Майский сон в дворянской усадьбе
Стук деревянного борта и весел о доски причала. Плеск прозрачной воды большого пруда. Михалковская усадьба среди молодой зелени вековых дубов с каменной уставшей ротондой на берегу. Елизавета и Татьяна – русские голубоглазые барышни. Их шелковые платья, словно сшиты из лепестков черемуховых цветов. Внизу у деревянного зеленого причала — лодки с простыми грубыми веслами.
‑ Неужели ты сама умеешь грести?
Скрип потемневших уключин — Лиза уверенно взмахивает веслами. Чуть сторонятся утки, по-хозяйски покрякивая на воде. Наклонившись к борту, Танюшка зачерпывает розовые облака…
Предвечерье в сладком воздухе белых цветов. Черемуха – майская радость милой столицы. Московские парки у старых прудов – обрывки строк таежной поэзии. И еще не цветет сирень. Ароматы и краски весенней живописи.
Поляна одуванчиков. Большие серые шары тянутся в майское небо, чуть не вырывая из земли светло-зеленые стебли. Теплый ветер одним порывом рассыпал шары на шелковые парашюты.
Лиза и Таня давно поселились в этой тихой усадьбе. Пение в Казанской церкви и солнечный заяц на сверкающем куполе храма. Он всегда бывал на ранней Литургии, когда сестры пели Херувимскую…
Таня рисовала пастелью и простым карандашом. Лиза играла на арфе и собирала розовую землянику в июне… Стихи и чай с земляничным вареньем. Иногда в гости заходил старый морской капитан. Солнечный заяц садился на его плечо. Веселые стихи строгой Елизаветы и карандашные пейзажи улыбчивой Татьяны.
‑ Из Головинских прудов есть выход в Эгейское море, — важно сообщил капитан в прошлое воскресение за чаем.
Когда-то сестры жили в Греции. Ходили в школу в маленьком портовом городке. В капитанских словах им живо представилось византийское детство…
Всю неделю Таня рисовала морской залив и, как будто впадающий в него, пруд Михалковской усадьбы. Московский парк, озерная вода, ротонда и зеленый деревянный причал… И дальше – бирюзовая морская синь, расплывающаяся в розовом горизонте Эллады.
И вот теперь эта лодочная прогулка. Сестер уже почти не видно с причала. В преддверии моросящего вечера, плывущего в майских сумерках, теряется другой берег. Растаяли очертания большого пруда и силуэты девушек на лодке.
И даже солнечный заяц не видел, как растворился другой берег в густых красках майского предвечерья. Море – розово-голубое в закатных бликах. И, кажется, большой Головинский пруд на севере столицы – это река, впадающая в морской залив. Как на пастельном рисунке Татьяны. Зябко без плаща в горьковато-соленом тумане.
Какая же здесь глубина? Так далеко на лодке они еще не заплывали. И уже прохладная бирюзовая волна. Соленые брызги и едва заметные сладкие ароматы отцветающих абрикосов, роз и сухофруктов. Переливные звуки арфы в бодром морском воздухе.
— Где берег? – Таня чуть взволнована, хотя всю неделю рисовала похожую картину.
— Будем грести и куда-нибудь причалим, — кажется, Лиза знает, куда идти, и даже радуется чудесным превращениям.
Выход в море из московского пруда. Да разве такое возможно?! Невероятным и необъяснимым образом сестры в самом деле оказались у берегов Эгейского моря. Напротив древней крепости того самого греческого городка, где они росли и ходили в трехэтажную школу среди каменных домов, сплетенных виноградом. Серые камни, брошенные рыбацкие снасти, черные морские ежи в прозрачной воде у самой скалы. Все это открылось плавно, поначалу проявляя себя слабыми очертаниями в тумане. Исчезла дымчатая пелена и прорисовался каменистый мыс в греческом порту.
Каменные улочки островного городка. Лодка с грубыми деревянными веслами из Головинского пруда оставлена на песке. Лишь корма касается прозрачной бирюзовой воды. Еще не разобравшись, наяву или в чудесном сне, сестры отправились к Троицкому собору. Иерусалимский Образ Царицы Небесной. Из алтаря выходит старец-митрополит. Благословляет…
…Солнечный заяц быстро отыскал капитана. Его парусный фрегат стоял на рейде в константинопольской бухте. И как во сне, мгновенно фрегат оказался в небольшом заливе Эгейского моря.
…И теперь под белыми облаками больших парусов корабль идет к синему горизонту. Как сновидение — с палубы морского парусника Елизавета и Татьяна видят привычный берег московского пруда. Свежая зелень и пьянящая черемуха. Высокая потемневшая колокольня Казанского монастыря над старыми постройками приусадебных домов. Поблекшая ротонда и майская радость милой столицы в радуге моросящего неба… Вот-вот зажгутся фонари парковых аллей и огни больших кораблей в константинопольской бухте. Парусный фрегат у деревянного лодочного причала Головинского пруда на севере Москвы…
И.Р.