Религиозно-политические идеи

Константина Леонтьева

и Льва Тихомирова

в формировании научной школы

русской государственности

Игорь Анатольевич Романов,

Владислава Николаевна Романова

 

Осмысление коренных начал Русского государства – Православия и монархии К.Н. Леонтьевым и Л.А. Тихомировым заложило основные понятия и традиции русской политической науки, которую следовало бы назвать «Школой русской государственности». В трудах авторов наблюдается преемственность идей, Тихомиров во многом развил идеи Леонтьева. Глубина и оригинальность наблюдений и выводов этих авторов за процессами социально-психологического характера в Российской и мировой истории обусловлена их религиозным мировоззрением. 

Поиск новых оптимальных моделей государственного управления и построения взаимоотношений власти и общества в России зачастую приводит сегодня к заимствованию иностранного опыта в данной сфере. Однако полезность государственно-политических идей, взятых из зарубежной теории и практики государственности, нередко оказывается ничтожной в условиях российской исторической действительности. Государственность – это то, что отражает свойства и особенности, традиции отношений между властными структурами и населением внутри конкретного государства в связи с его развитием, укреплением, защитой и самовоспроизводством. Традиции русской культуры и русской государственности исторически формировались в рамках христианских представлений о происхождении государства и государственности. В этом, пожалуй, одно из главных отличий от научных школ западного менеджмента, повлиявших на формирование современных носителей государственности во многих развитых странах. «Менеджерское» восприятие мира определяется, чаще всего, не духовными мотивами, а стремлением к достижению экономического эффекта, получению прибыли. И такой концептуальный подход нередко переносится в сферу государственной политики, отражается на самой государственности как свойстве социальных вертикальных и горизонтальных взаимоотношений в обществе, возникающих по поводу государственного строительства и управления.

Более внимательное обращение к наследию русских дореволюционных авторов, внесших существенный вклад в формирование теории и методологии развития российской государственности, открывает новые возможности в современной государственнической практике. И эти возможности более органично и более полно могут быть реализованы в современной России, нежели заимствованные экономоцентричные идеи западного менеджмента.

Пожалуй, наивысший подъем научная школа русской государственности испытала в эпоху творчества русских мыслителей второй половины XIX – начала XX веков. Среди ряда исследователей этого периода особое место занимают Константин Николаевич Леонтьев и Лев Александрович Тихомиров. Они значительно потрудились на ниве созидания отечественной политической науки и формирования самостоятельной научной школы русской государственности. Преемственность их четко структурированных и оформленных идей укрепления отечественной государственности как раз и позволяет говорить о возникновении научной школы.

Сегодня в российском обществе и власти существует потребность восприятия не только идей Леонтьева и Тихомирова, но и стиля их мысли, их взглядов на византийское наследство, полученное Россией – православие и монархию, а также четко сформулированные представления об опасных, по сути, антигосударственных процессах, связанных с космополитизмом, нигилизмом и культурным разложением.

Что особенно важно и уникально в творчестве Тихомирова и Леонтьева? Тема византийского наследства, воспринятого Московским государством, является одной из центральных в работах этих выдающихся авторов. В данной области их идейное наследие особенно актуально, поскольку раскрывает проблему религиозно-нравственных основ человеческих культур, незнание или игнорирование которых сегодня приводит в тупики государственного развития, международных и межконфессиональных отношений.

С молодости в них проявлялось тяготение к тому, что они назвали византизмом. Леонтьев признается, что в крепкой государственности есть глубокая эстетика [2, с.22], что для него, как писателя и ценителя красоты, было очень важно. Леонтьев отвращался от современной ему жизни Запада и России во многом с позиций отсутствия красоты, интересного, самобытного, уникального, колоритного. С молодости у него, как и у Тихомирова, была любовь к государственному аспекту – строгости, стройности, дисциплине. Тихомиров впитывал этот «византизм» с детства, восприняв от отца большую симпатию к Императору Николаю Павловичу, к эпохе 40-х годов ХIХ века, могущественной России, которая не пропала у Льва даже в период его революционной деятельности.

