Государь Иоанн Васильевич Грозный
и царевич Иоанн
Миф о «империи зла» и «чудовище на троне»
В «черном мифе» о «Иоанне Ужасном» важное место занимает легенда о том, что царь Иоанн Грозный якобы в припадке ярости убил своего сына. Слухи о том, что русский царь собственной рукой убил царевича Иоанна стал распространять папский легат Антонио Поссевино. Произошло это после того, как посол римского первосвященника вынужден был с позором убраться из Москвы. Иезуит потерпел поражение в богословском диспуте с государем Иоанном Васильевичем, полностью провалил возложенную на него дипломатическую миссию. После этого Поссевино постарался отомстить русскому царю, как и положено настоящему иезуиту, — с помощью чудовищной лжи. С тех пор эта легенда является важнейшей составляющей «черного мифа» о «Иоанне Ужасном». Для всех западных русофобов, различных кремленологов и их «подшефных» из числа российской либеральной интеллигенции является аксиомой, что первый русский Царь Иоанн Васильевич Грозный — «кровавый тиран», «чудовище на троне», самый свирепый злодей во всей мировой истории. И этот «тиран и чудовище» создал Российское государство, «мрачное и жестокое царство зла», северный «Мордор», от которого исходит извечная угроза существованию европейской цивилизации. Как одно из самых убедительных доказательств безумной жестокости «Иоанна Ужасного» и «извечного рабства» русского народа все «заклятые друзья» России, c ХVI века до века ХХI приводят запущенную папским легатом Антонио Поссевино клевету. И действительно, что можно ждать от тирана, который в припадке необузданной ярости убивает собственного сына? Разумеется, такой изверг никого не пожалеет и в гневе способен всю страну залить кровью, беспощадно уничтожая собственный народ. Ну а если народ боготворит подобное чудовище, то что можно ждать от такого народа-раба? И что произойдет, если орды этих жестоких варваров-московитов ворвутся в уютные европейские города? Первым делом свирепые северные варвары начнут все рушить, резать, насиловать, грабить и убивать. Само существование подобного народа и огромной «империи зла» несет угрозу европейской цивилизации. И неважно, кто стоит во главе северного «Мордора», русские цари, генсеки или Путин.
«Орды русских варваров» в европейских столицах
С ХVI века, со времен Ливонской войны на протяжении столетий бедных западных обывателей стращают легендами о страшных московитах, «свирепых казаках» которые на завтрак едят жареных младенцев. О том, как русские вели себя в завоеванных городах Ливонии в ХVI веке, читайте в статье «Первая информационная война. Легенды о «диких ордах московитов царя Иоанна Ужасного». И хотя западноевропейский обыватель не раз видел русских солдат на улицах своих столиц и как-то обошлось без «жаренных младенцев», но и сегодня многие европейцы продолжают верить в миф об «агрессивных русских варварах».
В Берлин русские первый раз приходили в 1760 году, разгромив пруссаков непобедимого Фридриха Великого. Австрийцы, ненавидевшие пруссаков, принялись грабить дома, бесчинствовали. Русские патрули силой оружия утихомирили союзников. Король Пруссии, получив донесение о минимальных разрушениях в столице, заметил: «Спасибо русским, они спасли Берлин от ужасов, которыми австрийцы угрожали моей столице». Немецкий учёный Леонид Эйлер так написал в письме другу о рейде русских на прусскую столицу: «У нас здесь было посещение, которое в других обстоятельствах было бы чрезвычайно приятно. Впрочем, я всегда желал, что если бы когда-либо суждено было Берлину быть занятым иностранными войсками, то пускай это были бы русские».
Надо все же признать, что у некоторых горожан о посещении Берлина казаками остались довольно неприятные воспоминания. Командовавший казачьими частями походный атаман Ф.Краснощёков приказал схватить всех берлинских газетчиков, которые в своих печатных изданиях неистово поливали грязью Россию и её армию, распространяя самую гнусную ложь и небылицы. По его повелению прилюдно, чтобы прочим неповадно было, незадачливых писак казаки высекли прямо на Унтер-ден-Линден. Однако у остальных берлинцев остались прямо противоположные впечатления от пребывания в городе русских. Берлинцы были поражены тем, что русские войска, дабы не стеснять горожан постоем, расположились биваком на городских площадях под открытым небом. Когда русские войска покидали Берлин, русскому коменданту благодарные горожане преподнесли в качестве дара собранные ими по подписке десять тысяч талеров. Тот отверг подношение, заявив напоследок, что лучшей его наградой он считает те дни, когда он был комендантом неприятельской столицы. Кстати, в Европе знали о том, как «русские варвары» вели себя в поверженной вражеской столице. Французский философ Вольтер писал русскому сановнику графу А.Шувалову: «Ваши войска в Берлине производят более благоприятные впечатления, чем все оперы Метастазио».
Второй раз русские пришли в Берлин, освобождая столицу Пруссии от соотечественников Вольтера. В 1813 году берлинцы приветствовали русских, выбивших из Берлина маршала Ожеро. И в этот раз в составе русского отряда были донские казаки. В последний раз (хотя может быть в «крайний раз»?) по Берлину казаки проехали в мае 1945 года, после того, как разгромили Третий Рейх. В этот раз комендант Берлина генерал Берзарин занимался тем, что налаживал мирную жизнь в поверженной вражеской столице, а на улицах города русские солдаты разворачивали полевые кухни, чтобы кормить несчастных горожан.
