22.05.2012
В.Ф. Терехов,
ведущий научный сотрудник
Российского института стратегических исследований
В ходе российско-китайских переговоров на высшем уровне в Китае, которые состоятся 7 июня 2012 г. в рамках визита президента Владимира Путина, несомненно, будут рассмотрены вопросы, затрагивающие не только состояние и перспективы отношений между двумя крупнейшими державами Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), но и региональную ситуацию в целом. Она развивается весьма противоречиво, очередным свидетельством чему явился прошедший 13-14 мая в Пекине саммит Китая, Японии и Южной Кореи. Не менее важен и ряд «сопутствующих» событий, на фоне которых прошла та тройственная встреча в верхах.
Саммит был посвящён главным образом оценке состояния проекта создания трехсторонней Зоны свободной торговли (ЗСТ), давно обсуждаемого на экспертном уровне. Однако рассматривались и другие вопросы, включая ситуацию на Корейском полуострове. Хотя на заключительной пресс-конференции лидеры трёх стран высказались против «новых провокационных актов» со стороны КНДР (имелась в виду обсуждаемая в прессе «подготовка к проведению» испытаний северокорейского ядерного устройства), в совместном итоговом документе эта тема вообще не упоминается. Что понятно, поскольку Китай является главной внешнеполитической опорой КНДР и не склонен к «резким» высказываниям в отношении этой страны.
В двустороннем японо-китайском формате премьер-министр КНР Вэнь Цзябао призвал своего коллегу Ёсихико Ноду «уважать ключевые интересы» своей страны. При этом в неявной форме подразумевались главным образом споры по поводу владения группой островов Сенкаку, обстановка вокруг которых превращается в одну из основных причин резкого ухудшения двусторонних отношений. Примечательной представляется та недвусмысленность, с которой Ёсихико Нода подтвердил принадлежность Японии указанных островов1.
Заключительная совместная декларация, принятая по итогам саммита, содержит в себе 13 различных пунктов, сформулированных в общем виде. В частности, «приветствуется» трёхстороннее соглашение в области взаимных инвестиций, подписанное 13 мая министрами торговли. Оно оценивается в качестве «критически важного» этапа на пути создания ЗСТ2. Начало конкретных переговоров намечено на конец года, но сроки заключения окончательного соглашения не установлены. По мнению японских экспертов, даже если указанные переговоры и начнутся в предполагаемые сроки, для определения согласованных рамок будущей ЗСТ потребуются «многие годы»3.
Примечателен факт многолетнего затягивания процесса формирования базовых документов для будущей Зоны свободной торговли. Он отражает крайнюю противоречивость системы отношений как между участниками упомянутого саммита, так и в рамках общей формирующейся ситуации в АТР. С одной стороны, в связи с ожиданиями «дивидендов мира» (прежде всего, экономических), возникших после окончания «холодной войны», большие надежды возлагались на общерегиональную интеграцию. Последняя, в свою очередь, должна была создать ситуацию экономической взаимозависимости государств региона, которая гарантировала бы и поддержание политической стабильности в АТР.
По существу, «экономические фундаменталисты» начала 90-х гг. актуализировали тезис о «благотворном влиянии торговли» на межгосударственные отношения. Сам этот тезис связывается с именем знаменитого философа эпохи Просвещения Шарля Монтескье, выдвинувшего его в середине XVIII в. в качестве универсального рецепта поддержания мира в Европе, измученной чередой непрерывных войн. Как показала последующая 200-летняя европейская история, на самом деле, процессы расширения международной торговли и формирования условий для возникновения новых (всё более интенсивных) войн идут параллельно, не слишком «мешая» друг другу. Что-то всё-таки не было учтено автором упомянутой концепции. И это трудноуловимое «что-то» толкает иногда государства на ведение разрушительных войн.
В АТР не сводимость комплекса межгосударственных отношений к сфере экономики стала отчётливо проявляться в связи с провалом процесса общерегиональной экономической интеграции и его переходом на субрегиональные уровни. Всё большее влияние на сам этот процесс оказывает усиливающаяся политическая конкуренция между двумя ведущими региональными державами, т.е. США и КНР. Прежде всего, политическими соображениями руководствуются США при формировании (далеко не общерегионального) «Транс-Тихоокеанского партнёрства» (ТПП), рассматривая его в качестве экономической базы будущей военно-политической системы, противостоящей Китаю.
К тому же, несмотря на некоторое сближение, японо-китайские отношения остаются не безоблачными. Ряд событий последних нескольких недель характеризуют их реальное состояние. Из них наиболее примечательным явилось разрешение японским правительством на проведение в Токио IV-й Генеральной ассамблеи Всемирного уйгурского конгресса (ВУК), прошедшей с 15 по 18 мая. В комментарии по этому поводу, размещённом на сайте ВУК, утверждается, что указанная «ассамблея» состоялась «при парламенте Японии» с участием 120 уйгурских делегатов из 20 стран, а также парламентариев Японии, Турции и Италии4.