Преемственность идей К. Леонтьева и Л. Тихомирова прослеживается на основе их биографических фактов – они встречались, беседовали, переписывались, строили общие планы. Константин Леонтьев во многом способствовал личностному утверждению вернувшегося из эмиграции революционера-ренегата Льва Тихомирова. По воспоминаниям самого Тихомирова, Леонтьев стал его «катехизатором». Но смерть Константина Леонтьева, точнее инока Климента, в 1891 году прервала это плодотворное общение. С этого периода Тихомиров в своих письменных трудах продолжает дело Леонтьева, используя начатки его идей, высказанные в публицистических статьях, развивает их, углубляет. Так появляется фундаментальный академический труд Тихомирова «Монархическая государственность».

Как и его учитель – Константин Леонтьев – Тихомиров трудится над формированием понятий и традиций русской политической науки, основанной на коренных началах Русского государства – Православии и монархии. Оба философа обнажают ложность идей всеобщего счастья, достигаемого либерализмом, демократией, революцией.

Отличие Леонтьева от Тихомирова в разнице их политических ориентаций – у первого скорее внешнеполитическая, а у второго – внутриполитическая. Тихомиров во многом являлся наследником М.Н. Каткова и К.П. Победоносцева. Масштаб мысли Леонтьева – Россия и мировое окружение, что связано с его вовлеченностью в дипломатическую работу. Тихомиров знал русский народ, устройство жизни внутри России, настроения молодежи и, как Катков, был ориентирован на укрепление авторитета власти монарха внутри России. Тихомиров в «Монархической государственности» дает высокую оценку идеям Леонтьева, но не находит у него практического аспекта разработки монархического принципа. Это во многом объяснимо тем, что Леонтьев не писал для нужд внутренней политики.

Тихомиров стал преемником Леонтьева в его главной идее о Православии и самодержавии в России как наследии византизма. Он вошел в историю как первый серьезный исследователь монархического принципа. Леонтьев даже в «Византизме и славянстве» выступает как ученый-публицист, Тихомиров – автор академического научного труда «Монархическая государственность». Его интерес к монархическому принципу не случаен. Он видел, что все развитие современных ему обществ (второй половины XIX века) направлено на отрицание этого принципа. Главная идея работы – истинность и даже вечность монархического принципа. Многие начатки идей о самодержавии он взял у Леонтьева, который рассмотрел исторические условия возникновения монархизма в России как проявления византизма. Тихомиров видит монархизм как вневременной принцип организации власти на земле, исторические формы его воплощения и вопросы дальнейшей жизнеспособности. Л.А. Тихомиров утверждал, что всякий принцип власти всегда возможен и никогда не устаревает, так как принципы власти неизменны с момента их возникновения, меняться может лишь форма их реализации в государственной системе.

Идеи работы Константина Леонтьева «Византизм и славянство» вдохновили Тихомирова на написание «Монархической государственности». Леонтьев первым ввел в философию понятие «византийская образованность». Многие грани этого понятия открываются через более позднее определение Леонтьевым цивилизации. «Цивилизация, культура есть именно та сложная система отвлеченных идей (религиозных, государственных, лично-нравственных, философских и художественных), которая вырабатывается всей жизнью наций. Она, как продукт, принадлежит государству, как пища, как достояние, она принадлежит всему миру… Цивилизации обыкновенно надолго переживают те государства, которые их произвели»[3, с.254].

Византизм имеет свои признаки в жизни религиозной, политической, философской, культурной, эстетической. Леонтьев рассматривает только государственно-религиозный аспект, как наиважнейший для России. «Византизм организовал нас, система византийских идей создала величие наше, сопрягаясь с нашими патриархальными, простыми началами… Изменяя, даже в тайных помыслах наших, этому византизму, мы погубим Россию», — говорит Леонтьев [3, с.61].