В Париж русские пришли с «ответным визитом» в 1814 году, после нашествия «объединенной Европы» под предводительством Наполеона и разгрома «цивилизованными европейцами» русской столицы. В разграбленной Москве эти «цивилизованные» в соборах Кремля устроили конюшни и мясные лавки, обдирали оклады с икон, выбрасывали из ковчегов мощи святых. Наполеон, уходя из Москвы, приказал взорвать Кремль (поступок, достойный настоящего «цивилизованного европейца»), но большинство зданий и храмов уцелело — дождь погасил бикфордовы шнуры.А «русские варвары» в 1814 г. в Париже поразили французов не только своей дисциплиной, но и удивительным добродушием. Надо заметить, что как и в поверженном Берлине в 1760 г. именно русским пришлось обеспечивать порядок, не позволяя своим европейским союзникам устроить в Париже погром. Прусский король считал справедливым, если немцы и австрийцы отомстят завоевателям-французам. Но по приказу государя императора Александра Павловича русские патрули не только не позволили австрийцам и пруссакам мародерствовать и мстить французам, но и следили за тем, чтобы сами парижане не чинили насилия над сторонниками Бонапарта. Парижане осыпали русского царя цветами, за ним постоянно ходила толпа восторженных французов. Особенной популярностью у парижан пользовались казаки. Именно казакам французы обязаны названием своих знаменитых «бистро». Донцы, не слезая с коней, требовали чарку: «Быстро, быстро!». А когда русские войска оставляли Париж, командующий оккупационным корпусом граф Михаил Воронцов приказал продать одно из своих имений в России, чтобы заплатить до последнего франка долги офицеров, оставленные ими в казино и увеселительных заведениях французской столицы. Так вели себя в покоренных вражеских столицах «дикие скифы» и «свирепые русские варвары».
Но западного обывателя до сих пор запугивают «русской угрозой». Сегодня все западные СМИ внушают европейцам, что «офицер КГБ» Путин вынашивает зловещие планы восстановления Российской империи. А восстановив Империю, северный «Мордор», непременно двинет танковые армады на мирные европейские страны. Европейцам внушают, что русские танки вот-вот вторгнутся, сначала в Прибалтику (по-видимому Россия не может прожить без «важнейшего стратегического сырья» — латвийских шпрот). Затем жертвой «русских варваров» падет Польша… ну и далее по списку до самого Ла-Манша. «Орды диких московитов» вновь угрожают европейской цивилизации. Добавляет страха европейцам и пан Порошенко, рассказывая о том, как его бессмертные «киборги» уже второй год героически сдерживают путинские танковые армады, спасая Европу от неминуемого вторжения «московских варваров». С нескрываемой ревностью относятся к попыткам киевской хунты объявить себя «последним оплотом» европейской цивилизации в Варшаве. И это неудивительно, поляки уверены, что именно они веками защищали Европу от «азиатских полчищ свирепых московитов». А тут «пся крев», их недавние холопы пытаются поставить себя в один ряд с «благородной шляхтой». Кстати, именно поляки старательно распространяли и продолжают распространять миф о «русской угрозе». В Польше не принято вспоминать о разграбленной и сожженной во время Смуты Москве, о том, что польские легионеры Наполеона особенно отличились среди полчищ «двунадесят языков» и в 1812году, во время грабежа и разорения Москвы. Не вспоминают о замученных в польских концлагерях десятках тысяч красноармейцев, попавших в плен в 1920 г. во время авантюры Тухачевского. Как не желают помнить о 600 тысячах советских воинов, сложивших головы «в полях за Вислой сонной», освобождая Польшу от фашистов.
Не вспоминают поляки и о том, как А.В.Суворов спас Варшаву от заслуженной кары за вероломство. После успешного штурма русскими укрепленного предместья Варшавы поляки капитулировали. Принимая капитуляцию польской столицы, Суворов велел перекрыть все мосты, чтобы русские полки не вошли в город. Дело в том, что подняв восстание, поляки во время т.н. «варшавской заутрени» вероломно перебили безоружных русских солдат и офицеров, молившихся в храмах на православную Пасху. Суворов велел не пускать в Варшаву русские полки, опасаясь, что солдаты пожелают отомстить за подлое убийство своих однополчан. Великодушие русского полководца плохо сочетается с мифом о «русских варварах».
Но может быть в глазах европейцев великодушное умение прощать подлость и вероломство, щадить поверженного врага и есть «русское варварство»?