В ходе «ассамблеи» президент ВУК Рабия Кадир посетила храм Ясукуни в Токио — место «духовного» захоронения всех японцев, погибших в войнах последних 150 лет. Среди них находятся и «души» руководителей Японии периода Второй мировой войны, осуждённых в 1948 г. по приговору Токийского трибунала.
На пресс-конференции генеральный секретарь японского кабинета министров Осаму Фудзимура отказался комментировать факт проведения уйгурской «ассамблеи», сославшись на её «частный характер». Однако едва ли в Японии не отдавали себе отчёт в том, что означает для Китая (а также, возможно, и для Южной Кореи) сам факт и сопутствующие обстоятельства проведения на японской территории такой «ассамблеи». Ситуация в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (наряду с нерешённостью тайваньской проблемы, непрекращающимися акциями монахов в Тибетском автономном районе) является одной из основных внутриполитических проблем КНР.
Что касается посещения Р.Кадир храма Ясукуни, то всё прошлое десятилетие эволюция его места во внутриполитической жизни Японии являлась одним из основных «камней преткновения» в японо-китайских отношениях. Первое за послевоенный период посещение в 2001 г. этого храма тогдашним премьер-министром Дзюнъитиро Коидзуми было воспринято в КНР в качестве важного свидетельства коренного пересмотра роли во Второй мировой войне и начавшейся «ремилитаризации» Японии.
Наконец, само время проведения «ассамблеи» ВУК, начавшейся на следующий день после завершения официальной части трёхстороннего саммита, не могло не восприниматься в КНР в качестве политического вызова, прямо противоречащего духу и целям встречи лидеров трёх ведущих азиатских держав. Неудивительна поэтому резко негативная реакция Пекина на это событие. Без объяснения причин были отменены встречи Ёсихико Ноды с президентом КНР Ху Цзиньтао, а также находившегося тогда же в Пекине президента весьма влиятельной Федерации экономических организаций («Кэйданрэн») Хиромаса Йонекуры с китайским министром иностранных дел Ян Цзечи. С жёсткими заявлениями выступили ведущие китайские газеты и официальный представитель МИД КНР5.
Как уже отмечалось, в Японии не могли не прогнозировать вполне вероятных последствий разрешения на проведение в Токио «ассамблеи» ВУК. Следовательно, руководство страны, предпринимая этот шаг, руководствовалось некими соображениями, которые не сводятся к «извлечению дивидендов через торговлю» с ключевым торговым партнёром Японии, каковым является КНР. Это «нечто» связано с процессом всестороннего (т.е., и военного) роста Китая, что сегодня воспринимается в Японии в качестве главной угрозы национальным интересам и безопасности. «Неофициальная» поддержка сепаратистских движений на территории КНР – не лишняя компонента в наборе инструментов, с помощью которых Япония намерена парировать угрозу.
Упомянутые выше соображения, видимо, перевешивают сегодня фактор гипотетических «дивидендов» от создания трёхсторонней ЗСТ. По оценкам министерства торговли Японии, годовой ВВП страны после её полного (пока гипотетического) оформления может повыситься на 0,3% (КНР – на 0, 4%, Южной Кореи – на 2, 8%)6.
Нельзя сказать, что это «почти ничего», однако только из-за возможных изменений в сфере энергетической политики (частичного отказа от АЭС, увеличения доли ТЭС в энергетическом балансе страны и, следовательно, повышения тарифов за электроэнергию) потери ВВП Японии будут исчисляться процентами.
Ответ на естественный вопрос, зачем вообще Японии и Китаю переговоры по данной Зоне свободной торговли, содержит в себе различные аспекты, прежде всего, политического плана. Япония постепенно освобождается от послевоенного образа «младшего брата» США и стремится самостоятельно позиционироваться на международной арене. Кроме того, Япония находится в состоянии торга с США по поводу условий своего вхождения в ТТП. Демонстрация наличия «альтернативных» интеграционных проектов может быть важным элементом подобного торга.
Китаю же, который вследствие реализации США стратегии «хеджирования» (страхования рисков) оказывается перед перспективой военно-политической блокады, чрезвычайно важно привлечение Японии и Южной Кореи (ключевых американских союзников в АТР) в те или иные совместные конструкты.
Таким образом, для КНР и Японии переговоры на тему будущей ЗСТ носит характер взаимной тактической игры, не затрагивающей стратегических аспектов двусторонних отношений. И это (а также ряд других региональных событий последнего времени) не внушает оптимизма относительно характера развития отношений между двумя ведущими азиатскими державами, а также ситуации в АТР в целом.
Ещё в период предвыборной кампании по избранию президента РФ ряд японских экспертов достаточно уверенно (и в достаточно позитивном ключе) прогнозировали, во-первых, победу Владимира Путина и, во-вторых, общий «сдвиг на восток» российской внешней политики. Собственно, второе подтверждается ожидаемым визитом в КНР Владимира Путина, только что занявшего пост президента России. Что касается российского внешнеполитического курса в АТР, то при его формировании необходимо учитывать всю противоречивость складывающейся ситуации в регионе. Последнее отчётливо проявилось в ходе трёхстороннего саммита в Пекине.
Источник: «Новое восточное обозрение».