С падением Византии в ХV веке, ее образованность восприняли многие европейские народы. Но плодотворнее всех – русский народ, Московское княжество, которое возросло в Великороссию. Византизм на русской почве наиболее полно и плодовито проявляется в Православии, самодержавии и общине. Леонтьев подробно рассуждает только о Православии и самодержавии. Эти понятия в работе «Византизм и славянство» представляются синонимами византизма. По его мнению, это коренные начала в русском укладе, русской культуре.

Внешние признаки византизма у великорусов – великодержавность, крепкое организационное начало, дисциплина, почтительность, покорность. Их историческому развитию способствовали несколько организующих элементов государственного организма: аристократия, бюрократия, церковная система властей.

В работе Тихомирова «Монархическая государственность» такие составляющие византизма, как монархия и Православие оказываются в центре внимания. И Леонтьев, и Тихомиров определяют XV веком период активного восприятия Москвой византизма. Это время падения Константинополя, хотя активное общение Руси и Византии началось намного раньше. Леонтьев и Тихомиров считают, что Москва как молодое государство наиболее творчески развила принципы, данные Византией, в отличие от других славянских и европейских народов, уже перенасыщенных культурным наследием Рима и Константинополя. «Настоящий тип монархической верховной власти суждено было… развить Московской Руси, взявшей благодаря урокам Византии монархическую верховную власть в основу государства, а в своем свежем национальном организме нашедшей могучие силы социального строя, в союзе с которым монарх и строил свое государство» [8, с.176].

Москва проявила созидательный цивилизационный потенциал. Принципиальным в определении византийской преемственности для Леонтьева и Тихомирова, как его последователя, становится не набор внешних признаков, роднящих государство с Византией, а внутренняя идея, миссия. По Леонтьеву, Москва – это наследница Константинополя, наследница в своей будущей миссии, которая будет состоять в сохранении Византийского христианства, в дальнейшем его развитии, в спасении славянских народов и даже самой Европы. Тихомиров также напоминает о миссии России, просветившей ряд народов, и о возможности потерять свое предназначение, окунувшись в революционный дурман. Миссию России Тихомиров также видит в указании монархического принципа.

Леонтьев не стремился обосновывать монархический принцип власти, но он создал идейную базу для его будущего развития. Тихомиров же обосновал его, наблюдая, что в последние века истории активно ведется борьба именно с монархическим принципом. Борьба, которую ведут либеральные, революционные движения. По оценке Тихомирова, Леонтьев, исходя из своей теории роста, расцвета и гибели цивилизаций, видел дряхление России, приближение ее к концу: «Он выражал большие сомнения в молодости России, сильно полагал, что она уже дошла до предельного развития, начала склоняться к дряхлости, когда приходится думать не о развитии сил, а только о том, чтобы поменьше их тратить, помедленнее идти к неизбежному концу. С такими предчувствиями, конечно, не может быть охоты к разработке «конституции» хиреющей страны и монархии» [8, с.295]. Автор же «Монархической государственности» был уверен в будущем монархии, в будущей востребованности своих изысканий, пусть и после реставрации монархии.

Леонтьев в «Византизме и славянстве» рассматривает культурно-исторические типы, в том числе римский, византийский. Тихомиров также вводит в фундаментальную работу «Монархическая государственность» главы о проявлении монархического принципа в римско-византийском государстве, в Византии, в западном абсолютизме, в Московском государстве. Делает он это детально, широко привлекая материал исторический и правовой. Он доказывает, что Россия – единственное государство, воплотившее монархический принцип наиболее близко к идеалу, в отличие от власти византийского автократора, Римской империи и Запада, где монархия была искажена. Тихомиров вопреки Леонтьеву верит в будущее монархического принципа. И задача политической науки и всей школы русской государственности осмыслить его и представить миру.