Месть иезуита
Во время Ливонской войны поляки воевали с Русью не за Краков и Вильно, а за русские города Смоленск и Полоцк. В последующих войнах русские сражались с Речью Посполитой, освобождая древние русские города Чернигов и Киев — «мать городов русских». Московские государи подчеркивали, что возвращают свои «отчины и дедины», исконные русские земли, населенные православными русскими людьми. Но с тех пор в Варшаве упорно жалуются всей Европе на «русскую агрессию». Рим сумел в то время объединить в войне против России Польшу и Швецию, Германию и Венгрию, возвести на польский престол знаменитого полководца Стефана Батория. Римский папа прислал Баторию освященный меч, благословляя на Крестовый поход против русских «схизматиков». Во время героической обороны Пскова от огромной многоязычной армии Стефана Батория в Москву прибыл папский посол Антонио Поссевино, чтобы убедить Государя Иоанна Васильевича заключить унию с Римом. Латиняне обещали передать русскому царю все земли бывшей Восточной Римской империи, если Государь согласится признать власть римского первосвященника и заключить унию наподобие Ферраро-Флорентийской. «Но надежды папы и старания Поссевина не увенчались успехом, — писал М.В. Толстой в «Истории Русской Церкви». — Иоанн Васильевич оказал всю природную гибкость ума своего, ловкость и благоразумие, которым и сам иезуит должен был отдать справедливость, отринул домогательства о позволении строить на Руси латинские церкви, отклонил споры о вере и соединении Церквей на основании правил Флорентийского собора и не увлекся мечтательным обещанием приобретения всей империи Византийской, утраченной греками будто бы за отступление от Рима».
Хитрому иезуиту пришлось покинуть Москву несолоно хлебавши. В это время Стефан Баторий также вынужден был с позором отступить от Пскова. Псковичи отбили более 30 штурмов, многонациональное воинство Батория понесло огромные потери. Как написал аббат Пиотровский, пораженный мужеством защитников Пскова: «Не так крепки стены, как их твердость и способность обороняться». Именно после крушения попыток Рима мечом или хитростью подчинить Русь и запустил иезуит Поссевино подлую сплетню о том, что Царь Иоанн Васильевич «в приступе ярости» убил своего сына Иоанна. Это была по-настоящему иезуитская месть папского легата, чья миссия в Москве потерпела провал. Затем эту сплетню в различных вариациях повторяли авантюрист и проходимец Штаден и такие «заклятые друзья» России, как Джером Горсей и Флетчер, которым Государь Иоанн Васильевич не позволил за бесценок скупать и вывозить в Англию русский лес и пеньку. В русских источниках клевета Поссевино подтверждений не находит. Мало того, из русских источников известно, что царевич Иоанн долгое время тяжело болел. Болезнь временами усиливалась, царевич даже задумывался о монашеском постриге. А последние одиннадцать дней своей жизни царевич Иоанн провел на одре болезни в Александровской слободе, и Государь Иоанн Васильевич молился о здравии наследника престола. Но царевич скончался, что повергло Государя в величайшую скорбь. На протяжении многих лет царь Иоанн Васильевич одного за другим терял близких и дорогих людей.
«Венецианский яд, незримый как чума»
В 1553 году Царская семья отправилась в паломничество по северным монастырям. Молодой Государь совершал паломничество по обету: благодарил Бога за исцеление от смертельной болезни. Во время поездки был погублен младенец царевич Дмитрий, которому недавно бояре и княжата отказывались присягать, будучи уверены в смерти Государя. Внезапно рухнули сходни, ведущие на царский струг, и царского первенца уронили в ледяную воду. Трудно представить, что смерть наследника престола была случайной, если знать, что вскоре отравили любимую супругу Государя царицу Анастасию. Вторая супруга царица Мария Темрюковна также была отравлена. Современные ученые-криминалисты обнаружили в останках цариц уровень ртути в десятки (!) раз превышающий норму. Странно умирали и маленькие дочери Государя Иоанна Васильевича. Странной была смерть и третьей жены Государя. Царская невеста, юная красавица Марфа Собакина, внезапно перед свадьбой заболела и после венчания скончалась, так и не став настоящей супругой Государю. После смерти Грозного Царя трагически закончилась жизнь его младшего сына — в Угличе был зарезан невинный отрок царевич Димитрий.
Можно вспомнить и то, как в царствование деда Грозного Царя — Великого князя Московского Иоанна Великого точно также в расцвете сил скончался наследник престола. Царевич Иоанн Иоаннович Молодой был назначен Государем Иоанном своим соправителем. Но царевича немного беспокоили боли в ноге, его взялся лечить прибывший в Москву иноземный лекарь Леон Жидовин. И после недели лечения наследник престола внезапно скончался.
Поэтому у современников и Государя были все основания думать, что и наследник Грозного Царя царевич Иоанн также был отравлен. А зная, какие прочные традиции сживания со света с помощью различных ядов существовали в Риме со времен папы Александра Борджиа и его семейки, можно предполагать, что иезуиты приложили руку к смерти наследника русского престола. В Европе семейства Борджиа, Медичи и Сфорца оспаривали между собой первенство в сатанинском мастерстве владения ядами. Не отставали от них и иезуиты, расправляясь с врагами римского престола с дьявольской изощренностью: могли ядом пропитать страницы подаренной книги, одежду, смертельный яд мог быть в перстне, в пуговице на камзоле, в платке. Техника отравления в ордене иезуитов была доведена до совершенства.
Государь Иоанн Васильевич не сомневался в том, что царица Анастасия была отравлена. В смерти любимой супруги Государь обвинял ее врагов, представителей т.н. «избранной рады»: «А с женой почто меня разлучили?» — писал царь в послании к Курбскому. Освященный собор 1572 года подтвердил обвинения царя: «И вражьим наветом и злых людей чародейством и отравами Царицу Анастасию изведоша».
