Ценностный фундамент внешней политики России: вчера, сегодня, завтра
Станислав Смагин, политолог, публицист
За последний год Россия сделала серьезную заявку на статус если не единоличного, то одного из ключевых субъектов пересборки американоцентричного однополярного мира. Однако сложно спорить с тем фактом, что сама пересборка ради пересборки, не затрагивающая глубинных социально-экономических и политических основ сегодняшнего мироустройства, является исторически масштабной, но вряд ли такой уж привлекательной целью. Может ли сегодняшняя буржуазно-капиталистическая система России, основными чертами политического мышления большинства правящих элит мало отличающаяся от своих геополитических оппонентов, претендовать на нечто большое? Вопрос дискуссионный. Историческое возвращение Крыма в родную русскую гавань было обосновано его сакрально-исторической значимостью для нашей страны и защитой жителей полуострова от террористической киевской хунты, поддержка Новороссии – опять же, защитой жителей и ценностями Русского мира. Эти достойные глубочайшего уважения и всесторонней поддержки любого нормального русского человека цели, тем не менее, сами по себе достаточно локальны в историческом, политическом и географическом масштабах, поэтому вряд ли займут большое место в учебниках будущего, если не станут толчком к событиям и решениям иного калибра. Да и они подвергаются постоянной яростной атаке и диффамации не только извне, но и изнутри. Так, недавно либеральная «Новая газета» опубликовала «аналитическую записку», якобы представленную в администрацию Президента в феврале прошлого года и посвященную возможности дестабилизации Украины и присоединения ее юго-восточных областей к России. Данной публикацией её авторы пытались придать российской внешней политике сугубо прагматические, эгоистические и циничные черты.
Схожую критику можно услышать и от людей патриотических воззрений. Пример – недавняя статья известного публициста Ильи Смирнова http://svpressa.ru/blogs/article/113681/, в которой он охарактеризовал геополитику– конкретно, отечественную, как современную, так и принадлежащую прошлому – как холодный, дарвинистский, лишенный ценностного базиса и принципиально не-христианский способ мышления. Илья Викторович задается вопросом о внутреннем содержании и перспективах российской внешней политики. Если конструктивная полемика с либералами давно уже практически не имеет перспектив, то критически настроенным патриотам, да и обществу в целом, крайне желательно дать внятный ответ относительно стратегических целей России на международной арене и их духовно-идеологического обоснования.
Начать наш анализ необходимо с того, что идентичность России уже тысячу с лишним лет прочно связана с христианской системой координат в ее Православной версии. Этот факт мало кто берется оспаривать, в том числе и те – в основном т.н. родноверы и уже упомянутые выше либералы, симпатизирующие протестантизму с его сверхрациональной трудовой этикой – кто рассматривает его со знаком «минус». В христианском вероучении достаточно подробно раскрывается тема отчуждения между земной жизнью и Царством Небесным. Об этом говорится и в самом Священном Писании («Царство мое не от мира сего», «Богу Богово, а кесарю – кесарево»), и в трудах Отцов Церкви (например, Блаженный Августин, «О граде Божьем»). В качестве ключевой причины данного отчуждения называется грехопадение наших первопредков, Адама и Евы. Так как построение аналога Божьего Царства на земле практически нереально, задача правителей государств – хотя бы не допустить и аналога преисподней, при этом, конечно, стараясь во внутренней и внешней политике максимально соблюдать христианские заповеди. Достаточно долго европейские монархи старались хотя бы пунктирно соответствовать своей высокой миссии, но к XVII-XVIII их деятельность окончательно вошла в секулярно-прагматическое русло. Российская Империя, не являя, конечно, собой пример безоговорочного альтруизма и отказа от своих национальных интересов на международной арене, тем не менее, была одним из последних островков искренней приверженности христианским принципам. Этому способствовала и официальная доктрина «Москва – Третий Рим», провозглашавшая Россию законной наследницей Римской и Восточной Римской (Византийской) Империй и наделявшая ее статусом Катехона, удерживающего мир от наступления последних дней. Приведем лишь несколько примеров приверженности русских государей своей высокой миссии.