Лев Тихомиров анализирует проявления монархического принципа. Он рассматривает его происхождение и содержание, источник которого, с одной стороны, потребность социального, земного устройства жизни человечества, а с другой, психология людей, ищущих над собою власть, правду, истину, порядок. Государство — средство воплощения порядка, признаком государства является верховная власть. «Когда возникает государство, возникает идея некоторой Верховной власти, не для уничтожения частных сил, но для их регулирования, примирения и соглашения. Без такой владычествующей силы частные силы обречены на борьбу» [8, c.41]. Идею о якобы закономерной смене монархии демократией Лев Александрович отрицает. Монархию, власть аристократии и демократию он считает отдельными типами верховной власти.

Интересна идея Тихомирова об основании принципа верховной власти на религиозных представлениях людей. По его мнению, каковы религиозные представления людей, таковы и формы власти. Например, восточные деспотии обусловлены желаниями и требованиями тех божеств или духов, которым поклоняются восточные народы. В истории человечества явлен принцип монархизма, связанный с истинной верой – Христианством.

Тихомиров выделяет в монархизме такие формы: деспотия, абсолютизм, самодержавие, они проявились в Риме, Византии, Европе, России. Наиболее близким к идеальному типу монархизма является российское самодержавие, потому что в нем воплощается взаимное единение верховной власти и нации. Монархия деспотическая есть искажение чистоты монархического принципа, так как она дает монарху власть верховную, но без обязательного для него и народа единящего содержания. В монархии абсолютной монарх по существу имеет все власти управления, кроме верховной власти, остающейся у народа без употребления, но в полной потенциальной силе.

По мнению Тихомирова, Московское государство наиболее удачно реализовало принцип монархизма, так как в нем воплотилось единение монарха и народа. Это связано с тем, что из всех славянских племен «одна великорусская раса обладает великими государственными инстинктами».

У Леонтьева мы видим примеры, где, по его мнению, наши племенные явления искажают византийское наследие, например приходская жизнь, изменившаяся после Петра, до Петра Русь была ближе к Византии. По Тихомирову же, сама Византия была уязвлена «старо-римским абсолютизмом, неизбежно рождающим централизацию и бюрократию». Историческим моментом, подорвавшим единение верховной власти и нации в России, по Тихомирову, стал церковный раскол XVII века, свидетельствовавший о кризисе веры. В условиях кризиса стали возможны петровские преобразования – как способ заимствования западных порядков для быстрого, на первый взгляд, решения национальных проблем. Русская монархия стала развиваться по гибельному для нее пути – пути абсолютизма. Идеальный вариант монархии – московский – был искажен вместе с ослаблением веры народа и разрастанием бюрократии, которая по Тихомирову всегда является сторонницей парламентаризма.

Тихомиров в начале ХХ века размышлял о будущем монархического принципа. Задолго до цареубийства он писал: «Наша монархия так разрыхлилась, что Господь один знает каковы ее судьбы… в обществе подорвана ее идея, да и «самого» общества-то нет… Мое сочинение может быть могло бы послужить будущему монархической реставрации. Но для настоящего оно бесполезно. Ни очами не смотрят, ни ушами не слушают» [1, cc. 15-16].

Работу «Монархическая государственность» Тихомиров адресует будущему. «Смысла исторического процесса нельзя определить только на основании наблюдения тенденций одной какой-либо эпохи. Человечество вовсе не всегда правильно догадывается, к чему оно идет. История Греции, по общему убеждению всех ее политических людей и граждан, была процессом развития демократии. А между тем он на самом деле завершился всемирной монархией Александра Македонского» [8, c.592].

