Мой отец — Русский человек. Сегодня, 5 сентября 2019 года, Анатолию Владимировичу Романову исполнилось бы 74 года…

Мой отец – Русский человек

Внезапно призвал Господь к Себе моего отца, Анатолия Владимировича Романова. Русского человека, который так любил Россию. Любил, глубоко знал и чувствовал нашу родимую дальневосточную землю. Отец нес в себе дух наших казаков-первопроходцев, был крепким, сильным человеком. Настоящим русским коренным сибиряком-дальневосточником…

Охапки красных, белых, желтых, оранжевых лилий лежат на папиной могиле… Молим Господа, чтобы Он явил Свою милость и принял любящую русскую православную душу раба Своего Анатолия в райских обителях. Там, где Свет невечерний, где неземная красота, с которой не сравнится никакая самая прекрасная лилия. Никакая земная любовь и радость.

Романов Анатолий Владимирович, мой отец, трагически погиб 18 июля 2019 года в Шкотовском районе Приморского края. В День памяти святого преподобного Сергия Игумена земли Русской. В День мученической кончины святой преподобномученицы Елизаветы, инокини Варвары и Алапаевских мучеников. Это особые для России дни. Царские дни.

Мой папа – Русский человек. От самых корней нашего Русского народа. Он родился в Забайкалье, в Чите. В победном 1945 году. Родился 5 сентября, в День памяти священномученика Иоанна Восторгова, небесного покровителя и просветителя восточных рубежей Руси.

За полтора года до рождения папы мой дед, Владимир Георгиевич Романов, в связи с ранением вернулся с фронта. Вернулся и до конца дней своих вспоминал форсирование Днепра в темно-красной от крови воде…

Сентябрь 1945-го – дни, когда окончилась Вторая мировая война. Прогремели майские салюты Великой Победы. А в сентябре вдребезги разбили наши войска злобных самураев. Грозная Квантунская армия подняла лапы вверх, Япония капитулировала, а военнопленные японцы отправились на восстановительные работы в нашем Дальневосточном крае.

Победный дух папа нес в себе всю свою жизнь. По линии матери он происходил из забайкальских казаков. Его мама, моя бабушка Зинаида Иннокентьевна Романова, в девичестве Мартемьянова, рассказывала, что ее деды и прадеды составляли ядро забайкальского казачества. Не помню, чтобы папа когда-либо отчаивался или впадал в глубокое уныние. Не припомню, чтобы отец хоть раз чего-либо сильно боялся, испытывал бы непреодолимый страх. Он был очень простым и мужественным человеком. Мог сутками ходить один по глухой тигриной тайге, ночевать у костра. Вся его жизнь была связана с дальневосточной природой и с воспитанием детей, обучением их жизни в этой природе.

С двенадцати лет он самостоятельно выходил с ружьем тайгу. Рассказывал, как в шесть лет его уже заставляли ощипывать диких уток, которых настреливал мой дед Владимир Георгиевич. «Их целый мешок этих уток. Я сижу за баней и щипаю, весь в перьях» — делился папа своими детскими впечатлениями. Много и с любовью отец вспоминал о своем родном деде – Георгии Леонтьевиче Романове. Мой прадед Георгий Леонтьевич — часто брал своего внука, моего папу, с собой на рыбалку. Отец вспоминал, как жили они в селе Дамбуки Амурской области, куда переехала семья из Читы. Там с дедом они, бывало, подымались на лодке вверх по суровой таежной реке Зее. В верховьях Зеи вязали плоты из больших стволов поваленных деревьев и сплавляли их до села. Потом плоты распиливали на дрова. Отец мой тогда был мальчишкой, а дед брал его с собой в такую глухомань, в самые суровые места. На Зее рыбачили. Ставили перемет и после шли на лодке вдоль шнура этой рыболовной снасти. Дед снимал с крючков больших налимов и передавал внуку. Отец рассказывал: «Я этих налимов упускал, они из рук выскальзывали. А дед терпеливо снова подавал мне рыбу. Когда вылавливали крупного тайменя, рыбалку заканчивали.» Крупный таймень – это рыбина, которую приходилось бить по голове деревянной колотушкой и затягивать в лодку. В картофельный мешок такая рыба не вмещалась.