Осенью 2014 года немало ироничных откликов вызвало адресованное Петру Порошенко предложение главы ЛНР Плотницкого решить конфликт Киева и Донбасса на личной дуэли. Однако это лишь калька с идеи Павла I, согласно которой монархи должны разрешать конфликты именно таким образом, без вовлечения мирного населения и даже профессиональных армий. Сын и наследник Павла, Александр I, получив от Наполеона послание с текстом секретного договора Англии, Австрии и двора Бурбонов, направленного против России, показал его главному инициатору данной коалиции Меттерниху и тут же разорвал со словами: «Это уже не имеет значения, нас ждут великие испытания». Александр же после победы над Бонапартом стал инициатором своеобразной Лиги христианских монархов Европы – Священного союза. Брат и преемник Александра, Николай I, в 1830 году на приеме в честь османского принца попросил гостя передать султану искренний совет перейти в Православие [1]. В те годы подобный идеализм уже расценивался как едва ли не анекдот. Во многом идеалистическими соображениями солидарности христианских монархов была обусловлена и помощь молодому австрийскому монарху Францу-Иосифу в подавлении венгерского восстания 1849 года. В итоге австрийцы через несколько лет оказали во время Крымской войны посильную помощь остальным участникам Священного союза, вставшим на сторону отнюдь не России, а Турции, так и не последовавшей совету императора относительно принятия Православия.
После столь жестокого разочарования политика России стала более прагматичной, но отнюдь не утратила высоких ценностных устоев. Данилевский, Тютчев, Фадеев и другие геополитические мыслители, которых уважаемый Илья Смирнов упрекнул в излишне приземленном и не-христианском целеполагании, придерживались мнения, которое если и озвучивали нечасто, то лишь по причине казавшейся его самоочевидности: неприкосновенность границ, экономическая, демографическая и военная безопасность, поддержание и увеличение влияния России, являющейся Третьим Римом и Катехоном, — безусловно христианская цель и задача.
При этом даже такое, ценностное лишь опосредованно значение из русских завоеваний XIX века имела лишь Средняя Азия, ставшая трофеем в военно-геополитической Большой Игре с Британской империей. Все остальные территориальные завоевания обуславливались более высокими мотивами либо были почетным, но не особо полезным призом, если не обузой. Усмирять Кавказ пришлось для устранения зоны хаоса и нестабильности, отделявшей от России добровольно попросившуюся в ее состав христианскую Грузию. Польша в течение ста лет после Венского конгресса была очагом постоянной смуты, который по окончанию Первой мировой планировалось отпустить в самостоятельное, пусть и дружественно-вассальное плавание, объединив с польскими землями Австро-Венгрии и Германии. Финляндия, те же сто лет находившаяся с короной Романовых в достаточно формальной унии, имела права и свободы, о которых не помышляли жители большинства независимых на тот момент государства, не говоря уже о русской метрополии. Это, кстати, характерная черта для Российской империи, где национальные окраины всегда отличались большей зажиточностью и большим объемом льгот и привилегий, чем русские регионы. Ничего подобного искусственной организации голода и разорения традиционных ремесел (Британская Индия), отрубанию рук нерадивым работникам (Бельгийское Конго) и почти полному геноциду местного населения (Германская Юго-Западная Африка, ныне Намибия) в России невозможно было даже представить.
Не были цинично-деловитыми и те геополитические проекты, которые в итоге остались на бумаге. Для примера возьмем наработки великого русского поэта и дипломата Федора Тютчева. Его мысли о собирании славянских земель Восточной Европы и Балкан как раз более идеалистичны, чем прагматичны, притязания на Константинополь их религиозно-философское обоснование сформулированы намного раньше. Слова Тютчева о «граде Петрове» (то есть Риме) в стихотворении «Русская география» [2] иллюстрируют все ту же идею – объединить все три Рима. Этим же мотивом восстановления христианского единства обуславливались и более поздние проекты установления протектората над османским Ближним Востоком. Тогда (при условии реализации и тютчевских проектов) все пять исторических Церквей– Александрийская, Антиохийская, Иерусалимская, Константинопольская, Римская – оказывались бы в составе одной христианской империи.
В определенной степени осуществлением желаний Федора Ивановича стала русско-турецкая война 1877-1878 годов, в которую Россия вступила из соображений заступничества за балканские народы, страдавшие под османским игом. В итоге Болгария получила фактическую, а Румыния, Сербия, Черногория – формальную независимость, Англия оккупировала Кипр, Австро-Венгрия – Боснию и Герцеговину, Россия же довольствовалась весьма незначительными территориальными приращениями на Кавказе и в Бессарабии; вдобавок англичане фактически угрозой начала новой войны не дали нашей армии занять Константинополь. Примечательно, что даже такой, не слишком удачный материально и в чем-то даже оскорбительный с точки зрения сопутствующих обстоятельств итог войны не поколебал уверенности большей части русской элиты и общества в том, что война была необходимой мерой.
