 г. N 274-П08. Николай Александрович и его Семья были признаны необоснованно репрессированными и реабилитированы.

     Оставим в стороне, по сути, кощунственную идею реабилитировать Коронованного Царя и Помазанника Божьего, причисленного к лику Святых. Оставим в стороне юридическую абсурдность и элементарную незаконность применения Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» № 1761-10 от 18 октября 1991 г., который не может в принципе распространяться на Российского монарха, обладавшего в силу ст. 5 Основных Государственных Законов Российской Империи исключительным государственно-каноническим правовым статусом Государя Императора. На лиц такого правового статуса указанный закон не распространяется. Применение данного закона низводит наследственного русского самодержца, до статуса, юридическая природа которого не соответствует его Царскому Величеству и историческому достоинству, создавая убеждение в намеренном глумлении над его Священной Особой.

      Тем не менее, Постановление было принято, и из его текста следует, что Президиум Верховного Суда РФ охарактеризовал содеянное как политическое, а не уголовное преступление. С позиций Верховного Суда РФ можно соглашаться или не соглашаться, но его Постановление в силу действующего российского законодательства имеет юридическую силу высшего судебного органа по уголовным и иным делам.

      В связи с этим возникает вполне законный вопрос. На каком основании расследуется уголовное преступление, а его непроверенные прокуратурой и судом следственные результаты предлагаются в качестве доказательств, якобы имеющих юридическую силу, если высшая судебная инстанция уже дала квалификацию и оценку этому преступлению как факту политической репрессии, вынесла судебное решение и указала на отсутствие уголовного характера убийства Императора Николая II и Его Семьи?

          В силу ст. 1 Закона «О реабилитации жертв политических репрессий» «Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы». Постановлением Президиума Верховного Суда РФ установлено, что:

       а) «Романов Н.А., Романова А.Ф., Романова О.Н., Романова Т.Н., Романова М.Н., Романова А.Н., Романов А.Н были лишены жизни не в результате совершения кем-либо уголовного преступления, были подвергнуты политическим репрессиям и в связи с этим подлежат реабилитации»,

         б) …решение о расстреле Романова Н.А. было принято президиумом Уральского областного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, то есть органом государственной власти РСФСР и одобрено Высшими органами власти Российской республики: ВЦИК под председательством Якова Свердлова и Советом Народных Комиссаров во главе с Владимиром Лениным.

       Данная формулировка текста Постановления Президиума Верховного Суда РФ означает, что Верховный суд РФ однозначно установил: политические репрессии в отношении Императора Николая II и Его Семьи были осуществлены государственным органом власти.

        Государственные органы не являются объектами уголовного преследования. Уголовному преследованию могут подвергаться только физические лица, а возбуждение уголовного дела в силу УПК РФ возможно только в отношении тех преступлений, на составы которых указывает Уголовный кодекс РФ.

         Квалифицированный высшим судебным органом России характер Цареубийства как политические репрессии, в основе которых лежал также религиозный признак, исключает его уголовную составляющую, делает проведение следственных действий в рамках уголовного дела юридически необоснованным с выводом об отсутствии их юридической силы.  Результаты уголовного расследования, при таких обстоятельствах, не могут быть признаны законными и достоверными. Они не могут быть в принципе использованы Церковной Комиссией для идентификации костных останков в качестве Царских мощей, как и восприняты православной общественностью в качестве легитимных.

Незаконность возбуждения уголовного дела в 1993 г. и проведенных в его рамках экспертиз

Для того, чтобы оценить нынешнее процессуальное состояние уголовного дела по расследованию цареубийства и правомерности экспертиз, следует обратиться к истории его возбуждения.  Уголовное дело было возбуждено прокурором-криминалистом В.Н. Соловьевым в 1993 г. с присвоением ему № 16-123666-93. Действовавшим на тот период времени уголовно-процессуальным законом прокурор-криминалист не наделялся правом возбуждения уголовных дел. Это означает, что указанное уголовное дело было возбуждено незаконно.

Согласно ст. 2 УПК РСФСР, действовавшего на дату возбуждения уголовного дела с номером № 16-123666-93г., «Задачами советского уголовного судопроизводства являются быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден».

Цель расследования уголовного дела состоит в установлении конкретных лиц, причастных к совершению преступления, в обеспечение органов правосудия материалами об исследованных и предварительно доказанных обстоятельствах преступления (в случае передачи дела в суд) или в установлении отсутствия оснований для проведения судебного разбирательства по делу (в случае прекращения уголовного дела).

Звучащие сегодня из уст должностных лиц и ряда лиц духовного звания заявления о том, что только в рамках возбужденного уголовного дела можно проводить необходимые для расследования экспертизы, не могут считаться удовлетворительными по нескольким причинам морального порядка и юридического свойства.

Цареубийство — это не обычное преступление, ответственность за которое предусмотрена Уголовным кодексом РФ. Это насильственное лишение жизни Царственного Венценосца и Помазанника Божьего без предъявления ему обвинений, без суда, тайно и достоверно не установленным способом.

Уже эти доводы  говорят об исключительном злодейском характере преступного деяния и заставляют утверждать о заказном характере расправы над Николаем  II и Его Семьей, а также ставить вопрос о поиске его заказчиков и лиц, которые занимались сокрытием его следов, о необходимости полноценного раскрытия обстоятельств, которые  привели к явно ритуальному характеру преступления, что подтверждается самим фактом убийства Помазанника Божьего, обладавшего исключительным государственно-каноническим статусом Особы Священной и Неприкосновенной. Посягательство на Особу Священную, источником власти которой является Божественное установление, а тем более цареубийство, есть полноценное доказательство святотатственного ритуала умерщвления Русского Самодержца.

В постановлении о возбуждении у/д № 16-123666-93 указана другая, не предусмотренная законом единственная цель: идентифицировать найденные останки, но не поиск лиц, совершивших преступление. В сборнике документов «Заключение комиссионной судебно-медицинской экспертизы скелетированных останков из екатеринбургского захоронения», проводившейся в рамках расследования Правительственной комиссии, находим другой вариант постановления прокурора-криминалиста В.Н. Соловьева о возбуждении того же дела, с той же датой, но с отсутствующим номером и по другим основаниям: «Для идентификации останков, выяснения обстоятельств гибели необходимо проведение ряда следственных действий, экспертных исследований, решить вопрос о реабилитации умерших»[81].

Это означает, что уголовное дело было возбуждено в нарушение закона, с целью, которая действовавшим на тот период времени УПК РСФСР не предусматривалась.

Следует еще раз повторить, что УПК РСФСР не давал права должностному лицу, имевшему статус прокурора-криминалиста возбуждать уголовные дела. В его компетенцию были включены лишь вопросы осуществление совместно с другими подразделениями прокуратур, в которых работали прокуроры-криминалисты, целенаправленных организационных и практических мер по обеспечению всестороннего, полного и объективного расследования. Сказанное подтверждает, что уголовное дело № 16-123666-93 было возбуждено незаконно, ненадлежащим лицом и с ненадлежащей целью уголовного расследования.

В силу действующего законодательства незаконное возбуждение уголовного дела влечет за собой признание всех его материалов незаконными, а полученные в ходе расследования доказательства — недопустимыми доказательствами. Все процессуальные документы, включая заключения экспертов, составленные после незаконно возбужденного уголовного дела в ходе предварительного следствия, не имеют юридической силы.   Это норма уголовного закона следует из Конституции РФ 1993 г., часть 2 статьи 50, которая гласит: «При осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением закона».