В наши дни совершенное преступление подтвердили археологи и криминалисты. После вскрытия гробниц в царской усыпальнице и исследования царских останков бесспорно установлено, что отравлены мать Грозного Царя царица Елена Глинская, царицы Анастасия Романова и Мария Темрюковна, Марфа Собакина. Отравлены и дети Государя, маленькие царевны, царевич Иоанн и царь Федор Иоаннович. Отравлен и сам Государь Иоанн Васильевич Грозный. Травили самым популярным ядом того времени — сулемой. Яды включали в себя ртуть и мышьяк. Некоторых, как самого Грозного Царя и царевича Иоанна, травили долго, постепенно добавляя соли ртути. В этом случае в летописях содержатся сообщения о длительной болезни, которая, в конце концов приводила, к смерти. Некоторым жертвам, если отравители были уверены, что не будет расследования, добавляли более быстродействующий яд — мышьяк. Например, в останках матери Государя Елены Глинской присутствует и ртуть, но мышьяк превышает допустимую норму в 10 раз. После смерти Государя Василия Третьего отравители были уверены, что никто не будет заниматься расследованием смерти матери малолетнего царя Иоанна Елены Глинской. А в останках царицы Анастасии и мышьяк многократно превышает допустимую норму, но количество ртути превышает норму в 120 раз (!). Ядом мышьяка ускорили смерть и царя Федора Иоанновича. В останках Грозного Царя и его сына царевича Иоанна криминалисты при медико-химическом исследовании обнаружили присутствие и мышьяка, и ртути, но именно ртуть превышает во много раз допустимую норму, а именно в 32 раза(!). Травили много лет, постепенно, пока яд не накопился в достаточных количествах. Кстати, описанные в летописях симптомы болезни Государя Иоанна Васильевича, особенно в последние годы его жизни, ясно свидетельствует о признаках отравления ртутью.
Ниспровергатели государя Иоанна Васильевича, не имея возможности опровергнуть данные судебно-медицинской экспертизы, немедленно придумали свою версию присутствия ртути в останках Грозного Царя и царевича Иоанна. Надо заметить, версия вполне в духе клеветника иезуита Поссевино. Злопыхатели утверждают, что в то время от «срамных болезней» лечились лекарствами, содержащими ртуть. Но и эту подлую клевету опровергли ученые. Исследования останков Грозного и царевича доказало, что на их костях нет никаких следов, которые неизбежно должны были остаться при подобных болезнях. К тому же тогда следовало бы предположить, что подобными болезнями болели и все царицы, и маленькие царевны, в останках которых также обнаружены и ртуть и свинец.
Исследовали криминалисты и останки славного полководца Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Русский герой был отравлен на пиру у своей тетки. Шуйские боялись, что народ захочет возвести на царский престол прославленного воеводу, разгромившего поляков и отряды воров-изменников. В Москве никто не сомневался в том, что молодого князя отравили. Об этом говорила не только внезапная смерть после пира у Шуйских 23-летнего богатыря, но и очевидные следы отравления — тело молодого князя почернело и опухло. В злодейском отравлении Скопина-Шуйского в то время не сомневался народ, позднее в этом не сомневались и не сомневаются историки. После медико-химического исследования выяснилось, что Скопин-Шуйский, действительно был отравлен. Доза мышьяка и ртути в останках молодого князя намного превышает норму и является смертельной. Но дело в том, что присутствие ядов в останках Грозного Царя и его наследника царевича Иоанна намного превышает количество ртути и свинца в останках князя Скопина-Шуйского! Просто молодому князю злодейская рука в кубок подсыпала сразу смертельную дозу, а Государя и царевича травили постепенно. Этим и объясняется многолетняя болезнь Грозного Царя и то, что несколько лет болел и умер, дожив всего до 27 лет, наследник престола царевич Иоанн Иоаннович.
После того, как появилась, сначала в Господине Великом Новгороде, а затем распространилась при дворе Великого князя Иоанна Третьего ересь жидовствующих, можно проследить, как династию Московских государей стали методично изводить при помощи ядов. Конечно, не все из князей и бояр, принимавших участие в заговорах против Государей, были еретиками. В то время по всей Европе ядами травили правителей. Не случайно Аполлон Майков в своем стихотворении «У гроба Грозного» писал:
А век тот был, когда венецианский яд,
Незримый, как чума, прокрадывался всюду:
В письмо, в причастие, ко братине и к блюду…
Но невозможно опровергнуть тот факт, что начиная со смерти царевича Иоанна Молодого до убийства в Угличе Святого Отрока царевича Димитрия, слишком многие из Московских Государей, Цариц, царевен и царевичей умирали насильственной смертью. Ядом, «незримым, как чума» были убиты и Грозный Царь, и царевич Иоанн. А затем Поссевино с иезуитской изощренностью оклеветал русского Царя, запустив подлую сплетню об убийстве Иоанном Васильевичем своего сына. А распространил и утвердил во многих умах эту иезуитскую ложь Николай Михайлович Карамзин в IХ томе «Истории государства Российского».