В шесть лет папу называли мужичком. В семье порядки были строгие. К своим папе и маме мой отец всегда обращался на «Вы». Он – старший брат в семье, приходилось много работать. Нелегкий сельский труд. Вспоминал, как выходили рано утром по росе на покосы… Свое первое личное ружье – одностволку 28-го калибра отец заработал на кореневке. Собирал в тайге женьшень и элеутероккок и сдавал в заготконтору. С тайгой папа всегда дружил. И даже в своей усадьбе «завел тайгу». На своей земле в Уссурийске отец высадил кедры, пихты, маньчжурский орех, деморфант, можжевельник, лиственницы, елки… Сейчас высятся, шумят высокими кронами тридцатипятилетние березы, посаженные отцом. Помню эти березы, когда они были еще небольшими саженцами.

В 1961 году отец окончил десять классов средней школы села Малиново Приморского края. Поехал во Владивосток поступать в Политехнический институт. Владивосток сначала показался ему серым и неприветливым. Один, вдали от родного села и родителей в суровом портовом городе. Днем учеба в Политехе, вечером – работа на судоремонтном заводе в доке. Корабль «Академик Шокальский» — на этом судне отец, будучи студентом, делал электропроводку.

Потом началась активная работа в комсомоле, которая помешала окончанию учебы. В 21 год отец стал первым секретарем Красноармейского райкома комсомола в Приморье. Был призван на службу в Вооруженные Силы. Попал в ОСНАЗ, на границу с Китаем. Военная служба пришлась по душе. Стал старшиной учебной роты. И потом, воспитывая меня, всегда напоминал, что он – старшина учебной роты. Вот мне лет девять, а папа будит меня в семь утра на зарядку. «Рота, подъем!» — громко так на всю комнату. Я едва, с большой неохотой, глаза открываю, пытаюсь возражать. «Сынок, я старшина учебной роты ОСНАЗа. У меня всегда порядок в роте был и дисциплина железная». Само собой, я вставал, и мы с отцом делали пробежку. Летом, когда жили в своем доме в селе, бегали с отцом рано утром на реку. После пробежки купались, отец учил растираться полотенцем после холодной воды…

Отец сберег свою армейскую зимнюю шапку. Всегда зимой трудился в ней на своей усадьбе. Расчищал снег, колол дрова… Потертая военная шапка старшины учебной роты Романова видала суровые приамурские зимы на российско-китайской границе… Вот сейчас эта шапка лежит передо мной.

Папа проходил армейскую службу в Амурской области. В Благовещенске познакомился с моей мамой. На свадьбе старшей маминой сестры. А через некоторое время пришел к маминым родителям просить руки их дочери.

После службы в армии был назначен заведующим сектором информации в Амурском обкоме комсомола в Благовещенске. Там столкнулся с тем, что впоследствии заставило его уйти с комсомольской работы. От него потребовали дать ложные завышенные показатели по отправке комсомольцев на БАМ. Отчеты шли в Москву, местное комсомольское начальство хотело показать себя наилучшим образом. Отец занял принципиальную позицию… Комсомольскую работу папа оставил.

Переехали уже вместе со мной из Благовещенска в Картун – село на берегу таежной реки Иман, а из Картуна перебрались в Уссурийск. В Уссурийске поселились в однокомнатной квартире, которая досталась нам благодаря обмену жилья в Благовещенске, полученного папой на работе в обкоме комсомола. Под Уссурийском в станционном поселке Барановский приобрели небольшой домик с огородом, где проводили большую часть времени. Когда я немного подрос, родители стали заниматься педагогической работой. Получилось это вполне естественно. Им приходилось сталкиваться со средой, в которой я рос. У родителей появилось стремление как-то облагородить эту среду. Сначала создавались «разновозрастные отряды» на станции Барановский. Родители были приняты на работу по линии городского отдела народного образования Уссурийска, в городском микрорайоне, именуемом «поселок Сахзавод», стали вести в школах фотокружки. К моим отцу и матери на фотокружки дети шли большим потоком. Интересна была не только фотография. Сильно влекли туристические походы. Весь свой таежный, рыбацкий, охотничий и армейский опыт отец передавал детям. Этими походами по Приморью и Хабаровскому краю под руководством моих папы и мамы прошли тысячи детей. С конца 1970-х годов родители трудились на педагогическом поприще. Походы с детьми на озеро Ханку, на Уссури, на берега Амура… Сплавы по Уссури на деревянных плотах и надувных лодках, ночевки зимой в тайге у костра, жизнь в палатках на берегу Ханки… Отца хорошо знали в Приморье. Сейчас первые кружковцы, которые были в тех походах, делятся светлыми воспоминаниями детства со своими внуками.