Из опубликованных материалов видно, что следствие заранее знало о результатах экспертиз. В указанном Сборнике документов на с. 41 читаем: «Акт инвентаризации костных останков членов семьи императора Николая II и находившихся при них лиц от 1994 г.»[82].  То есть, этот документ был составлен до окончания следствия и суда и уже по своему названию указывает на предвзятый, заранее спрограммированный результат экспертиз и следствия в целом.

 Таким образом, незаконно возбужденное уголовное дело № 16-123666-93 и проводимое в его рамках следствие, производство по которому было прекращено в 1998 г., имеет признаки ангажированности, запрещенный законом посторонний интерес.

Современное состояние расследования цареубийства после незаконного возобновления уголовного дела в 2015 г.

По словам следователя Марины Викторовны Молодцовой на конференции от 27 ноября 2017 года в Сретенском монастыре в ходе предварительного следствия по уголовному делу, возбужденному в 1993 г., были допущены процессуальные ошибки, а также найдены еще два скелета. Это стало основанием для возобновления уголовного дела в 2015 г.? Что мы имеем в качестве доказательств правомерности возобновления уголовного дела № 252/40451615 и выводов следствия? Из данного заявления официального лица СКР следует, что расследование цареубийства было продолжено на основании возобновления следствия по незаконно возбужденному в 1993 г.  уголовному делу. То есть, продолжение возобновленного следствия, как и все процессуальные документы, полученные в ходе расследования, являются недопустимыми доказательствами, не имеющими юридической силы.

Кроме того, в силу ст. 413 УПК РФ, возобновить уголовное дело можно по вновь открывшимся обстоятельствам только в случае их обнаружения после того, как приговор по уголовному делу вступил в законную силу. Как известно, суда по данному делу не было. В виду отсутствия текста Постановления следователя в открытом доступе, какие обстоятельства послужили для возобновления уголовного дела, остается невыясненным.

В   Книге «Преступление века. Материалы следствия» (далее – Книга) не представлены фотокопии процессуальных документов, имеющихся в распоряжении следствия. По сути, это не материалы следствия, как об этом сказано в заглавии книги. Это выборочный рассказ ее составителей в жанре публицистики о версии следователя в отношении событий, связанных с убийством Царской Семьи.

В Книге отсутствует Постановление, которое в силу закона предоставляет следователю право вести предварительное следствие. В главе 12 Книги лишь сообщается о факте возобновления уголовного дела, но оснований для этого не приводится, хотя такие основания, как отмечалось, установлены в действующей редакции УПК РФ.

В представленных ныне материалах следствия отсутствуют тексты постановлений о назначении экспертиз. При их отсутствии остаются непонятными основания для назначения экспертиз, весь перечень вопросов, которые поставил следователь перед экспертами, и их правомерность, а также соотносимость ответов с поставленными вопросами. То есть, установить процессуальную юридическую обоснованность назначения и проведения экспертиз при таких условиях не представляется возможным.

Опубликованные в Книге материалы экспертиз в их частичном виде не являются полноценными процессуальными документами – экспертными заключениями, которые могут быть подвержены должной юридической оценке на их соответствие действующему уголовно-процессуальному закону.

В силу ст. 307 УК РФ специалисты и эксперты должны быть предупреждены об уголовной ответственности за заведомо ложные показания, заключение или показание эксперта. Незаконно возбужденное уголовное дело в принципе не может быть основанием для привлечения специалиста и эксперта для участия в уголовном процессе, не влечет для них никаких негативных юридических последствий, что позволяет им    заведомо небрежно отнестись к своим обязанностям, в том числе, действуя в рамках заказа по фальсификации доказательств под соответствующим давлением обстоятельств и/или лиц.

Особо обращаем внимание. В практике расследования уголовных дел результаты генетических экспертиз никогда не принимаются в качестве абсолютного доказательства. Они всегда оцениваются судом в совокупности с другими доказательствами. Это непреложный закон ведения объективного следствия, которое предоставляет свои добытые им доказательства, сделанные на их основе выводы сначала прокурору в виде обвинительного заключения, который проверяет его обоснованность и законность, а затем передает в суд. Суд в свою очередь, проверяет их в ходе судебного разбирательства с участие государственного обвинителя и защитника. Все доказательства, включая заключения экспертов, перепроверяются. При необходимости назначаются судебные экспертизы, выносится судебное решение, которое может быть обжаловано вплоть до Верховного Суда РФ. Так достигается установленное ст. 118 Конституции РФ правосудие, которое в силу Основного закона России осуществляется только судом.

Все экспертизы проведены с нарушением действующего законодательства, исключают любое их применение Церковью в качестве достоверных доказательств в расследовании цареубийства.

Напротив, все экспертизы, проведенные вне рамок незаконно возбужденного уголовного дела, не нарушают закон. Они являются юридически значимыми документами, содержание которых воспринимается как подлинное до момента его опровержения.

В силу ч. 8 ст. 42 УПК РФ, по уголовным делам о преступлениях, последствием которых явилась смерть лица, права потерпевшего, предусмотренные настоящей статьей, переходят к одному из его близких родственников и (или) близких лиц, а при их отсутствии или невозможности их участия в уголовном судопроизводстве — к одному из родственников.

Родственники следствию известны. Среди них — вдова родного племянника Императора Николая II, Ольга Николаевна Куликовская-Романова, неоднократно направлявшая обращения в Генеральную прокуратуру, Правительственyю комиссию, Следственный Комитет Российской Федерации. Другой родственник – правнук Царского повара Ивана Харитонова, убитого вместе с Царской Семьей, это историк Петр Валентинович Мультатули, являющийся автором ряда известных монографий по цареубийству, который также обращался в Следственный комитет Российской Федерации.

Государь Император Николай II в силу Основных государственных законов Российской Империи являлся Главой Государства и Династии, которому приносили присягу царские подданные, а также именовался Главой Церкви: «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитникъ и хранитель догматовъ господствующей веры, и блюститель правоверия и всякаго въ церкви святой благочиния». Как поясняется в ст. 64 ОГЗ 1906 г. «В сем смысле Император, в Акте о наследии Престола 1797 г. именуется Главою Церкви».

Это означает, что в силу указанной экстраординарности особо тяжкого преступления против Особы священной и неприкосновенной, повлекшего гибель Государя Императора Николая II и Главы Церкви, в качестве потерпевших должны быть признаны все православные христиане, принадлежащие к Русской Православной Церкви, и не только. Должны быть признаны потерпевшими все те царские подданные, кто потерял жизнь, имущество, получил увечья и т.д., поскольку смена формы верховной власти в результате насильственного отстранения от нее ее обладателя, существенным образом изменила их правовой статус, лишила их, и их потомков установленных законом прав. Все перечисленные лица имеют право обратиться в СК РФ за признанием их потерпевшими по уголовному делу о цареубийстве.

В материалах уголовного дела, имеющихся в открытом доступе, Постановления о признании потерпевшими каких-либо лиц не имеется. Об этом свидетельствует отказ следствия от объективного рассмотрения всех обстоятельств цареубийства, которые ему предшествовали. Нарушен принцип законности при производстве по уголовному делу, установленный ст. 7 УПК РФ, а также принцип охраны прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве, установленный ст. 11 УПК РФ. В результате следствие лишено всесторонности, полноты и объективности предварительного расследования, о чем свидетельствует также отказ следствия принять во внимание наличие заключений независимых экспертов, дающих основания считать экспертизы, проведенные следствием, недопустимыми доказательствами, содержащими ошибочные выводы.