«Русский Тацит» и «вольные каменщики»
Н.М.Карамзин с юности был членом масонской ложи «Золотой венец», был учеником известнейшего масона Новикова. Именно масонами было подготовлено и оплачено его путешествие по Европе. Во время пребывания во Франции в разгар богоборческой якобинской революции Карамзин ходил на заседания Конвента, заслушивался речами Дантона и Демулена, его кумиром в то время был Робеспьер. Сторонники Карамзина утверждают, что увидев плоды французской революции, Карамзин образумился и навсегда порвал с масонами, став убежденным приверженцем монархии. Но есть основания полагать, что все проявления Карамзиным верноподданных чувств к монарху и обличение им масонства делались неискренне и с вполне определенной целью: с репутацией якобинца стать придворным историографом было невозможно. А свое истинное отношение к самодержавной монархии Н.М. Карамзин выразил в IХ томе «Истории государства Российского». Карамзин в письмах выражал радость, что наконец приступил к описанию «Ивашкиных злодейств» (заметим, так «убежденный монархист» пишет о первом Помазаннике Божием на престоле Русского царства). Митрополит Филарет и многие русские люди, такие, как, например, известный историк Иван Егорович Забелин были возмущены клеветой на Грозного Царя в IХ томе сочинений Карамзина, считали его вредным пасквилем. Но зато Кондратий Рылеев с восторгом восклицал: «Ну Грозный! Ну Карамзин! Не знаю, кому больше удивляться — тиранству ли Иоанна или дарованию нашего Тацита». А Бестужев, Муравьев и другие молодые декабристы после введения Карамзина к первым томам «Истории» упрекали его в монархизме, предательстве идеалов «свободы, равенства и братства», и только после выхода в свет IХ тома все их подозрения развеялись. Декабристы Кюхельбекер, Штейнгель и другие превозносили «русского Тацита» за смелое разоблачение «тирании». Сочинение Карамзина, в котором он разоблачал «злодейства Иоанновы» на долгие годы стали настольной книгой для всех, кто был возмущен «азиатским деспотизмом самодержавия» и стремился воплотить в русской жизни масонские идеалы «свободы, равенства и братства», дабы наконец «отсталая» Россия вошла в семью «свободных, цивилизованных европейских народов». Поэтому подвергнем сомнению утверждение, что Н.М. Карамзин, вернувшись из Европы, образумился и стал ярым противником масонства и верным слугой царского престола. К тому же «История» Карамзина сразу же была переведена на многие языки, постоянно переиздавалась в Российской Империи, Николай Михайлович жил вполне благополучно. Если учесть, что масоны при вступлении дают торжественные клятвы, обещая не изменять «братьям» под угрозой страшных кар, а история европейского и русского масонства наполнена примерами методичной и изощренной мести масонов всем, кто изменил братству «вольных каменщиков», то подобная снисходительность в отношении Н.М.Карамзина кажется весьма странной. Трудно представить, что ученик и ближайший сотрудник таких российских масонов как Новиков, Гамалей, и пр. «вольных каменщиков» высоких степеней посвящения, внезапно стал врагом масонства, и никто не подумал ему мстить. Можно привести множество примеров из жизни русского общества в ХIХ веке, когда масоны не просто ломали карьеры, подвергали моральному террору, но и физически уничтожали своих идейных противников. Карамзин же пользовался всеми благами, заслуженной славой талантливого русского писателя, а его сочинение о «злодействах Иоанновых» стали любимой книгой не только для декабристов («молодых якобинцев» по словам Пушкина), но и будущих поколений революционеров, боровшихся с «тиранией и деспотизмом царей». Может быть, все же оказался прав цесаревич Константин, младший брат Императора Александра I, когда сказал о IХ томе Карамзина: «Книга его наполнена якобинскими поучениями, прикрытыми витиеватыми фразами»?
Николай Михайлович Карамзин бесспорно выдающийся писатель и деятель русской культуры, его вклад в развитие литературы, исторической науки и общественной мысли трудно переоценить. Очень точно сказал о значении главного труда Карамзина «История государства Российского» Д.М. Дмитриев: «Карамзин сделал великое дело: он заставил читать русскую историю тех, которые ее до того не читали, а может быть, и своих порицателей». Но, признавая талант и заслуги Н.М. Карамзина, разве мы не имеем права рассуждать о том, что же заставило историографа, имевшего доступ ко всем архивам, игнорировать многие источники. Почему, рассказывая о правлении царя Иоанна Грозного, Карамзин приводил лишь свидетельства явных врагов России или же предателей Отечества?
Клевета иезуита, как источник вдохновения
Еще современники Карамзина замечали, что он испытывает настоящую ненависть к царю Иоанну Васильевичу Грозному. Поэтому неудивительно, что Николай Михайлович ничуть не подвергая сомнению сплетню иезуита Поссевино в IХ томе своей «Истории» со свойственной ему сентиментальностью, не жалея красок, описал как «несчастный тиран» в гневе наносит посохом смертельный удар царевичу, а затем зажимает рану, пытаясь остановить льющуюся потоком кровь, как умирающий сын прощает своего отца-убийцу. Карамзин с глубоким чувством, словно очевидец, описывает сцену «убийства тираном собственного сына»: «Иоанн в волнении гнева закричал: «Мятежник! Ты вместе с боярами хочешь свергнуть меня с престола!» и поднял руку. Борис Годунов хотел удержать ее, царь дал ему несколько ран острым жезлом своим и сильно ударил им царевича в голову. Сей несчастный упал, обливаясь кровию. Тут исчезла ярость Иоаннова. Побледнев от ужаса, в трепете, в исступлении он воскликнул: «Я убил сына!» — и кинулся обнимать, целовать его; удерживая кровь, текущую из глубокой язвы; плакал, рыдал, звал лекарей; молил Бога о милосердии, сына о прощении. Но суд небесный свершился. Царевич, лобызая руки отца, нежно изъявлял ему любовь и сострадание; убеждал его не предаваться отчаянию; сказал, что умирает верным сыном и подданным… Жил четыре дня и скончался 19 ноября в ужасной слободе Александровской… Все оплакивали судьбу державного юноши, который мог бы жить для счастия и добродетели».