В 1990-х годах появились совместные с отдельной парашютно-десантной бригадой военно-туристические палаточные лагеря на Ханке. Создал эти лагеря и руководил ими отец. В десятидневной смене 120 – 150 человек. Проживание в полевых условиях, в шестиместных армейских палатках, питание с полевой кухни… В качестве педагогов-воспитателей сержанты-десантники вместе с офицером ВДВ, командиром роты. Всегда в лагере была железная дисциплина. При этом дисциплина основывалась на любви к детям, на бережном отношении к их жизням и здоровью. Опыт, который дети обретали в походах и лагерях, был уникальным. Дети учились самоорганизации и жизни в условиях дикой дальневосточной природы. Учились тому, что называется словами «взаимовыручка», «мужество», «любовь к Родине».

В самом начале 1990-х годов после распада СССР, после всеобщего развала налаженного порядка, отца попросили помочь в организации работы с молодежью в Уссурийске. Его пригласили на работу в администрацию города на должность председателя комитета по делам молодежи. Папа очень хорошо осознавал, что развал Советского Союза стал следствием подлейшего и гнусного предательства. Осознавал, что Приморье – край особый, пограничный. В наших походах еще с начала 1980-х годов отец много раз водил нас на пограничные заставы. Договаривался с начальником заставы и нам, приморским школьникам, устраивали экскурсию. Когда находишься у самого края Русской земли, на государственной границе нашего Отечества, среди русских воинов-пограничников, возникает особое чувство своей Родины. Особое ощущение того, что рубежи нашей Родины-России священны.

В должности председателя комитета по делам молодежи администрации города Уссурийска отец в первую очередь занялся патриотической, военно-спортивной, военно-туристической и допризывной работой с молодежью города и всего Приморья.

Проработав два года в администрации, он перешел на более широкий простор профессиональной деятельности. Глубоко переживал за Россию и ее, ставшие внезапно открытыми, дальневосточные рубежи. Он желал приносить пользу России и приносил ее.

Администрация Уссурийска во второй половине 1990-х годов передала отцу большой заброшенный и захламленный участок земли на берегу неширокой речки Оленевки, в нескольких километрах от города. Для устройства детского военно-туристического лагеря «Родник». Эту землю мои родители вместе с уссурийскими детьми, школьниками и учителями, сами расчищали от мусора, облагораживали и благоустраивали. Отец как-то рассказал, что в течении первой весны они вывезли с территории лагеря «пятьдесят груженых КАМАЗов мусора».

Лагерь стал действовать круглогодично. Летом – десятидневные смены, в прохладные сезоны – походы и выезды в лагерь без ночевок. Конечно, средств не хватало. Администрация края выделяла деньги на проведение смен с «трудными подростками». Но содержать лагерь круглый год на эти средства было невозможно. Хотя по работе с «трудными подростками» лагерь был на первом месте в крае. Отец получал грамоты и благодарности от администрации Приморского края. Ребята, которых называли «трудными», в реальности оказывались более отзывчивыми на доброе человеческое отношение к себе. Ценили, что в лагере к ним относятся с уважением. Видели пример моих отца и матери, которые жертвовали собой ради них.