        В отношении экспертиз также следует заметить следующее. Распространенные представления об абсолютной  правомерности и  достоверности результатов  экспертиз в отношении костных останков неизвестных лиц, проведенных в рамках незаконно возбужденного уголовного дела,  с точки зрения действующего законодательства не имеют юридической силы. Такие экспертизы также незаконны. Их содержание, с которым  СК РФ общественность и Церковь, нарушив обещание, не ознакомили, не может быть использовано в качестве достоверного доказательства  в целях идентификации костных останков без их проверки судом. Парадокс в том, что таких требований к заключениям независимых экспертов  закон не представляет. Разрешено все, что не запрещено законом. Давать заключения по фактам  и обстоятельства цареубийства закон никому не запрещает. Это как раз и законно.

       Полагаем, что это знание, вытекающее из правовой доктрины и действующего законодательства России, необходимо всем, кто дает оценки результатам экспертиз, сделанных высокими профессионалами  — представителями  российской общественности с целью содействовать раскрытия тайны цареубийства, найти истину по делу общегосударственной важности. Нет сомнений, что дискуссия по этому вопросу должна носить обоснованный научный характер, не выходить за рамки элементарного приличия и христианского благочестия, как это произошло с архимандритом Тихоном (Затекиным), опубликовавшим статью «Взлёт и падение «Зарубежной экспертной комиссии» по установлению судьбы «екатеринбургских останков». Содержащиеся в ней  обвинения в отношении  отечественных и зарубежных исследователей судьбы царских останков поданы автором в настолько  предвзятой и непристойной манере, что чтение статьи вызывает  недоумение относительно  нравственной  позиции лица, обличенного в священный сан православного иерарха.

        Вместо конструктивной критики позиции «Зарубежной экспертной комиссии» и «команды профессионалов, сформированной В.В. Бойко-Великим», как справедливо  их называет архимандрит, удивленному читателю предлагается набор пасквильных упреков, вроде «разрушительной деятельности «независимых экспертов», их «борьбе со Следственным комитетом России, Русской Православной Церковью», стремлением «дискредитировать официальные исследования»,  «Профессионалы спецслужб США, ставшие членами «Зарубежной экспертной комиссии»,  «воинствующая православная общественность» и т.п. Подобный характер  несосотятельных обвинений, на которые архимандрит  не скупится, уже получил  надлежащую оценку в статье протоиерея Александра (Салтыкова) «Вновь о «екатеринбургских останках» и о роли личности»( РНЛ 02.06.2024). Добавить  здесь нечего. Остается лишь пожелать архимандриту Тихону (Затекину) быть более вежливым с теми, кто не разделяет его  взгляды, а независимым экспертам и  Следственному комитету найти точки законного соприкосновения ради  достижения столь необходимой и востребованной  российской общественностью цели – раскрытие истины о злодейском цареубийстве, представив  Архиерейскому Собору  РПЦ достойные и провереннее материалы.

Потерпевшими по делу о цареубийстве являются все православные христиане

В силу ч. 8 ст. 42 УПК РФ, по уголовным делам о преступлениях, последствием которых явилась смерть лица, права потерпевшего, предусмотренные настоящей статьей, переходят к одному из его близких родственников и (или) близких лиц, а при их отсутствии или невозможности их участия в уголовном судопроизводстве — к одному из родственников.

Родственники следствию известны. Среди них — вдова родного племянника Императора Николая II, Ольга Николаевна Куликовская-Романова, неоднократно направлявшая обращения в Генеральную прокуратуру, Правительственyю комиссию, Следственный Комитет Российской Федерации. Другой родственник – правнук Царского повара Ивана Харитонова, убитого вместе с Царской Семьей, это историк Петр Валентинович Мультатули, являющийся автором ряда известных монографий по цареубийству, который также обращался в Следственный комитет Российской Федерации.

Государь Император Николай II в силу Основных государственных законов Российской Империи являлся Главой Государства и Династии, которому приносили присягу царские подданные, а также именовался Главой Церкви: «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитникъ и хранитель догматовъ господствующей веры, и блюститель правоверия и всякаго въ церкви святой благочиния». Как поясняется в ст. 64 ОГЗ 1906 г. «В сем смысле Император, в Акте о наследии Престола 1797 г. именуется Главою Церкви».

Это означает, что в силу указанной экстраординарности особо тяжкого преступления против Особы священной и неприкосновенной, повлекшего гибель Государя Императора Николая II и Главы Церкви, в качестве потерпевших должны быть признаны все православные христиане, принадлежащие к Русской Православной Церкви, и не только. Должны быть признаны потерпевшими все те царские подданные, кто потерял жизнь, имущество, получил увечья и т.д., поскольку смена формы верховной власти в результате насильственного отстранения от нее ее обладателя, существенным образом изменила их правовой статус, лишила их, и их потомков установленных законом прав. Все перечисленные лица имеют право обратиться в СК РФ за признанием их потерпевшими по уголовному делу о цареубийстве.

В материалах уголовного дела, имеющихся в открытом доступе, Постановления о признании потерпевшими каких-либо лиц не имеется. Об этом свидетельствует отказ следствия от объективного рассмотрения всех обстоятельств цареубийства, которые ему предшествовали. Нарушен принцип законности при производстве по уголовному делу, установленный ст. 7 УПК РФ, а также принцип охраны прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве, установленный ст. 11 УПК РФ. В результате следствие лишено всесторонности, полноты и объективности предварительного расследования, о чем свидетельствует также отказ следствия принять во внимание наличие заключений независимых экспертов, дающих основания считать экспертизы, проведенные следствием, недопустимыми доказательствами, содержащими ошибочные выводы.

 

Последствия ошибочного признания костных останков Царскими мощами

 

Отсутствие окончательного результата в виде обвинительного заключения, проверенного судом, не дает оснований считать уголовное расследование законченным. Данное обстоятельство таит в себе опасность последующего изменения выводов следствия, которые сделаны на сегодняшнее время.  Избыточное стремление следствия к необъяснимо поспешному расследованию обстоятельств цареубийства с выводом о доказанности идентификации костных останков неизвестных лиц как Царских, в будущем может привести к отказу от такого вывода с очевидно негативными последствиями для авторитета Церкви. Невозможность судебной проверки результатов предварительного следствия в рамках незаконно возбужденного уголовного дела, лишь усугубляет сомнения в их достоверности.

Передача Церковной Комиссии промежуточных результатов следствия, которые, судя по распространенному ошибочному мнению, воспринимаются как окончательные и правомерные, подводит Русскую Православную Церковь к восприятию несвойственной ей роли.

Признание Церковью экспертиз по идентификации костных останков и их результатов достоверными доказательствами в глазах православных верующих и общественности в целом будет воспринято как легализация процессуальных документов незаконно возбужденного уголовного дела со стороны религиозной организации, отделенной от государства, которая пользуется огромным авторитетом в России и в мире.  Признание экспертиз повлечет за собой и легализацию всей совокупности доказательств следствия, основу которых составляют свидетельских показаниях цареубийц.