Достойным своих великих предков был и последний русский император, Николай II. Вскоре после воцарения он предложил провести международную конференцию по разоружению, кайзер Вильгельм сказал в кулуарах: «Я поддержу Ники, лишь чтобы он не выглядел полным дураком перед Европой, но полагаться буду все равно на свой острый меч». Однако конференция все-таки состоялась в 1899 году в Гааге, заложив основы международного гуманитарного права в сфере законов и обычаев войны. Одним из главных действующих лиц конференции стал выдающийся отечественный юрист-международник Ф.Ф.Мартенс, неоднократно номинировавшийся на Нобелевскую премию мира.
Одной из наивысших точек внешней политики Николая стала Большая Азиатская программа, совместившая прагматические национальные интересы с христианскими идеалами и соображениями поддержания международной стабильности. Государь с большим уважением относился к восточной цивилизации, которая, по его мнению, значительно лучше, чем Европа, сохраняла традиционные ценности. Эту уверенность подкрепляли российские буддисты, одни из самых верных подданных Белого Царя (так они сами называли главу Российской Империи). Санкт-Петербург при Николае II стал одним из центров мирового буддизма. В 1898 году столицу посетил ближайший сподвижник далай-ламы Ангвар Дорджиев, встретившийся с императором и просивший его о защите монголов и тибетцев от китайцев, японцев и западных держав [3].
Николай окончательно утвердился во мнении, что главный приоритет российской внешней политики – это Дальний Восток. Активная деятельность на дальневосточном направлении позволила бы решить вопрос с выходом к незамерзающим морям и доступом стремительно увеличивающегося русского крестьянского населения к малолюдным и плодородным землям Маньчжурии. При этом император не собирался предпринимать каких-то аннексионистских актов в отношении Китая и препятствовал либо пытался препятствовать территориальным захватам, задуманным другими державами. Так, в 1895 году позиция России, Германии и Франции вынудила Японию отказаться от претензий на Ляодунский полуостров. В 1897 году уже сама Германия решила оккупировать порт Циндао, и Россия лишь после долгих и трудных переговоров дала согласие санкционировать этот акт в случае, если он будет оформлен как аренда. Когда глава МИД Муравьев и военный министр Ванновский предложили воспользоваться моментом и захватить Порт-Артур вместе с заливом Даляньвань, министр финансов и будущий министр финансов Витте парировал: «Из этого факта (захвата Германией Циндао)… никоим образом нельзя вывести заключения, что и мы должны поступить точно также, как Германия, и сделать также захват у Китая. Тем более такого вывода нельзя сделать потому, что Китай не находится с Германией в союзном отношении, а мы находимся с Китаем в союзе; мы обещались оборонять Китай и вдруг вместо обороны мы сами начнем захват его территории». [4]
Речь шла о союзном договоре, подписанном в Москве российскими и китайскими дипломатами в 1896 году, содержавшем положения о совместных действиях обеих сторон в случае нападения на одну из них и давшем России право на постройку железнодорожной магистрали через Манчжурию, получившей название Китайско-Восточной железнодорожной дороги. Не выходя за рамки этого договора, Россия все же заняла Порт-Артур после германского захвата Циндао – но не как завоеватель, а как союзник, по согласованию с китайским правительством и исключительно для пресечения дальнейшей агрессии Германии и возможной экспансионистской активности Англии. Решение было принято в обоюдных интересах, Николай II же вновь подчеркнул отсутствие территориальных претензий к Китаю. Тут нужно еще раз отметить, что император, поощряя православное миссионерство на Дальнем Востоке, в то же время покровительствовал российским буддистам и буддийской цивилизации в целом.