Примерно в семи километрах от лагеря «Родник» находился Рождество-Богородицкий женский монастырь близ села Линевичи. Родители возили туда детей, отдыхавших в лагере, на экскурсии и просветительские беседы. Всегда их радушно принимала настоятельница монастыря игуменья Варвара (Волгина). Всегда с заботой встречали сестры-монахини. Появление детского лагеря «Родник» на берегу реки Оленевка совпало с началом православного возрождения Приморья. В 1992 году правящим архиереем в Приморье был назначен Владыка Вениамин (Пушкарь). Началось активное воссоздание и строительство храмов, монастырских обителей. Люди потянулись в Церковь. Многие-многие в те годы в России и в нашем Приморье принимали святое крещение. За годы работы лагеря «Родник» сотни детей побывали в Рождество-Богородицком монастыре в Линевичах, сотни детей были крещены во Имя Отца и Сына и Святого Духа. Сам Владыка Вениамин благословил тогда моего папу на его добрые дела. Позднее отец с радостью поделился со мной, что Владыка благословил строительство часовни в лагере. И вместе с отцом мы выбрали место на высоком утесе, откуда далеко видно, как течет по долине к морскому заливу река Раздольная, как едут поезда по Транссибу, как широко простирается наше Русское Приморье среди сопок и зеленой тайги у океанских берегов…

Отец тщательно относился к подбору кадров для работы в лагере. От воспитателей до сторожей, поваров и водителей. К водителям, как и к педагогам, требования были повышенные. Отца не устраивала ситуация, когда ему постоянно приходилось нанимать новых непроверенных водителей с их автобусами и грузовиками. Перевозка детей – дело ответственное. Поэтому папа задумался над созданием собственного небольшого автобусного парка для доставки детей в лагерь. Он на небольшие средства приобрел уже не новый автобус ПАЗ. Вместе со своим младшим братом – профессиональным водителем-автобусником – они отремонтировали старенький ПАЗик. Чтобы была возможность содержать постоянного водителя, отвечающего всем требованиям безопасности, отец сам разработал новый маршрут движения общественного городского транспорта и предложил этот маршрут городу. По маршруту стал ходить автобус, который при необходимости использовался для перевозок детей. Транспорт для лагеря стал самоокупаемым. Со временем появились еще три автобуса и три маршрута. У лагеря возник свой небольшой автопарк из четырех автобусов и личного отцовского УАЗика. Кроме этого УАЗика, никакого другого личного автомобиля у отца в его жизни не было. Так и проездил он на УАЗике более двадцати лет. Отец никогда не ставил цель богатеть и набивать карманы, жили они с матерью всегда скромно и небогато. Небольшая прибыль, которую приносили автобусы, уходила на содержание лагеря, на зарплату сторожам и работы по благоустройству.

За несколько лет на месте лагеря возродилась дикая тайга. В место, которое когда-то было захламлено и поругано, вернулись дикие звери, появились лисы, дикие козы, на берегах речки Оленевки, что протекала через лагерь, поселились красивые утки-мандаринки. Отец устроил несколько больших прудов. Высадил лотосы. Появился целый каскад живописных водоемов. За годы силами моего отца, моей мамы и детей были посажены и выращены тысячи саженцев. Сейчас это небольшие березовые рощи, плотные кедровники, заросли маньчжурского ореха…

Обширный участок земли в несколько десятков гектар под Уссурийском, который занимал лагерь, не давал покоя тем, кто видит нашу страну лишь как «территорию богатую ресурсами», тем, кто торгует нашей русской землицей, торгует нашим Отечеством.

Лагерь просуществовал более двенадцати лет, и в конце концов отец вынужден был прекратить свою работу и оставить облагороженную его руками землю. Часовню построить не успели. Был замысел создать на территории лагеря совместно с пограничниками учебную погранзаставу для детей. Поставить пограничную вышку. Замысел не реализован.

Последние годы своей жизни отец как-то замкнулся. В Приморье его хорошо знали и продолжали обращаться за помощью в проведении экскурсий по краю. Время от времени он выезжал с группами детей и взрослых, которые желали увидеть нашу дальневосточную природу, узнать историю края.

Папа с сильной болью воспринимал предательство и измену, которые мы все видим сегодня в нашем родном Отечестве. Отец радовался, когда мы привозили ему газеты «Русь Державную» и «Русский Вестник». Нередко мы читали ему и маме вслух статьи с «Русской народной линии». Папа переживал о том, что идут открытые гонения на русского мыслителя Олега Анатольевича Платонова, статьи и книги которого он читал и любил. Переживал о Николае Каклюгине, который до сих пор по заказу антихристианских сил пребывает в заточении.