Учитывая крайне негативные настроения многочисленных чад Русской Православной Церкви, включая тех, кто находится за рубежом и на Украине, их отрицательное отношение к самой возможности найти Царские мощи после предупреждения глубоко почитаемого старца Николая Гурьянова о их сожжении, может повлечь за собой церковный раскол, будет иметь тяжкие политические и духовные последствия, недопустимые в условиях фактических военных действий в рамках СВО. Ошибка в этом случае недопустима. Позиции Русской Православной Церкви, и без того подвергаемые постоянным нападкам, могут дополнительно сильно ослабнуть.

Право на восстановление монархии в России

      Мнения о том, какой была религиозная, историческая и юридическая основа монархии в России, и какой она может быть в случае ее восстановления, как и способы ее фактического установления и легализации сильно отличаются в зависимости от политических убеждений и степени духовного роста ее почитателей. Сам вопрос о том, может ли такое случиться, и если случится то когда и при каких условиях, дебатируется все активнее, очевидно, по мере того, что ожидания русского народа и всех больших и малых народов России на установление государственного курса, обеспечивающего благоприятное разрешение внутриполитических проблем с течением времени не оправдываются.

      Народный взгляд невольно обращается к великой истории нашей Родины, стремясь найти в тысячелетнем опыте российской государственности выход из сложившего положения. Часть патриотически настроенного населения, особенно среди воцерковленных мирян и чуждого духу либерализма православного духовенства уверена, что ради восстановления преемственности в управлении государством возврат к традиционной для России монархической форме правления будет наилучшем вариантом.

     О гипотетической возможности установления монархии можно прочесть многочисленные публикации в интернете, поучаствовать в дискуссиях на телеканале «Спас» в программе «Следы Империи». К этой тематике стали все больше обращаться авторитетные ученые, высокопоставленные чиновники, политики и публицисты. Впрочем, немногие из них расценивают такой поворот событий как реально осуществимый в ближайшее время, но видят в монархической форме правления настоятельную необходимость. Примером в этом отношении может служить утверждение главы Республики Крым С.В. Аксенова. В 2017 г. во время эфира телеканала «Первый Крымский», он заявил следующее: «Когда нет единоначалия, наступает коллективная безответственность. Поэтому когда у страны есть внешние вызовы, очаги сопротивления внешние, необходимо принимать в этой части более жесткие меры… Сегодня, на мой взгляд, России нужна монархия».

       После ряда выступлений православных иерархов, стотысячного крестного хода, посвященного столетию Царской Голгофы, который возглавил Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, вектор общественного отношения не только к убийству Государя Императора Николая II и Его Августейшей Семьи, но и к монархии как к исторически сложившийся форме правления в России, создавшей могучую российскую государственность, заметно изменился.

            Понятно, что переоценивать монархические настроения и потребность к возврату дореволюционного государственного устройства в современном российском обществе не стоит. О широкой поддержке монархической идеи говорить не приходится, но и сбросить со счетов набирающие силу попытки обратить внимание на традиционную для России единоличную форму правления во главе с царствующим монархом, становиться все более трудным делом.

 

Конституционное право народа на монархическое правление

      Право на легитимную, ненасильственную смену государственного строя в действующем российском законодательстве существует. Конституция РФ признает идеологическое разнообразие, что означает свободу политических убеждений и право на деятельность монархических организаций. Запрет распространяется лишь на смену государственного строя силовым способом, принудительно. Об этом прямо указывается в силу пункта 5 статьи 13 Конституции РФ: «Запрещается создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни».
Таким образом, законным способом восстановления царской власти в России является мирный путь достижений коллективной договоренности при всенародной поддержке монархической идеи, поскольку в силу пункта 2 статьи 3 Конституции РФ народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления. Как установлено пунктом 3 статьи 3 Конституции РФ высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы. Иначе говоря, механизм смены формы правления устанавливается законом двумя путями. Учитывая общегосударственную важность вопроса, наиболее легитимным способом выражения воли народа в этом случае является референдум.

       Правом участия в референдуме РФ обладает каждый гражданин РФ, достигший на день его проведения 18 лет и обладающий активным избирательным правом. Федеральный конституционный закон «О референдуме Российской Федерации» и Федеральный закон «Об основных гарантиях избирательных нрав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» гарантирует это право и устанавливает общие с выборами принципиальные основы организации и проведения референдума. Закрепляется свобода участия в референдуме, добровольность и тайность голосования, всеобщее, равное и прямое избирательное право, обладание каждым участником референдума одним голосом, гласность и участие общественности при проведении голосования и подсчете голосов. Порядок организации и проведения референдума во многом совпадает с порядком организации и проведения соответствующих выборов.

      Механизм назначения и проведения референдума сильно регламентирован, хотя право на постановку вопроса о смене государственного строя не запрещает, но и прямо не предусматривает. То есть, оставляет выбор за непосредственным выражением воли народа. Таким образом, законным результатом такого референдума может быть решение о необходимости смены существующей формы правления на монархическую. То есть, в силу закона требуется публично подтвержденное всенародное согласие на коренное изменение государственного строя. Вопрос о выборе народом царя на царствование, что было бы очевидным проявлением народовластия, с этим вопросом связан лишь опосредованно. Выборов монархии в России никогда не было, поскольку это в принципе неприемлемо, если речь идет о легитимности Богоустановленной формы правления, что, говоря словами первого русского самодержца Царя Ивана Васильевича, естественно исключает «многомятежное человеческое хотение».

 

Спор о порядке восстановления монархии

До недавнего времени наиболее сформированные политико-правовые позиции по этому вопросу занимали две группы монархистов: легитимисты и соборники. Друг от друга они отличалиь, прежде всего, тем, что по-разному представляют себе реализацию права на смену формы правления и установление монархии в России. Либо следует учесть порядок и условия российского престолонаследия, которые были определены в Основных государственных законах Российской Империи, либо пойти по пути избрания царствующей особы на Всероссийский Престол. Легитимисты настаивают на безусловном, а некоторые на частичном учете правил о наследовании Престола в связи с изменившейся династической ситуацией после упразднения Российской Империи. Соборники не исключают возможности отказа от поиска наследника Престола в роде Романовых и выбора монарха как из числа ныне здравствующих потомков Императора Николая II как последнецарствовавшего Государя, так и любого другого достойного по их мнению кандидата, даже, если он не связан наследственными узами с правившей династией. Есть и третья группа. Это так называемые непредрешенцы, которые полагают, что все будет зависеть от будущих условий. При этом они не отрицают, что царская власть имеет в своей основе Божественное установление.

      Прежде чем перейти к исследованию правовых суждений соборников и легитимистов, необходимо оговориться, что и те и другие не совсем точно понимают различие между легализацией государственной власти при восстановлении и/или смены формы правления и ее легитимацией. Если легализация государственной власти подразумевает провозглашение правомерности ее установления, организации и деятельности, то легитимация – это явление иного порядка. Как пишет по этому поводу В.Е. Чиркин: «Легитимация может вовсе не иметь отношения к закону, а иногда и противоречить ему. Это процесс… посредством которого государственная власть приобретает свойство легитимности, т.е. состояние, выражающее правильность, оправданность, целесообразность, законность и другие стороны соответствия конкретной государственной власти установкам, ожиданиям личности, социальных и иных коллективов, общества в целом». Это определение по отношению к тем, кто именует себя легитимистами дает возможность лучше понять их позицию и дать ей правовую оценку, поскольку далеко не все из легитимистов вольно или невольно придерживаются закона о престолонаследии, излишне свободно трактуя его в силу своих политических интересов.