Тихомиров описал преимущества монархии перед демократией. «Демократия, основанная на верховной власти количественной силы, по существу, враждебна влиянию нравственной силы, как в ее аристократических формах, так и в формах единоличного влияния. Монархическое самодержавие свободно от такой тенденции. Единства народной воли почти никогда не существует, а потому верховная власть в демократическом государстве, как правило, имеет те недостатки (шаткость, переменчивость, неосведомленность, капризы, слабость), которые в монархии являются как исключение. Единство воли в отдельной личности столь же нормально, как редко и исключительно в массе народа. В организации же самого управления монархия единственно способна охранить самостоятельность народной массы. Вследствие этих природных преимуществ монархии она и составляла до сих пор обычную норму государственной жизни человечества, в истории чаще всего мы встречаем именно ее, и величайшие эпохи национального творчества в большинстве случаев отмечаются именами монархов» [8, c.594].

К.Н. Леонтьев и Л.А. Тихомиров также заметили, что масштабные процессы, происходящие в массах, социальных группах, целых государствах и культурах можно и нужно изучать, так как в современных им тенденциях развития общества они увидели нечто опасное. Социальная психология как наука еще не была разработана в тот период, когда жил Леонтьев, тем более, русская социальная психология. К. Леонтьев сделал предположение о перспективах еще не существовавшей науки социальной психологии и поставил перед ней проблему: «Как это люди ищут одного, а находят постоянно совсем другое? … великого и почти всеобщего самообмана, … не берусь объяснять те внутренние душевные процессы… которые могли бы дать ключ к вразумлению этой не только странной, но даже страшной истории… Нет ли каких-нибудь всеобщих и весьма простых законов для развития и разложения человеческих обществ?» [4, c.401].

Многие работы и статьи Леонтьева, несомненно, имеют множество идей, ценных для социальной психологии и социологии, легших в основу того, что сегодня мы называем «школой русской государственности». К таким работам относится почти все написанное Леонтьевым, в том числе «Византизм и славянство», «О всемирной любви», «Национальная политика как орудие всемирной революции», «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения» и т.д. Но по большому счету, Леонтьев описал эти процессы, не объясняя их.

Тихомиров продолжил традицию социально-психологического анализа современных общественных движений, руководствуясь той же самой проблемой, поставленной Леонтьевым: «Как это люди ищут одного, а находят постоянно совсем другое? …великого и почти всеобщего самообмана..?». Проблемы социальной психологии присутствуют в работах Тихомирова «Борьба века», «Христианство без Христа», «Начала и концы. Либералы и террористы».

К. Леонтьеву принадлежит масса идей социально-психологического и социологического характера, которые можно назвать базовыми элементами школы русской государственности, к примеру, идея о роли наций, аристократии.

Развивая идеи Леонтьева в области психологии массовых движений, Тихомиров кое-что попытался объяснить на основе собственных наблюдений в революционный период своей жизни. Пожалуй, наиболее удачно у него это получилось в работе «Начала и концы. Либералы и террористы». В исследовании «Национальная политика как орудие всемирной революции» Леонтьев на примере греков поставил проблему «примитивизации» народов, обретших национально-политическую независимость и, по сути, сменивших веру православную на европейско-рациональную. Тихомиров дал объяснение подобным явлениям в труде «Начала и концы», указывая на процесс духовного падения интеллигенции в России, ее отказа от православия и принятия «веры революционной». Эта смена объясняется уходом людей от сложного процесса созидания мировоззрения, отказом от творческой работы и впусканием чужой и самой примитивной картины мира. Рассуждая о современной ему молодежи, он пишет: «Из чего вышел нигилизм, это «движение озлобленной воли и отрицающего ума»? «Люди, не вникающие в психологию массовых движений, только руками разводят: «Откуда взялось?»… Никогда я не поверю в благонамеренность русской молодежи, если она будто бы думает только о карьере и т.п., особенно если при этом в ней замечается упадок развития… В один прекрасный день все эти «карьеристы», смотришь, чуть не поголовно устраивают какую-нибудь нелепейшую штуку, где из-за выеденного яйца, глупо, бесцельно, прахом пускают всю свою «карьеру» [9, c.84].

