Аэропорт Шереметьево. Огромный монитор окна — там аэродром. Крылатые корабли – серебристые «боинги». Желтые грузовики по серому асфальту. Белый лайнер встал на крыло: изящно стрелой несется в серые, сизые и чуть розовые облака. В порту люди неяркие, блеклые – ходят, сидят в кафе, смотрят в большое окно. Запахи парфюмерные – московско-аэропортовские. Напротив человек в очках, белом джемпере и серой куртке. Он разгадывает кроссворд. В джинсах – нога на ногу. Скучает, зевает. «Ну, давай, после праздников, числа десятого созвонимся!» — это он по мобильному. И дальше кроссворд.
Из кафе «Мама Раша», где жующие граждане России обретают туповато-потерянное выражение лиц, доносится музыка. Это музыка сегодняшнего – так примерно звучит пила двуручная, когда ей перепиливают старый штакетник. На мониторе окна обыденное шереметьевское – самолетики, погрузчики, тягачи, люди в оранжевых робах. Постоянно булькает эхо объявлений о регистрациях, посадках и рейсах. Небо за окном густеет. Полчаса до посадки в аэробус. Позвонил, кому хотел, сказал: «До свидания». Кончились сумбурные дни. Чуть-чуть вдохнул запахи майской Москвы. Слегка заметил белые лепестки яблонь. Цветут тюльпаны – стройные, яркие, нежные. Московское небо, которым восхищается Артур Атаев. «Оно ворочается» — говорит Артур – худощавый осетин с внимательным взглядом. Атаев – художник. Но не все его картины можно увидеть на выставке. Многих атаевских зарисовок мы не знаем. Артур уважает Яну. И Яна художник. Свои акварельные пейзажи она не выставляет. Публикует графику.
Артур не учился в Оксфорде и не был там как приглашенный профессор. Хотя иногда кажется, что он там родился.
«Полчаса до рейса» — душевно пел пожилой грузин.
Тучи сдавили небо. Темно почти. Далеко Тихий океан. Полчаса до рейса «Москва — Океан». Надвигается ливень. Горизонт под дождем.
У меня электронный билет на тот свет. Точнее на ту сторону света. С той стороны корабли на рейде, сопки и берег в тумане, небо, рисованное пастелью. Приморское нежное глубокое небо.
Здесь хлынул дождь. Московский сильный широкий ливень. На посадку. «Желаем вам приятного полета!». Огни самолетов и машин в мокром потемневшем асфальте. Гаснет монитор компьютера. Встаю и иду к Тихому океану вслед за спешащими пассажирами.
Длинный затемненный коридор. Его затемняет ливневое небо. Коридор сворачивает, переходит в рукав к самолету и становится темнее. Здесь уже нет окон. Недолго по темному рукаву. Телефон. «С Днем Святого Георгия!» — отвечаю на звонок. Светится вход в самолет. Стюардесса в красно-оранжевой форме с белым воротником механически улыбается, показывает коротким движением мое направление. Салон аэробуса в светло-бежевых тонах. Свежие кресла. Свежие стюардессы. По иллюминатору пунктирные струи дождя. Взлет, по словам неунывающего командира корабля, откладывается на двадцать – двадцать пять минут. Пережидаем грозу. За иллюминатором в дождевой воде синяя корма небольшого лайнера. Оранжевые огни вспыхивают на залитом ливнем асфальте. У соседки на руках крохотная девочка с золотыми сережками в ушах. Девочка тронула меня за рукав. Соседка начинает маяться. В салоне прохладно. Телефон отключен. Двадцать один час. Во Владивостоке – четыре утра. Там в тумане или на ясной воде скоро прорисуются силуэты кораблей. Станут блекнуть их огни.
Мелькнули три дня майской Москвы. Идем на взлет. К Океану.
И.Р.
5.05.2012