В 2016 году был образован наш Центр церковно-государственных отношений «Берег Рус». Отец согласился стать одним из учредителей Центра. И с большим уважением относился к нашим просветительским трудам.

Одним из самых радостных событий в эти последние дни жизни моего папы стала встреча с нашим дорогим Владыкой Вениамином. За все эти годы я не видел отца более радостным и счастливым. Владыку папа знал и любил еще с 1990-х годов. Встречался с ним. Много раз бывал в монастыре, в часовенке Святых Царственных Мучеников, которую построил Владыка Вениамин. Папа хорошо чувствовал и понимал, какое беззаконие было совершено в отношении нашего Владыки, сильно скорбел и молился.

Мы созвонились с папой в День памяти Святых Царственных Мучеников. У меня в этот день с пяти утра сильно болело сердце, и мы не смогли пойти на Литургию. Я сказал отцу об этом. Просил его читать 90-й псалом и молитву «Да Воскреснет Бог». Отец сообщил, что неожиданно собралась какая-то группа людей и его просят показать им Приморье. Хотя давно уже никуда не выезжал.

На следующий День, когда Церковь чтила память преподобного Сергия, Игумена земли Русской, преподобномученицы Елизаветы и всех мучеников Алапаевских, мы с моей супругой стояли на Литургии в Никольском кафедральном соборе Владивостока. Отчего-то всю Литургию у нас текли слезы… Вечером я узнал, что погиб мой отец. На трассе среди таежных мест Шкотовского района Приморья. В их легковой автомобиль-минивэн «Тойота» врезался огромный красный китайский самосвал «ХОВО». Самосвал вылетел на встречную полосу и ударил «Тойоту». Погибли все пассажиры легкового семиместного автомобиля, включая водителя и моего отца. Шесть человек. Выжил шестилетний ребенок Тимофей, находившийся в «Тойоте». Водитель самосвала «ХОВО» не пострадал. За рулем «ХОВО» был мигрант, который два месяца назад прибыл в Приморье из далекой южной республики.

Господь так устроил, что отпевали папу в Никольском кафедральном соборе Владивостока. Отпевал пожилой священник, бывший морской офицер, капитан 1 ранга. Погребли папу на одном из старых кладбищ нашей морской крепости Владивосток. Со склона сопки этого кладбища открывается вдохновляющий вид на Амурский залив, на те места, куда папа любил выбираться на подледную рыбалку.

26 августа исполнится сорок дней… В девятый день мы были на папиной могилке, читали Псалтирь. Обнаружили, что рядом появилась свежая могила вице-адмирала, достойного человека, по всей видимости. Когда стали читать кафисмы, прибежала молодая пушистая белка. Она спряталась за адмиральской могилой и притаилась – как будто слушала псалмы…

Всякое дыхание да хвалит Господа! Внезапно призвал Господь к Себе моего отца. Русского человека, который так любил Россию. Любил, глубоко знал и чувствовал нашу родимую дальневосточную землю. Отец нес в себе дух наших казаков-первопроходцев, был крепким, сильным человеком. Настоящим русским коренным сибиряком-дальневосточником. При этом обладал каким-то аристократизмом, интеллигентностью в истинном смысле этого слова и одновременно простотой. Той простотой, которая свойственна всякому Русскому человеку.

На своем большом огороде отец выращивал много цветов. Незадолго до его гибели там расцвели большие благоухающие лилии. Много прекрасных лилий. Охапки этих красных, белых, желтых, оранжевых лилий лежат теперь на папиной могиле…

Молим Господа, чтобы Он явил Свою милость и принял любящую русскую православную душу раба Своего Анатолия в райских обителях. Там, где Свет невечерний, где неземная красота, с которой не сравнится никакая самая прекрасная лилия. Никакая земная любовь и радость.

Дорогие братья и сестры, родные русские люди! Просим Ваших святых молитв о упокоении новопреставленного раба Божьего Анатолия! И о воскресении нашей многострадальной, израненной России!

Да Воскреснет Бог! И расточатся врази Его!

Романов Игорь Анатольевич,

директор Центра церковно-государственных отношений «Берег Рус»,

доктор социологических наук

РУСЬ ДЕРЖАВНАЯ

Запись опубликована в рубрике Цивилизация Духа. Добавьте в закладки постоянную ссылку.