По мысли Льва Тихомирова, и в карьеристе рано или поздно проснется жажда деятельного воплощения нравственного идеала, так как без нравственного наполнения жизни, в силу духовной природы человека, невозможно прожить. Какие идеалы он сможет воплотить? «В глубине сердца карьерист не думает о спасении души, о вечной жизни, не думает о славе отечества. В душе он найдет только отрицание существующей жизни, презрение к ней, убеждение в ее негодности. Он найдет идеал отрицательный, и нравственного содержания жизни будет искать в чем-нибудь разрушительном. И чем менее он развит, тем более легкими путями станет он искать нравственного содержания» [9, c.85].

Как Леонтьев умело анализировал национальные склады и характеры, так Тихомиров глубоко анализировал личностную психологию, индивидуальность. Особенно ярко это проявилось в его мемуарах: «Тени прошлого», «Воспоминания Льва Тихомирова». Внимание Леонтьева обращено к социальным движениям, тенденциям развития культур, народов, его интересует разрушительный характер идеи нации, значение аристократии в истории, поскольку он приходит к выводу, что народы, не выработавшие аристократию, склонны к демократии. На этом фоне Тихомиров индивидуально-психологичен, ему принадлежит идея личной жажды истины, характерная для русских, борьбы за формирование своего мировоззрения, поиска истины в философских системах и политических доктринах. У Тихомирова в воспоминаниях, портретах современников дано много тонких психологических наблюдений. Можно предположить, что это итог личного опыта жизни, его наблюдений за своей душой и окружающим миром, опыта аскетического. Действуя из логики христианина, Тихомиров для понимания болезненности состояния общества переносит в науку методы духовного самоанализа. Он настойчиво призывает русское общество наблюдать за теми поучительными уроками, которые дает история в ХIХ веке. Эти призывы и мысли сегодня звучат не менее актуально, чем в ту предреволюционную эпоху.

В воззрениях православных авторов конца ХIХ века присутствует мысль о религиозном характере увлечения русской молодежью западными политическими идеями, не в стороне от этой мысли оказались К. Леонтьев и Л. Тихомиров. Западные идейные построения о всеобщем благе Леонтьев характеризует как рационально-европейскую веру, «религию эвдемонизма». Тихомиров, также вспоминая о своих юношеских увлечениях революцией, пишет: «Я был революционер. Это была у нас, у молодежи вера. Мы не имели никакого, ни малейшего подозрения, что революции может не быть» [7, c.31]. Позднее он пишет работу о социальном мистицизме – о российском религиозном движении, которое предметом своего поклонения делает общество [6, c.201]. Тихомиров высказывает свое отношение к космополитизму, для него это тоже своего рода религия, разрушительная и опасная. Тихомиров не приемлет космополитизм, видит в нем отрицание России, разрушительный, чуждый признак утраты русского, почвенного сознания, болезни. Для него космополит, как правило, революционер. Мы и сегодня находим неприятные подтверждения этим мыслям. «Болотное движение» и сегмент современных прозападных антигосударственных сил, состоящий из российских граждан, представлены самыми настоящими революционерами, имеющими абсолютно космополитское сознание.

Леонтьев характеризует западные идеи как «гниль и смрад… новых законов о мелком земном всеблаженстве, о земной радикальной всепошлости» [4, с.400], поскольку он видит, что рационализм – новая религия — рушит великие культурные миры Западной Европы.

Необходимо упомянуть мысль, развитую как Леонтьевым, так и Тихомировым о тяжести последствий безобидных, на первый взгляд, социальных идей. В работе «Национальная политика как орудие всемирной революции» Леонтьев ставит проблему о том, что «всякое начало, доведенное односторонней последовательностью до каких-нибудь крайних выводов, не только может стать убийственным, но даже и самоубийственным. Так, например, если бы идею личной свободы довести до всех крайних выводов, то она могла бы, через посредство крайней анархии, довести до крайне деспотического коммунизма» [3, c.34]. Всякая идея имеет «крайний идеал, который существует в обществах… люди непременно захотят испытать его. Необходимо помнить, что нововводители, рано или поздно, всегда торжествуют, хотя и не совсем в том смысле, которого они сознательно искали. Положительная сторона их идеала часто остается воздушным замком, но их деятельность разрушительная, ниспровергающая прежнее, к несчастью, слишком часто бывает практична, достигает своей отрицательной цели» [3, c.257].