Естественно, все, кто читал IХ том карамзинской «Истории» были потрясены описанием трагедии. Что может быть страшнее: отец, в припадке ярости собственной рукой убивает любимого сына. Вся Москва обливалась слезами над этим вымыслом. Но мало кто задумывался над тем, что источником вдохновения для полета творческой фантазии Карамзина служила злобная клевета папского легата Антонио Поссевино. И хотя уже в то время многие русские писатели упрекали Карамзина в недобросовестном обращении с источниками, в текстологических подтасовках, но сегодня на IХ том Карамзина в среде противников Грозного Царя принято ссылаться, как на истину в последней инстанции.
(Кстати, необходимо упомянуть, что в 1963 г., исследуя останки царевича Иоанна, судебмедэксперты не смогли установить, что удар был нанесен посохом — глава царевича оказалась в плохой сохранности. Но хорошо сохранились волосы, «копна светло-желтых волос длинной 5-6 см». Криминалисты в волосах царевича не обнаружили даже микроскопических следов крови, что было бы невозможно, если бы была нанесена кровавая рана. То есть это ещё одно подтверждение, что Карамзин следовал полету своей фантазии, описывая, как сыноубийца «пытался удержать кровь, текущую из глубокой язвы».)
Карамзин и его последователи не случайно старались утвердить в общественном сознании подлую сплетню иезуита. Эта клевета дает возможность объяснять, почему Государь, якобы охваченный безумием, в конце жизни своими руками рушил все, что создал в первую «добрую» половину своего царствования. Ведь Карамзин утверждал, что пока молодой царь находился под «благотворным влиянием» «Избранной рады», он созидал государство, а во второй половине своего царствования, лишившись таких «мудрых советников и верных слуг», как Курбский, впал в безумие и стал все разрушать.
В конце ХIХ иезуитскую клевету Поссевино и болезненную фантазию Карамзина закрепил в сознании русского общества еще один талантливый русский художник, не менее Карамзина ненавидевший «азиатский деспотизм» русских царей. Илья Ефимович Репин.
Предшественник Новодворской и Шендеровича
Илья Ефимович Репин несомненно выдающийся русский живописец, яркий представитель русской культуры второй половины ХIХ и начала ХХ века. Его полотна известны всем русским людям, но мало кто представляет, что Репин по своим политическим взглядам, отношению к России и ее истории был типичным представителем «малого народа». Представителей этого «малого народа» в наши дни мы видим среди вождей «болотной революции», именно они требуют отдать «невменяемую» Россию под внешнее управление. Идеологическое преемство нынешних «болотных» и бесов русской революции заметно невооруженным глазом. Мы видели, как во время войны на Кавказе российские либералы мечтали о поражении «федералов» и восхищались чеченскими «борцами за свободу», как возмущались «агрессией против демократической Грузии», сегодня требуют вернуть русский Крым и священный для каждого русского Севастополь под власть киевской хунты. По мнению всех «болотных бесов» именно «агрессивная» Россия виновата в том, что блок НАТО окружил нашу страну своими базами. С их точки зрения это вполне справедливо — как же «цивилизованным странам» не страшиться «русской агрессии»! Точно такую же ненависть и презрение к собственной стране испытывал Илья Репин. Из письма Репина во время Русско-японской войны:
«Всплывает всё виднее вся гнусность наших вожделений на Японию… Есть ещё сколько задору у этих глупцов — дикарей! — Потерявши Бога и совесть, они готовы на новые и безконечные злодейства. Однако лучшая часть народа давно уже готова надеть вериги покаяния за все громадные прежние грехи насилия… И придется ей (России) смириться и расплачиваться за свои варварские подвиги — было время, она величалась ими — теперь: это презренные, черные, кровавые пятна на ее совести… — Если бы только их смыть?.. Эти животные не чувствуют гнева Самого Бога! …И представьте: пусть случилось бы по их желанию — они победят, завоюют Японию… Что, какой результат для всего человечества?! — Невежественный держиморда сел бы угнетателем всех лучших сторон человеческого духа… Нет, Бог этого не допустит. Нашлись бы коллективные силы упрятать нелепого варвара и взять под опеку его Царство».
Такое впечатление, что эти репинские слова повторяла последние годы вся свора новодворских, кохов, боровых, шендеровичей, мечтая о том, чтобы «цивилизованное сообщество» наконец взяло под опеку страну «глупцов-дикарей». Чтобы ясно представить отношение Репина к Русским Царям, вслушаемся в слова его письма об открытии первой Думы: «В продолжение ста лет уже истинные русские герои несли свои пылкие головы на алтарь отечества; казалось, ничем не пробить невежественной брани Держиморды, который, наподобие свиньи, величался своими грабительскими, разбойничьими привилегиями, окружая их ореолом свыше, втирая очки глупцам, рабам и приживалкам с потерянною совестью. Держиморды верили только в непоколебимость своего престижа».