Безусловно, были в России и другие мнения на этот счет. Крайне тяжелое впечатление на российское общество произвело Ихэтуаньское восстание 1898-1901 годов. В ходе восстания были совершены массовые убийства европейцев и китайцев-христиан, что привело к интервенции европейских держав и Японии. Великий русский философ и публицист Лев Тихомиров писал в те дни в своем дневнике: «Собственно говоря, теперь следовало бы поступить с Манчжурией, как Евдокимов поступил с Западным Кавказом: выгнать вон китайцев и заселить Манчжурию русскими, с сильным казачьим войском южнее железной дороги. А остальной Китай – прямо разделить: часть отдать Японии, часть европейцам, Восточный Туркестан взять себе. Монголию и Тибет сделать независимыми странами. Тогда пусть себе Япония, если угодно, сто лет ухищряется объединить разбитого истукана панмонголизма! Через 100 лет, если ей это и удастся, то всё же бывший Китай явится в мiр цивилизованной страной, а не звериной ордой, как теперь». Однако даже это высказывание продиктовано тревогой за судьбу христианской цивилизации и, как мы видим из последней фразы, предполагает временное, пусть и длительное, умиротворение Китая, а не его стирание с политической карты мира. Это подтверждает другая запись Льва Александровича: «Мы идем к общению всемiрному; это закон нашего существования и наша миссия. Это общение не обязательно имеет характер вражды и покорения. Россия заняла место в семье народов. Японию никто не тронул. Если нация может занять место в мирном общении народов, – она в него вступит. Но если она не хочет? Да ведь мы не в состоянии дать ей этого». [5]
Русско-японская война 1904-1905 года привела к некоторому спаду Большой Азиатской программы. Но Россия по-прежнему оставалась одним из ключевых субъектов мировой политики, причем едва ли не единственным – стремившимся к ее справедливому обустройству. В Первую мировую мы вступили с наиболее альтруистической из всех участников повесткой: защита Сербии от австрийской агрессии, освобождение славянских земель Австро-Венгрии, воссоединение Галиции (тогда еще достаточно русофильской) с Россией, уже упоминавшееся восстановление независимой Польши, демилитаризация Германии, но, конечно, и получение Константинополя вкупе с проливами. Увы, катастрофа 1917 года остановила Россию в полушаге от самого грандиозного успеха в истории.
Внешняя политика Советской России-СССР сильно (в первые годы – кардинально) отличалась от дореволюционной российской. Но с момента, когда преемственность хотя бы в общих чертах была восстановлена, наша страна вновь стала гарантом относительно справедливого мироустройства и международной стабильности. Помимо Великой Отечественной войны, можно привести как минимум два примера. Первый – ввод войск в Венгрию в 1956 году. Понятие «гуманитарная интервенция», само по себе весьма спорное и неоднозначное, в последнее время почти полностью дискредитировано США и их союзниками. Но в 1956 году был как раз тот случай, когда его можно употреблять без натяжки и иронии. СССР не только защитил свои национальные интересы в закрепленной по итогам ВОВ сфере влияния, но и спас Венгрию от кровавой гражданской войны и страшного геноцида, генеральную репетицию которого осенью провели на будапештских улицах «борцы за свободу». Крайне символично, что на недавнем оппозиционном марше в Москве одна из колонн несла плакат с датированной теми днями фотографией измывательства над офицером венгерских спецслужб и лозунгом «Люстрации неизбежны», тем самым ярко демонстрируя источник своего вдохновения и одновременно план действий в случай прихода к власти.
Схожим образом можно охарактеризовать и Афганскую кампанию 1979-1989 годов, устойчиво негативная оценка которой давно нуждается в пересмотре. Несмотря на значительное количество просчетов при планировании и осуществлении данной кампании и несомненно провокативную роль Запада во втягивании в неё СССР, были поставлены и успешно выполнялись сразу несколько крупных созидательных задач: недопущение распространения агрессивного исламизма и наркоторговли, нейтрализация радикалов в афганском руководстве, собиравшихся строить социализм без учета местных особенностей и тотально разрушать вековые жизненные устои, помощь афганскому народу в налаживании мирной жизни. Поэтому вряд ли стоит удивляться, что свыше 93% жителей провинции Кабуле в ходе телефонного опроса шесть лет назад назвали лучшим периодом своей жизни просоветский режим доктора Наджибуллы [6], и даже полевые командиры, успевшие после «шурави» повоевать с частями НАТО, ставят наших солдат по доблести и благородству много выше, чем западных.