Эти идеи Леонтьева созвучны с работой Л. Тихомирова «Начала и концы», где он показывает родственную связь российского либерального лагеря с революционным и обвиняет первый в терроре, который осуществляется руками последних. По его мнению, идеал либерализма – конституция, парламентаризм – идеал промежуточный и логически незавершенный, революционеры выступают как более последовательные ревнители идеала свободы. Либеральная критика государства и монархии в России стала питательной средой для революционеров. Таким образом, Тихомиров рассмотрел начала и логические концы явлений, характерных для политической жизни России конца ХIХ – начала ХХ века и показал каким образом либералы взрастили террористов.

***

В ХIХ веке Россия преуспела по многим направлениям культуры. Это был ее расцвет, «Золотой век». Она совершила громадный подвиг по созданию своего литературного языка и литературы, исторической науки. В музыке, живописи Россия отошла от простой подражательности. Но в области самосознания умственного — к концу ХIХ века российское общество продвинулось недалеко. Мысль юридическая в основном была несамостоятельной, позаимствованной с Запада. Политическая – тоже. В этом отношении за 200-летний период Россия сделала меньше всего[1].

В одной из глав «Монархической государственности» Тихомиров, на примере развития политического понятия «монархия», показывает, что в национальной политической мысли больше сделала публицистика, чем юридическая и политическая школа. «Русская политическая мысль, насколько она сделала успехов в национальном духе, всем обязана не государственной науке, которая прививала европейские идеи и понятия, а публицистике.»[8, с.279] «…Даже до настоящего времени, несмотря на появление славянофилов и ряда близких к ним умов, как Данилевский, Достоевский, Катков, Леонтьев, Владимир Соловьев, несмотря на официальное признание формулы «православие, самодержавие, народность», в нашей философии государственного права монархия и самодержавие остаются ничуть не более ясны, нежели в Западной Европе.»[8, с.265] Тихомиров объясняет это тем, что не смотря на факт возникновения русской государственности на монархическом принципе, тесно связанном с национальным нравственно-религиозным идеалом, европейское просвещение с его рационализмом поставило под сомнение абсолютность и нравственно-религиозного идеала и монархии. [8, с.278]

К.Н.Леонтьев и Л.А.Тихомиров плодотворно трудились на ниве создания собственной русской политической науки, «школы русской государственности». Леонтьев указывал на цель этого, используя евангельский образ: «…чтобы Россию не застало грядущее как глупую деву с угасшим светильником политического разума в руках» [4, с.401].

Сегодня эта цель актуальна особенно, поскольку современная общественная мысль России еще больше удалилась от отечественных коренных начал, испытывая мощное западное влияние. Хотя Россия обладает багажом уникальной самобытной мысли и опыта. Наследие Константина Леонтьева оценивается как провидческое (в вопросах внешней политики и мирового окружения России), многие его прогнозы сбываются и по сию пору.

Социальные и политические процессы, происходящие в мире, вновь заставляют нас вернуться к трудам русских мыслителей в поисках ответа на проблемы современности. Леонтьев и Тихомиров видели будущую миссию России в сохранении Византийского христианства, подъема славянства и самой Европы из разрушительного кризиса.

Сегодня Россия выступает перед лицом мирового сообщества как хранительница христианства и христианской морали, от которой во многих странах идет стремительный отказ.