      Если быть более точным в отношении того, кого легитимистами называют в современном российском монархическом движении, то это, прежде всего, сторонники восстановления династии Романовых в лице потомков Великого князя Кирилла Владимировича. Соборники прав Великого князя Кирилла Владимировича и его потомков на наследование российского Престола не признают.

      Один из представителей современного легитимизма и одновременно глава канцелярии Российского Императорского Дома в изгнании А.Закатов определяет основные взгляды легитимистов следующим образом. Приведем несколько его цитат по этому вопросу, поскольку его позиция во многом характерна для легитимистов в целом. «Великий Поместный Церковный и Земский Собор 1613 года, – пишет А.Закатов в статье «О «большинстве» соборников в монархическом движении, – принес обет верности Михаилу Феодоровичу Романову и его потомкам «в роды и роды» (не оговаривая ни пола, ни процента русской крови и не вводя каких бы то ни было иных ограничений, кроме исповедания Православия). Поэтому в России не может быть монархии без Династии Романовых. А кому конкретно из членов Династии по мужской или по женской линии принадлежат права на ее возглавление и, соответственно, на престол в случае его восстановления, указывает четкий и стройный закон о престолонаследии, «не допускающий никакого места выбору между несколькими лицами царственного Дома» (не говоря уже о посторонних лицах, сколь бы ни были велики их таланты и заслуги)». Продолжая свою мысль, он добавляет, что «В этом суть легитимизма – подчинение воле Господней, принятие Государей, получающих Верховную власть по Божию произволению, по праву рождения. А не по «многомятежному человеческому хотению» (как выразился Царь Иоанн Грозный) и не по греховному, «лукавому и прелюбодейному», как говорит Спаситель, исканию знамения. Легитимисты четко понимают суть Царской власти – ее Богоустановленную отеческо-материнскую суть. Нельзя выбирать «царей», как нельзя выбирать родителей. И нельзя отвергнуть отца и мать, даже если мы с ними не во всем согласны, даже если они действительно в чем-то виноваты или заблуждаются. Поэтому, – делает он вывод, — если у монархии есть будущее, то оно связано только с легитимизмом, сколь бы малой ни была численность легитимистов на том или ином этапе истории».

    С общим тезисом А.Закатова о том, что у монархии в России может быть будущее только с учетом правил о династическом престолонаследии, вполне можно согласиться. Однако, этим следует ограничиться, поскольку за верным в общем мнением стоит неуместная апологетика исключительности прав династической линии Великого князя Кирилла Владимировича и его нынешних потомков на престолонаследие в роде Романовых. По мнению А.Закатова и его соратников, «Законные Главы Династии… не «претендуют» на престол. Они обладают на него ЗАКОННЫМ ПРАВОМ. Они хранят это ПРАВО и самим фактом своего существования оберегают его от любых претендентов. А если народ захочет возродить монархию, то они вступают на престол, реализуя бесспорное ПРАВО и исполняя свой ДОЛГ». Не повторяя сказанного ранее по этому вопросу, напомним лишь, что после убийства Царской Семьи и расстрела Великих князей российское престолонаследие в силу Основных законов Российской Империи перешло в женские линии Императора-родоначальника и ближайшей к Престолу наследственной линией стала линия великой княгини Ксении Александровны, сестры Николая II, идущая от Их отца Императора Александра III.

      Учитывая это обстоятельство, вывод А.Закатова о том, что «если монархический принцип окажется вновь востребованным народом России, то монархия будет только легитимной, и на престол взойдет, без всяких выборов и прочих политических комбинаций, законный Царь или законная Царица, обладающие правами и наделенные обязанностями в силу Утвержденной Грамоты 1613 года, закона о престолонаследии 1797 года и актов Глав Дома Романовых в изгнании, начиная с Государя Императора Кирилла Владимировича», выглядит необоснованным. То есть, нарушающим тот самый принцип легитимности, применение которого предусматривает соответствие выбранной правовой позиции закону о престолонаследии, на который А.Закатов ссылается.

       Позиция тех, кого именуют соборниками, в основном сводится к тому, что выбор государя должен быть осуществлен на Земском соборе как основном условии восстановления монархии в России. Степени следования действовавшему на территории Российской Империи законодательству придается второстепенное значение. Главное, чем придается исключительное значение, заключается в условии о выборе царя Земским собором. В этом состоит основное политико-правовое отличие соборников от легитимистов. Далее варианты понимания, как духовной, так и правовой сторон этого вопроса внутри соборников расходятся. Различия зависят от их политических убеждений и связаны со взглядом на порядок «выбора царя» и определения его персоны. Одни полагают, что выбор должен быть осуществлен из числа лиц, принадлежащих к династии (Романовых, Рюриковичей) как носителей царского генофонда. Другая часть соборников отказывается принимать во внимание важнейшее условие, установленное в Учреждении о Императорской Фамилии, а именно условие о Императорской Крови, без которой Основные государственные законы Российской Империи не признавали возникновения права на Престол. Вопрос о конкретизации монархической формы правления также остается дискуссионным. Явным и главным недостатком в позиции соборников является сама идея о праве народа на выбор царя на Земском соборе, которая сводит на нет, понятие о царской власти российского государя как Божественного установления, о чем достаточно подробно изложено в Святом Писании и разъяснено многими православными иерархами, включаю святителя Филарета с его «Христианским учением о царской власти и об обязанностях верноподданных».

       Условием для восприятия русского Престола является не избрание царя, а то, что Утвержденные грамоты 1598 г. и 1613 г. называли «государственным обиранием на русское царствие». Их исследование открывает перед нами картину, которая не укладывается в понятие о выборе царя из предложенного числа кандидатов путем голосования, которые осуществляют выборщики, и подсчета большинства их голосов для определения выигравшего тур выдвиженца. Избрание царя путем простого выбора за счет арифметического суммирования большинства голосов, поданных в его поддержку, было немыслимо. Этот путь, который особенно характерен для сегодняшнего времени демократических перемен, не согласовывался с представлениями русского глубоко религиозного средневекового правосознания, отвергавшего идею народовластия.

      Поиск царя шел не по пути выбора определенного лица из числа кандидатов, выдвинутых их сторонниками, а через отыскание того, кто отвечал бытовавшим в то время представлениям о человеке, которого поставляет Бог. «Выборное начало, – писал М.К. Дитерихс, поясняя разницу между обиранием и выбором царя, – носит в себе все признаки человеческого, гражданского характера, почему и выявляется, главным образом, в том, что выдвигаются те или иные, по личным человеческим вопросам, кандидаты. Их баллотируют по политическим настроениям, и получивший большинство голосов признается как избранный народом. В нашем «единении мысли и утверждении в сердцах», основой всего является человеческое, не политическое начало, уже потому, что единение должно последовать полное и не в умах людей, не по политическим расчетам, а в сердцах – в источнике духовных, Божеских импульсов человеческого существа. Это явление высшего мистического порядка проявляется при первоначальном избрании, как истинное чудо, в исключительной обстановке и в исключительные времена, а не сухие выборы обыденных условий разума, по законам, установленным самим человеком. Наше «обирание» царя есть следствие религии, а гражданское «избрание», «выборы» – есть следствие политических условий и человеческих законов. Поэтому при «обирании» начинают не с выставления кандидатов, а с определения принципов, морально-религиозных и национальных свойств, которым должен удовлетворять тот, на кого могло бы пасть избранничество и Помазанничество Божье».