«Передвижники» как «массовый агитатор и пропагандист»
В ХVI веке в информационной войне против России использовали недавно изобретенный Гутенбергом печатный станок, в ХХ веке — радиостанции, финансируемые ЦРУ, Голливуд, телевидение, интернет. А в ХIХ веке самое сильное воздействие на русское общество оказывала литература и живопись. И невозможно переоценить вклад Герцена, Белинского, Добролюбова, Чернышевского, а также «буревестника революции» Горького и «зеркала русской революции» Льва Толстого в свержении «проклятого самодержавия» и крушении Российской Империи.
После печатного слова самым мощным средством пропаганды были выставки передвижников. Выставки проходили в различных городах и оказывали сильнейшее влияние на общественное мнение. Многие художники-передвижники яростно обличали «язвы и пороки русского общества». Талантливые русские художники были вполне искренни в своих стремлениях. Конечно, были серьезные нестроения и болезненные явления в жизни России. Но «передовая интеллигенция» буквально была одержима обличительным пафосом. Владимир Путин однажды сказал, что слишком часто оппозиция власти превращалась в оппозицию самой России. И, добавим, в оппозицию, т.н. «официальной» Церкви. В то время т.н. «прогрессивная» часть общества считала своим священным долгом бороться с «азиатским деспотизмом царей», обличать «отсталую» Россию, сетовать на пассивность «темного» народа, «забитого урядниками», запуганного и одурманенного «невежественными толстыми попами». Каждый «интеллигентный человек» обязан был сетовать на отсталость Православной Церкви, которая укрепляет в народе «средневековые суеверия». И одним из самых талантливых художников, обличающих «тиранию царей» и «суеверия церковников», был, несомненно, выдающийся живописец Илья Ефимович Репин. Неслучайно, когда террористы пытались взорвать чудотворную Курскую-Коренную икону Матери Божией, святой праведный Иоанн Кронштадтский сказал, что это злодеяние — плод таких издевательских и кощунственных работ, как картина Репина «Крестный ход в Курской губернии». Сегодня каждый имеет возможность участвовать в Крестных ходах, которые вновь идут по всей Росси. Возрожден и Крестный ход из Курской Коренной пустыни в Курск. И нам легко оценить всю ложь и клевету репинской карикатуры. Вдохновенные и красивые лица крестоходцев поражают иностранцев, которые приезжают посмотреть на традиционный Великорецкий крестный ход, чтобы увидеть «русскую экзотику». Некоторые из них принимают православие, почувствовав особенную благодать соборной молитвы во время Крестного хода. Но Репин, изображая знаменитый Крестный ход с чудотворной иконой Богородицы, ставил себе вполне определенную цель. На просьбу Третьякова вернуть в композицию полотна фигуру красивой молодой девушки с иконой в руках Репин ответил категорическим отказом — «не соответствует моему замыслу». Павел Михайлович Третьяков просил Репина: «…избегните всего карикатурного и проникните все фигуры верою, тогда это будет действительно глубоко русская картина». Но у Репина была совершенно иной замысел.
Православные русские люди и в то время ясно понимали, какой замысел вынашивал Репин, издеваясь над участниками знаменитого в России Крестного хода с чудотворной Курской Коренной иконой Матери Божией. В газете «Новое время», выпускаемой Алексеем Сергеевичем Сувориным, писали: «Как же можно сказать, что эта картина есть непристрастное изображение русской жизни, когда она в главных своих фигурах есть только лишь одно обличение, притом несправедливое, сильно преувеличенное… Можно ли допустить, чтобы верховой урядник мог забраться в самую тесноту толпы и не в городе, а среди большой дороги и со всего взмаху бить народ плетью по головам, тем более в то время, когда тут же, вблизи него и духовенство, и представители полицейской власти, и почётные лица города… Вот, мол, смотрите, какие они папуасы, говорит автор, какое их благочестие: бедный, несчастный народ бьют нагайкой, икону охраняют палкой, и никто из этих папуасов не чувствует, до какой степени он груб и дик, допуская подобное зверское самоуправство. Вот, по-моему, точка зрения художника. Дальше две женщины несут пустой киот от образа, и несут с такой бережливостью и благоговением, точно киот есть такая же святыня, как и образ. В этом изображении проглядывает та же мысль художника: вот, мол, какое у глупых женщин благоговение к пустому ящику, какое невежественное понятие о святыне в наш просвещенный век… Засим, не говоря уже о выборе типа, лица и фигуры барыни, несущей самый образ, выборе, сделанном тоже с явным намерением дополнить «идею»: такая, мол, надменная безобразная рожа, видимо, почётная личность в городе, пользуется высокой честью нести в своих руках святыню… Нет, эта картина не беспристрастное изображение русской жизни, а только изобличение взглядов художника на эту жизнь».
Но «прогрессивная общественность» восхищалась талантом и смелостью художника. Точно так же с восторгом приняла эта общественность и репинских «Бурлаков на Волге». Это сборище оборванных уродов должно было олицетворять угнетенный и несчастный русский народ, живущий на великой русской реке. И в советской школе, и в Третьяковской галерее в то время эти работы Репина любили приводить как иллюстрации «мрачного прошлого» дореволюционной России. И никто не задумывался, что типичным волгарем был высоченный богатырь, русоволосый красавец, великий русский бас Федор Иванович Шаляпин, а не изображенные Репиным оборванцы. Но у Репина были свои, ясно поставленные цели. Многие писатели и художники считали своим долгом показывать «свинцовые мерзости» русской жизни, и, естественно, обличать «проклятый царизм».