Этот отказ наблюдался уже во времена Леонтьева и Тихомирова. Они воспринимали рационализм и комплекс либеральных идей Европы как своего рода новую религию. «…гниль и смрад… новых законов о мелком земном всеблаженстве, о земной радикальной всепошлости» — так характеризовал западные идеи К.Леонтьев [4, стр.400]. Трагической являлась смена православной веры на эту новую веру, которую обретали освободившиеся из-под власти Османской империи балканские народы, о чем писал Константин Николаевич. Для Тихомирова, прошедшего увлечение радикальными идеями, трагичным был выбор революционной веры российской молодежью XIX века.

Указанные в статье открытия Тихомирова и Леонтьева о процессах социальной психологии во многом дают ключ к уразумению явлений современности. Мы видим, как массы молодежи направляются по разрушительному пути и становятся адептами радикальных организаций, которые включаются в дело политической и культурной трансформации целых регионов. Нередко они становятся членами запрещенных исламистских организаций, националистических группировок. Ювенология (наука о молодежи) одной из своих проблем ставит вопрос – почему молодежь зачастую несет потенциальную угрозу обществам и их стабильности? Такая постановка проблемы возникла после событий 1960-х гг. в буржуазных странах, когда эти общества были потрясены «бунтами молодежи». России данная проблема хорошо знакома еще с середины XIX века и русские мыслители Леонтьев и Тихомиров, пережившие сами период нравственного и ценностного выбора, указали на ее духовные истоки.

За авторами, идеям которых посвящена статья, видится глубокая традиция аналитики. Глубина их мысли объясняется ее религиозной и духовной составляющей. Можно найти глубокую связь мыслей Константина Леонтьева, который стал иноком незадолго до смерти, с наставлениями его духовного отца – преподобного Амвросия Оптинского.

Затрагивая лишь малую долю теоретико-методологического пласта, положенного русскими мыслителями Леонтьевым и Тихомировым в основы исследования, осмысления и даже практики русской государственности, невольно приоткрываешь невообразимый простор знаний и возможностей для созидания будущей России — достойной преемницы вековых отеческих традиций. Научная школа русской государственности, базирующаяся на преемственности религиозно-политических воззрений русских мыслителей второй половины XIX – начала XX веков, — это то, что необходимо сегодня не только будущим государственным руководителям, это нужно всему обществу, которое является носителем и выразителем государственности, наряду с представителями государственной власти.

Список литературы

1. Дневники Л.А.Тихомирова. // Тихомиров Л.А. Тени прошлого. М.: Москва, 2000. – 712 с.
2. Косик В.И. Константин Леонтьев: размышления на славянскую тему. М.: Зерцало, 1997. – 235 с.
3. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство: чем и как либерализм наш вреден М.: ДАРЪ, 2005. – 491 с.
4. Леонтьев К.Н. Национальная политика как орудие всемирной революции // Леонтьев К.Н. Византизм и славянство: чем и как либерализм наш вреден М.: ДАРЪ, 2005. – 491 с.
5. Пайпс Р. Русский консерватизм и его критики: Исследование политической культуры. М.: Новое издательство, 2008 – 252 с.
6. Тихомиров Л.А. Борьба века // Тихомиров Л.А. Критика демократии М.: Редакция журнала «Москва», 1997. – 665 с.
7. Тихомиров Л.А. Воспоминания М: Государственная публичная историческая библиотека России, 2003. – 615 с.
8. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность М.: АЙРИС ПРЕСС, 2006. – 618 с.
9. Тихомиров Л.А. Начала и концы. Либералы и террористы. // Тихомиров Л.А. Критика демократии М.: Редакция журнала «Москва», 1997. – 665 с.
10. Тихомиров Л.А. Тени прошлого. М.: Москва, 2000. – 712 с.

Статья впервые опубликована в научном журнале

«Гуманитарные исследования в Сибири и на Дальнем Востоке. 2016. №2.»

                                                                                                                                        

[1] Данной точки зрения придерживались не только К.Н.Леонтьев и Л.А.Тихомиров, но и современный западный политолог и историк, специалист по русскому консерватизму Р.Пайпс [5]