      Обирание царя на Русское царствие, которое нередко сводят к понятию обычных выборов, на самом деле, существенным образом от них отличается не только своей духовной природой, но и правовым смыслом. «Выборщики смотрят на избрание не как на право свое, но как на просьбу к законному наследнику принять престол, до того идея династического наследственного права пустила глубокие корни в сознание народа», – уточнял понимание этого вопроса еще в конце XIX в. известный российский юрист А.В. Романович-Славатинский.

     Участники собора 1613 г. рассчитывали не на победу более активной политической группы, а уповали на то, что Господь «да просветит ихъ сердца, еже бы npocитi, кому прияти скипетръ Росийскаго царствия», быть Государем и Помазанником Божием. При этом, условиями для поиска такой особы можно найти в том же тексте Утвержденной грамоты. Поиск велся среди православных христиан, что очевидно из порядка и смысла обращения к единоверцам : «молив всемилостиваго Бога, и пречистую Богородицу i всъхъ святыхъ усердно со слезами…». Из обращения ко всем сословиям для прибытия на Собор «лутчихъ, крепких и разумных людей», видно, что пред ними стояла задача указать: «по колку человъкъ пригоже, для земского совету i для государского обиранья». Особо подчеркивалось, что царскую власть должен получить русский по происхождению Государь, близкий к угасшему царскому роду и при запрете вступления на Престол иностранцев и лиц инославного вероисповедания. В результате, российский Престол занял не видный политический деятель, не родовитый дворянин, а малоизвестный тогда 16-ти летний Михаил Романов, но имевший боковую родственную связь с по женской линии с последними царствовавшими Рюриковичами. Михаил Фёдорович был старшим царским племянником, сыном старшего двоюродного брата царя Фёдора Иоанновича, что для первых царей из рода Романовых служило важным фактором легитимации.
Здесь следует добавить следующее.    Во-первых, – поиск лица, которое может воспринять Царский Венец и занять Российский Престол, несомненно, связан с Божьей волей и готовностью народа ее принять. Никакой политический и юридический подход с применением современных выборных технологий, как бы совершенны они ни были, в этом случае невозможен, поскольку приведет лишь к вольному или невольному обману народных ожиданий. Одновременно, следует констатировать тот очевидный факт, что сегодняшний уровень монархического правосознания оставляет желать лучшего. Он пока еще непригоден для практических шагов в направлении активного восстановления традиционной формы правления в России, истоком которой было княжеское единодержавие русских государей, прошедшее сложный путь своего развития, и к середине XVI в. ставшее царским самодержавием. Однако, это лишь временное состояние, которое медленно, но явно меняется.
Во-вторых, – традиция монархической власти не исчезла. Уже тысячу лет Русский народ причащается Святых Христовых Таин, сберегая в своем сердце неразрывную связь со Спасителем и удивительную чистоту национального генофонда, сохраняет верность православию и его учению о Царской власти как Богоугодного государственного учреждения во главе с Помазанником Божьим, имеющим юридически неограниченную верховную самодержавную власть и отвечающим за свои поступки только перед Создателем и Царем царствующих. Все это вопреки длившемуся 250 лет азиатскому нашествию, постоянной западноевропейской военной, политической и экономической экспансии, не прекращающейся подрывной деятельности в области религии и активного навязывания чуждого нам формально-секулярного понимания права, лишенного справедливости. Все это, несмотря на внутренние нестроения, вызванные насильственной сменой формы правления 2(15) марта 1917 г. и последующим злодейским убийством Государя Императора и Его Августейшей Семьи. Все это наперекор большевицким репрессиям, гонениям на Церковь и нынешнему засилью либеральной инородной олигархии, всемерно губящей историческую российскую государственность.

     Уже по этой причине монархия для России в ее конституционном варианте будет лишь ее профанацией, входящей в непреодолимое противоречие с русским генетически православным правосознанием, с русской идеей, с тем, что «русскому народу уже присуще, что составляет его благую силу, в чем он прав перед лицом Божиим и самобытен среди всех других народов».

     В-третьих, – рассуждая о восстановлении монархии, следует также осознать, что восстановить в России можно лишь самодержавную монархию и никак не конституционную, которой в нашей Отчизне никогда не было. Серьезно относиться к заявлениям о том, что изменения в Основных государственных законах Российской Империи начала ХХ в. привели к установлению конституционной монархии, можно только наслушавшись либерально настроенных ученых и публицистов, принимающих желаемое за действительное.

     Ни духовная, ни правовая природа царской власти российского монаха в результате смены законодательных формулировок, предоставивших Государственному совету и Государственной думе законосовещательную функцию, не изменились. Недаром Основные государственные законы Российской Империи начинаются с формулировки существа царской власти (ст. 4 ОГЗ 1906 г): «Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная власть. Повиноваться власти Его, не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает». В этой краткой формулировке царственного законодателя заложен глубокий смысл, раскрывающий самобытный характер исторической русской государственности и ориентир для ее будущего развития.

В заключение стоит напомнить, что разрешение  вопроса о сохранении  Престола в руках  Николая  II, отказавшегося  идти  навстречу заговорщикам, смысл  помазания  русского Царя на Царство и явление иконы Божьей Матери «Державная» исчерпывающим образом пояснил старец Николай (Гурьянов).

    «Если любишь Царскую Семью – то спасешься…»
На вопрос, кому принадлежит Скипетр, Корона и Держава Российские, ответил: «Царю Николаю… Он и сейчас – Хозяин Земли Русской».
«Державная явилась. Это Ее удел. Россия. Она Милостивая… Во Успении Своем нас не Оставляющая. Она нас жалеет, прощает. У Нее мы должны просить прощение за Царя и Царскую Семью…»

      На рассуждение, что Царица Небесная взяла Скипетр и Державу, что Государь мистически передал Ей Царские Регалии, ответил: «Нет! Владычица имела и имеет попечение о всем мире. Она — Царица Небесная, не земная. А явилась, чтобы, напротив, указать, что никакого «отречения» не было. Царь не отрекался. А мы лишились Благодатного Царя, Помазанника Божия… Она повелела молиться: «Пусть молятся», — сказала. Вот и стали просить Ее, сокрушаться, каяться… Образ назвали «Державная»… Покаяние, раскаяние… А Матерь Божия никогда нас не оставляла: «Радуйся, Обрадованная, во Успении Своем нас не Оставляющая».
«Царские Мощи – это защита… Они растворились в Русской Земельке».
«Царская Семья… Они знали, что Они предназначены Богом в Жертву… Научились относиться к этому в высшей степени по Христу. Григорий Ефимович Их к этой Жертве уготовил. Показал им Путь… Они кротко и спокойно пошли на Крест».

       «Умучен Помазанник Божий, Николай Александрович Романов. Защитник и Хранитель Русской Церкви. Ее Земной Возглавитель… Государь не отрекался. За отречение на Императоре греха нет. Он – самый великий из Русских Царей, крепко любивший Бога и Свой Народ. Его предали. Даже Церковь. На духовенстве – главный грех измены. Они страшно поступили. Не захотели остановить заговорщиков от греха. Не захотели… И сами отказались от Царя. А Россия несет за Царя наказание».