Печальным и бесславным итог кампании в Афганистане сделало перестроечное руководство СССР во главе с М.С. Горбачевым. Под девизом торжества общегуманистических ценностей были сданы все международные позиции собственной страны и разрушен сложившийся миропорядок, что вызвало отторжение даже у некоторых западных политиков. Допустим, объединение Германии соответствовало чаяниям немецкого народа и может в целом рассматриваться как благое, обусловленное естественными особенностями исторического процесса событие. Но в ходе объединения, несмотря на все имевшиеся для того возможности, абсолютно не были учтены национальные интересы, состоялось предательство и выдача на произвол новой власти сотен тысяч людей, верных советско-восточногерманской дружбе, в том числе и руководства ГДР. Форсированная, во многом варварская интеграция, осуществленная при попустительстве Кремля, привела к социально-экономическому упадку восточногерманских земель, были разрушены добившиеся огромных успехов массовый спорт и культура, закрыт уникальный Институт немецкого языка, не имевший аналогов в ФРГ.
После распада СССР внешняя политика Российской Федерации достигла едва ли не низшей точки за всю историю страны. После Мюнхенской речи Путина, а потом после принуждения Грузии к миру в августе 2008 года стало возможным говорить о возвращении во внешнюю политику государства и категории ценностей. Наконец, Крым и Новороссия реальность этого возвращения подтвердили. Но Россия находится лишь в самом начале долгого и трудного пути, для успешного преодоления которого необходимо хотя бы приблизительно представлять итоговые цели. И здесь мы возвращаемся к проблеме, поставленной в самом начале данной статьи, а именно размытости и неопределенности повестки, предлагаемой Россией миру.
Формулирование этой повестки, как правило, ограничивается общими словами о том, что она является противоположностью американской. Даже не затрагивая очевидный факт, что определение собственной сущности через отрицание чужой малопродуктивно (пример воплощения в жизнь постулата «Украина – не Россия» у нас перед глазами), необходимо в таком случае хотя бы раскрыть содержание ценностного фундамента внешней политики США, который, безусловно, существует и даже имеет отдаленно христианские корни. Впрочем, протестантский дух американской идеологии, пропитанный идеями агрессивной нетерпимости и нездорового мессианизма, даже в прежние, консервативные эпохи был ближе к Ветхому Завету, чем к Новому. Сейчас же политика США представляет собой полную противоположность христианству и вообще любой традиционной религии, неся миру воинственный секуляризм и дехристианизацию, культ потребительского общества и «одномерного человека», насильственное смешение этносов, рас и культур, насаждение однополых браков и разрушение традиционного института семьи.
Следовательно, пирамида ценностей и интересов России на международной арене в самом грубом приближении может быть обозначена примерно так:
Защита интересов русских, русскоязычных и русскокультурных жителей любых стран мир, в первую очередь – СНГ;
Восстановление всех уровней единства славянского мира, в первую очередь его восточнославянского ядра;
Недопущение активности и проникновения во властные структуры жизненно важных для России стран (в первую очередь – СНГ и страны, не входящие в СНГ, но граничащие с РФ) русофобских сил;
Защита христиан во всех странах, где они подвергаются гонениям, в первую очередь ближневосточных, ввиду инспирированного извне хаоса неспособных обеспечить даже право граждан на жизнь;
Защита принципов национального, цивилизационного, экономического и культурного суверенитета;
Защита традиционных религий (за исключением их агрессивных форм, также, по сути дела, являющихся одной из форм американского мирового порядка) и их культурного наследия;
Защита института традиционной семьи;
Возвращение мировым социально-экономическим отношениям духа справедливости, сотрудничества и взаимного учета интересов;
Недопущение навязывания материально-потребительского образа жизни странам, исторически его не приемлющим.
Вне всякого сомнения, борьба за реализацию в полном объеме этих принципов и целей на международной арене невозможна без глубочайших структурных изменений внутри самой страны. Верно и обратно – начало реализации обозначенной программы неизбежно станет катализатором внутреннего оздоровления российского государства и общества. Именно эта неразрывная связь внутреннего и внешнего фронтов делает крайне желательным скорейшее формулирование и постепенное воплощение в жизни новой международной политики России, которая, по нашему скромному мнению, должна в целом базироваться на изложенном выше фундаменте.
Источники:
История дипломатия. Т.1. М., 1959. Стр.537
Тютчев Ф.И. Полное собрание сочинений в шести томах. М. Издательский центр Классика, 2002.
П.Мультатули. Император Николай II. Большая Азиатская программа // Русская народная линия, 10.12.2009.
Дацышен В. Г., «Андреевский флаг над Порт-Артуром» // Журнал «Международная жизнь». — №6. — 1998.
Л.А. Тихомиров. Из дневника 1900 года// Сайт Хронос
Жители афганской провинции Кабул хотели бы жить при
«коммунизме» // РИА Новости, 20.5.2008.