Ноябрь. Улетаю
Дорога — твердая под настоящим почти декабрьским снегом. Подул, подул северный ветер… Дотлевающие краски приморских октябрей растворились, потухли в снежных белилах. Надо же так! Уезжаю, и как будто во сне, в мгновение застывает как один четкий контрастный кадр весь этот год. Прилетел под Михаила Архангела и с ним улетаю. Первый снежный вечер с метелью. Теряется, уплывает сказочный сейчас город океанских кораблей. Это не я еду в серебристом от сверкающих снежинок, автобусе — город уходит в океан…
Угол здания на Океанском проспекте – темно-серый камень столетней давности с проросшим темно-зеленым мхом в стыках. Морем пахнет проспект, здания, деревья и небо, затянутое, то ли облаками, то ли туманом. Снег на каменных выступах старинных стен. С проспекта круто вверх уходят потемневшие каменные ступени. Привычно для Владивостока – долгие лестницы, ступени к небу. Конечно, до неба далеко. Но здесь оно бывает так близко, что, чуть подпрыгнув, можно тронуть его ладонью…
Как туман с Амурского залива плывут акварельные и пастельные картины океанских дней. Природа тут редко рисует маслом. Акварель, пастель, иногда карандаш…
Дорогой Владивосток, освященный улыбкой Цесаревича. Каменистые стены, брусчатка и весь проспект, стекающий от Покровского Собора в чудную константинопольскую бухту. Золотой Рог, глубоко как фьорд, врезается в скалистый полуостров Муравьева-Амурского…
В самом конце той зимы в теплую метель с влажным снегом владыка Вениамин освятил закладной камень Спасо-Преображенского Собора. Прямо на берегу бухты. И уж теперь будет совсем как в Константинополе. Величественный кафедральный Собор, словно Святая София, станет виден заходящим кораблям еще с пролива Босфор Восточный… Купола в розовой акварели над глубокой океанской рекой — это молитва о Святом Преображении Дальней России…
С куполов и крестов начиналась Россия на берегах Тихого океана. Кто только не шел на Восток, но без Креста – это был всего лишь людской сброд.
Без Креста не попадешь в Вечность. Священномученник Иоанн Восторгов сказал: «С Крестом и Евангелием пришли русские люди к берегам Тихого океана». Сейчас, забывая свой Крест, мы становимся сбродом, незаметно теряя полученное предками от Бога. Народ наш — когда-то русский и православный – запаршивел в этом восточном углу. В основном люди заняты торговлей. Причем торгуют-то не своим, а тем, что привезено из других стран, либо взято у природы. Встретил старого знакомого в Уссурийске: «Как дела? Как жизнь?». Смеется: «Все хорошо. Рыбой торгую». Те, кто «на плаву», более-менее обеспечены, как правило, чем-нибудь торгуют. И появилось это «массовое явление» в Приморье на почве уродливого советского атеизма. С невероятной злобой советы стирали здесь с лица земли церкви и всякое помышление о Боге. Еще бы! Ведь Владивосток — последний оплот Российской Империи.
Среди природных богатств и проходящих рядом границ атеизм стал основой криминала и сегодняшнего «общества торгашей». Торгаш – самая популярная профессия в Приморском крае! Более витиевато она называется «менеджер по продажам». Люди, чутко разворачивающие нос на запах юаня или пока еще актуального доллара.
…Теряются очертания Владивостока в цветных кружевах приморской метели. Огни позднего ноябрьского вечера растекаются, тускнеют и тонут в тумане и волнах Амурского залива…
Серебристый автобус, похоже, идет полжизни. Куда он идет? «Вернуться в Россию…» — название книги – ответ на вопрос. В ту настоящую Россию, где молодой Цесаревич ступает на берег бухты Золотой Рог. Возвращаюсь. Жить заново.
Твердая дорога под колесами. Метель – праздничная, в ноябре. Сверкает снег, первый настоящий снег девятнадцатого ноября. Вышел из автобуса у Покровского храма, в городе, где был первоклассником и первокурсником. Иду в снегу. Улица, которая начинается далеко и совсем под другим названием. Там у заснеженного озера и рощи маньчжурского ореха она еще «Лермонтова». Скрипит снег под окнами родительской квартиры. И сюда в морозную, пропитанную морем, метель, доносится аромат афонского ладана. Стою совершенно один в праздничном городе. Приморский снег, тусклые фонари, незримые таежные сопки, Тихий океан… И укрытая снегом улица в Никольске-Уссурийском. Окна родного дома — благоухание, словно из открытых дверей древнего византийского храма. И будто бы весь Никольск – праздничный храм. Послезавтра Михаила Архангела… И самолет над розовыми от восхода куполами Дальней России.
И.Р.