          Зная  все это,  Русский народ составил кондак Великомученику и страстотерпцу Царю Николаю (глас3), который  получил  заметное распространение:

 

«Уведев Промысел Божий / молился Царице Небесной да

станет Державным Покровом над царством земным,

/ святый Царю страстотерпче, великомучениче Николае. /

В скорбе сердечной приял если измену людей твоих, /

не возбранивших твое убиение. / Взошел если на Голгофу свою

яко Сын Божий / во искупление греха народа Русскаго,

отступившего от обета верности царскому роду. / Обличил

 если клевету о твоем «отречении» вольным страданием

даже до смерти / и ныне соцарствуя со Христом / молися

о всех, с покаянием к тебе  прибегающих, / во еже возставити

Державу Православную / и спасти души наша.

Святый Царь Николай, моли Бога о нас!

М.Н. Кузнецов, доктор юридических наук, профессор, почетный работник высшего профессионального образования

Г.П. Шайрян, доктор юридических наук, кандидат исторических наук

 ______________________________________________________

[1] Начало текста телеграммы: «Ставка. Начальнику штаба…» См.: ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100а. Л. 5. Собр. Узак. 1917. Марта 6. Отд. I. Ст. 334.

[2] Подр. об этом П. Мультатулли. Николай II: отречение от сатаны. http://rusk.ru/st.php?idar=42081.

[3] Кузнецов М.Н., Штин С.П. Гибель семьи императора Николая II: сокрытие следов преступления на протяжении века // РНЛ, 04.03.2013.  Об этом подр. см.: Сайт Свящ. В. Бабицына. http://www.fr-victor.ru/index.php? Исследование А. Разумова в полном объеме см.: Русское самодержавие. Прошлое и будущее монархии в России // https://samoderjavie.ru/node/452, а к также в приложении.

^[4] Сафонов М. Манифест об отречении Николая II вызывает много вопросов. 20.03.2013. Сайт 812, ONLINE. Режим доступа: http://www.online812.ru/2013/03/21/009/

[5] СЗ РИ (1912). Т. I. Ст. 28.

[6] Там же. Ст. 185.

[7]Цветков В.Ж. Нужны не резкие суждения, а понимание и покаяние. Режим доступа: http://ruskline.ru/monitoring_smi/2008/09/22/nuzhny_ne_rezkie_suzhdeniya_a_ponimanie_i_pokayanie/

[8] Там же. Ст. 199.

[9] ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2100а. Л. 5.; Собр. узак. 1917. Марта 6. Отд. I. Ст. 334.

[10] Под. Губернские Ведомости. 1917. Прил. к № 18. Режим доступа: http://ru.wikipedia.org/wiki/

[11] Там же.

[12] Газета «Утро России» от 4 марта 1917 г. № 61 // Выставочный фонд музея «Наша эпоха». – М., 2012.

[13] В других газетах преамбула могла отсутствовать, и текст был озаглавлен как «Манифест». См. РГБ ОР. Ф. 562. К.27 Ед. хр.1. «М.А. Булгаков Исторические документы».

[14] «Новое время» от 5(18) марта 1917 г. Петроград, № 14719. // РГБ ОГ. — Д II 5-7/1. «Московские ведомости» от 11(24) марта 1917 г. М., № 49. С. 1 // РГБ ОГ. — Д VI 45/1; «Утро России» от 4 марта 1917 г. № 61. С. 1. // Выставочный фонд музея «Наша эпоха». — М., 2012 (шифр в РГБ ОГ. — Д XVI 84/1); Под общим заголовком «Отречение от Пре­стола»; подробности в статье «Последние часы царствования»; «Утро России» от 5 марта 1917 г. № 62. С. 1. // РГБ ОГ. — Д XI 7/4. «Петроградский листок» от 5 марта 1917 г. Пе­троград, № 55. С. 1. // РГБ ОГ. — Д XI 14/1; С комментарием в экстренном выпуске «По­следние дни царя Николая» — Там же, от 7(20) марта 1917 г. С. 1. // РГБ ОГ. — Д X 19/3.

^[15] «Современное слово» от 5 марта 1917 г. Петроград, № 3275. С. 2. // РГБ ОГ. — Д XVI 28/2; «Руссюя ведомости» от 4 марта 1971г. М., № 50. // РГБ ОГ. — Д VIII 20/1; Со ссыл­кой на подробности — Там же, № 53. С. 3. // РГБ ОГ. — Д XVII 66/1.

[16] В других газетах преамбула могла отсутствовать, и текст был озаглавлен как «Мани­фест». См. РГБ ОР. Ф. 562. «М.А. Булгаков Исторические документы». К. 27 Ед. хр.1. «М.А. Булгаков Исторические документы»

^[17] Под. Губернские Ведомости. 1917. Прил. к № 18. Режим доступа: http://ru.wikipedia. org/wiki/; «Саратовский листок» от 5 марта 1917 г., Саратов, № 51. С. 2. // Д X 6/1; Комментарий «Накануне отречения» в «Саратовский листок» от 8 марта 1917 г., № 53. С. 3; «Каспий» от 5 марта 1917 г. № 51. С. 2.

[18] «Ранее утро» от 4 марта 1917 г. № 50. С. 1. // РГБ ОГ.- Д III14/1. Со ссылкой на под­робности — Там же, от 8 марта № 53. С. 3 // РГБ ОГ.- Д X 31/1.

^[19] «Саратовский въстник» от 8 марта 1917 г. № 53. С. 1; Там же, от 11 марта 1917 г. № 56. С. 3.

^[20] «Пермския въдомости» от 5 марта 1917 г . Пермь, № 51. С. 1. // РГБ ОГ.- Д II 35/1.

^[21] «Петроградская газета» от 5 марта 1917 г. Петроград, № 55. С. 1. // РГБ ОГ.- Д VIII 24-25/1.

^[22] Там же, от 7 марта 1917 г. № 56. С.1. // РГБ ОГ. — Д X 19/10

^[23] Там же, от 8 марта 1917 г. № 57. С. 2. // РГБ ОГ. — Д X 19/10

^[24] Там же, от 9 марта 1917 г. № 58. С. 1. // РГБ ОГ. — Д X 19/10

^[25] Там же, от 10 марта 1917 г. № 59 С. 1-2. // РГБ ОГ. — Д X 19/10

^[26] «Новгородсюя губернские въдомости» от 4 марта 1917 г. Новгород, № 17. // РГБ ОГ. — Д XVII 18/2

^[27] 94 С. Мироненко. Подписал ли Николай II документ об отречении? 24.07. 2015. Сайт PRAVMIR.RU

^[28] Юридическое понятие манифеста см.: Энциклопедический словарь. СПб.: Типо-Лито- графия И.А. Брокгауз, 1896. Т. XVII. С. 540.

[29] СЗ РИ ОГЗ 1906. Ст. 91, 92.

[30] Сафонов М. Манифест об отречении Николая II вызывает много вопросов. 20.03.2013. Сайт 812,, ONLINE.

[31] Людмила Лыкова: Документы Госархива о царской семье вводят в заблуждение. Сайт PRAVMiR.RU. 26.08.2016.

^[32] ПСЗ РИ. Собр. первое. № Т. XXIV. № 17910. С. 587.

^[33] Фотокопия рукописного подлинника помещена в каталоге выставки «Венчания на царство и коронации в Московском Кремле». Ч. 2. М.: Тип. «АзБука, 2013. С. 94 98. Кат. 204. Там же был представлен подлинник Учреждения о Императорской Фамилии 1797 г. Кат. 205.

^[34] ПСЗ РИ. Собр. первое. № Т. XXIV. № 17910. С. 589.

^[35] Фото копии Соглашения см. в приложении.

^[36] СЗ РИ (1912) ОГЗ 1906. Ст. 9. С. 1.

^[37] СЗ РИ (1912) ОГЗ 1906. Прил. III. С. 23.

^[38] Манифест от 22 апреля 1834 г. «О совершеннолетии Его Императорского Величества Наследника, Цесаревича и Великого князя Александра Николаевича // ПСЗ РИ. Собр. второе. Т. IX. С. 318; СЗ РИ (1857). ОГЗ РИ. Прил. III. С. 55. СЗ РИ (1912). ОГЗ 1906. Прил. III. С. 23.

^[39] СЗ РИ (1912) ОГЗ 1906. П. 1. Ст. 144. С. 10.

[40] ОГЗ РИ 1832 г., устанавливая в ст. 6 право старшего сына на первоочередное наследование престола, без указания на него как на наследника, не определяли факт кончины импе­ратора как условие вступления на престол: «Посему, наследие престола принадлежит прежде всего старшему сыну царствующего Императора, а по нем всему его мужскому поколению» // СЗ РИ (1857). Ст. 6. С. 2.

[41] ПСЗ РИ. Собр. первое. Т. XX IV. № 17910. С. 588.

[42] Коркунов Н.М. Русское государственное право. С. 229.

[43] Там же, с. 233.

[44] Корф С.А. Русское государственное право. С. 97.

[45] Лазаревский Н.И. Лекции …С. 237.

[46] ПСЗ РИ. Собр. второе. Т. I. № 537. С. 889.

[47] Зызыкин М.В. Царская власть…С. 108.

[48] СЗ РИ(1912) ОГЗ 1906. Ст. 133. С.9.

^[49] ПСЗ РИ. Собр. первое. Т. XXIV. № 17910.

^[50] СЗ РИ (1857). Ст. 8. СЗ РИ (1912). Ст. 30.

^[51] Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. СПб.: Брокгауз-Ефрон. 1890-1907.

^[52] Коркунов Н.М. Русское государственное право. СПб., 1899. С. 229 — 230.

^[53] Алексеев А.С. Русское государственное право. М., 1905. С. 174.

[54] СЗ РИ (1912) ОГЗ 1906. Ст. 37. С. 3.

[55] Там же.

^[56] Манифест «О вступлении на Престол Государя Императора Николая Павловича» от 12 декабря 1825 г.» // ПСЗ РИ. Собр. второе. Т. I. № 1. С. 1.

[57] Учреждение о Императорской Фамилии от 5 апреля 1797 г. // ПСЗ РИ Собр. первое. Т. № 17.906. С. 525– 569.

[58] ПСЗ РИ. Собр. первое. Т. XXIV. № 17906. С. 525.

[59] СЗ РИ (1912) ОГЗ 1906. Ст. 125. С. 9.

[60] Guy Stair Sainty. The Russian Imperial Succession: another view. Сайт «Русский легитимист». Режим доступа: http://www.russianlegitimist.org/the-russian-imperial-succession-another-view-guy-stair-sainty/

[61] СЗ РИ (1912) ОГЗ 1906. Ст. 125. С. 9.

[62] СЗ РИ (1912) ОГЗ 1906. Ст. 86. С. 6.

[63] СЗ РИ (1912) ОГЗ 1906. Ст. 222. С. 17.

[64] ПСЗ РИ Собр. первое. Т. XXIV. № 17.906. С. 527. СЗ РИ (1857) СЗ РИ (1912) ОГЗ 1906. Ст. 26. С. 9.

[65] Грибовский В.М. Государственное устройство и управление Российской Империи. С. 69.

[66] УИФ от 2 июля 1886 г. // ПСЗ РИ. Собр. третье. Т. VI. № 3851.

[67] Jallinoja Riitta. Families, Status and Dynasties –1600–2000. Palgrave Macmillan UK, 2017. Р. 32.

[68] ПСЗ РИ. Собр. первое. Т. XXXVII. № 28208. СЗ РИ (1912) ОГЗ 1906.  Ст. 126 С. 9. Ст. 188. С. 14.

[69] ПСЗ РИ. Собр. третье. Т VI. № 3851. С. 381. (в редакции УИФ 1886 г.). СЗ РИ (1912). ОГЗ 1906. Ст. 126. С. 9.

[70] Так именовала Екатерина  II будущий Императорский дом. См.: Письмо Екатерины  II к великому князю Константину Павловичу о пагубности разводов великих князей // Ф. 344. «Шибанов». 1-256. Л. 15.

[71] ОР РГБ Манифест Екатерины  II об обручении Павла Петровича с принцессой Марией Федоровной // Ф. 218. Собрание отдела рукописей: собрание XII-XX в. К. 1310.Ед.хр. 13. л.1(лицевая сторона).

[72] Там же.

[73] Манифест Екатерины  II об обручении Павла Петровича с принцессой Марией Федоровной // ОР РГБ. Ф. 218. Собрание отдела рукописей: собрание XII-XX в. К. 1310.Ед.хр. 13. л.1 (оборотная сторона). Важность этого условия подчеркивалась также в описании церемонии бракосочетания великого князя Павла Петровича с его первой супругой Наталией Алексеевной, урожденной Гессен-Дарштадтской Вильгельминой (дата рукописи 29 сентября 1773 г.). // ОР РГБ. Ф. 178. Музейное собрание (русская часть): собрание XI –1946 г. № 1679. (8л.).

[74] ОР РГБ Манифест Екатерины  II об обручении Павла Петровича с принцессой Марией Федоровной // Ф. 218. Собрание отдела рукописей: собрание XII-XX в. К. 1310.Ед.хр. 13. л.1 (оборотная сторона).

[75] Именной указ, данный Сенату «О некоторых изменениях в Учреждении об Императорской Фамилии» // ПСЗ РИ. Собр. третье. Т.V. № 2695. С. 5.

[76] Как указано в преамбуле к редакции УИФ 1886 г., ее появление на свет связано с «умножением Императорского рода», что потребовало его систематизации с целью, сформулированной Императором так: «…Установить правила навсегда утверждающие всем Членам Фамилии Нашей принадлежащее каждому достоинство». См.: ПСЗ РИ. Собр. третье. Т. VI. № 3851. С. 381.

[77] ПСЗ РИ  Cобр. третье. Т. X. № 5868.

[78] Там же.Т. ХХХI. №  35731. С. 884.

[79] Там е. Т. XXIV . № 17910. С. 588.

[80] Учреждение о Императорской Фамилии (2 июля 1886 г.) // ПСЗ РИ. Собр. третье. Т. VI. № 3851. См.: Манифест «О восприятии Ее Великогерцогским Высочеством, Принцессой Алисой Гессенской Православной веры» от 21 октября 1894 г. // ПСЗ РИ. Собр. третье. Т. XIV. №  11015. С. 626.

^[81] Сборник документов. Заключение комиссионной судебно-медицинской экспертизы скелетированных останков из екатеринбургского захоронения». М.: Министерство здравоохранения РФ. Республиканский центр судебно-медицинской экспертизы, 1991–1998. М., 2018 г. С. 13.

[82] Там же, с. 41.