Требования «обличать режим» предъявляла художнику т.н. «прогрессивная общественность», к этому призывали такие маститые художественные критики, как Стасов. К величайшему сожалению, борьбе революционной интеллигенции с «азиатским деспотизмом» служил своим недюжинным талантом и Илья Ефимович Репин. Его полотна работали как «массовый агитатор и пропагандист».
И «Бурлаки», и кощунственный «Крестный ход в Курской губернии» оказали огромное влияние на русское общество. Но, пожалуй, самая известная работа Репина и самая разрушительная по своему воздействию на сознание — «Иван Грозный и сын Иван».
«И картина крови имела большой успех…»
Величайшие свершения Государя Иоанна Васильевича Грозного в деле создания Государства Российского невозможно не замечать или считать «яко не бывшими». И потому с легкой руки Карамзина их предложено относить только к первой половине его царствования, когда Царь во всем слушался добрых советников, вроде Курбского. А во второй половине правления, утверждают, что Государь, якобы впал в безумие, страдал манией преследования и стал своими же руками разрушать и губить все доброе, созданное по советам т.н. «Избранной Рады». И как наиболее яркое свидетельство безумия «кровавого тирана» приводят подлую сплетню иезуита об убийстве Государем наследника престола царевича Иоанна Иоанновича. Именно эту страшную клевету врагов России, подхваченную Карамзиным, постарался закрепить и утвердить в сознании русского общества Илья Репин.
Несколько лет назад, с негодованием обсуждая на «Эхе Москвы» обращение к министру культуры православной общественности с требованием убрать из постоянной экспозиции картину Репина «Иван Грозный и сын Иван», ведущие с восхищением назвали Илью Ефимовича «Пусси-райт» ХIХ века». И, надо заметить, что для сравнения великого художника с бесноватыми девицами, которые устроили «тараканьи пляски» в Храме Христа Спасителя все же есть основания. На Репина огромное впечатление во время путешествия по Европе произвел бой быков. В своих воспоминаниях он писал: «Несчастья, живая смерть, убийства и кровь составляют… влекущую к себе силу… В то время на всех выставках Европы в большом количестве выставлялись кровавые картины. И я, заразившись, вероятно, этой кровавостью, по приезде домой, сейчас же принялся за кровавую сцену Иван Грозный с сыном. И картина крови имела большой успех».
Надо заметить, что в западной Европе со времен средневековья было особенное отношение к смерти, крови, человеческим страданиям. На Руси никогда не знали такого множества изощренных пыток и казней, которые были повсеместно распространены в «прогрессивной» Европе. Достаточно почитать наши летописи и западноевропейские хроники, чтобы почувствовать разницу. На Руси никогда не сжигали десятками тысяч несчастных женщин, обвиненных в колдовстве, не знали русские страшных религиозных войн. Никогда на Руси казнь преступников не воспринималась, как развлекательное зрелище. Хотя в средние века и на Руси были жестокие казни и пытки, но в этом отношении необходимо признать, что русские были действительно «отсталым народом», по сравнению с «просвещенными европейцами». В Европе публичные казни и пытки были излюбленным народным развлечением и собирали огромные толпы вплоть до ХIХ века. Поэтому в Европе, в отличие от «варварской» России можно встретить так много гравюр с изображением казней и пыток. Всякие «пляски смерти», смакование ужаса и крови со времен средневековья присутствовали в европейском искусстве. На православной Руси было совершенно иное отношение и к страданиям, и к смерти. Казни преступников никогда не воспринимались, как увлекательное зрелище. Народ соборно молился о том, чтобы Господь простил и помиловал грешников. Поэтому неудивительно, что Репин во время поездки по Европе со Стасовым «поражался обилию крови в живописи». В Европе и возник замысел написать свою «картину крови». А в мастерстве и блестящей технике письма Илье Ефимовичу не откажешь.
Нам сегодня невозможно представить то состояние шока, которое испытывали зрители, впервые увидев работу Репина. Тогда ведь не было «криминальных хроник» и фильмов ужасов с потоками крови на экране. Некоторых посетительниц, упавших в обморок, приводили в чувство нюхательной солью или нашатырем. Эффект присутствия достигался тем, что в небольшом зале, где было выставлено полотно, перед работой лежал тот же ковер, что был изображен на картине залитым кровью. Но мы можем потрудиться и вспомнить свои первые детские впечатления от встречи с этой работой Репина в Третьяковской галерее или на репродукциях. Думаю, многие впервые увидели картину на репродукции в журнале «Огонек». Согласитесь, все испытали чувство некого ужаса и потрясения, глядя на безумного старика с выпученными глазами, зажимающего смертельную рану на голове сына. Отец, в безумии убивший своего сына, — такое не может оставить равнодушным ни одного человека. Эмоциональное воздействие колоссальное. Омерзительный кровавый ужастик Лунгина «Тzar» не производит сегодня и десятой доли подобного эффекта. Илья Ефимович действительно обладал великим талантом. И это сильнейшее впечатление у зрителя остается на всю жизнь. Как репинская работа действует на психику человека, особенно ребенка, тема для отдельного разговора. Неслучайно иконописец Балашов в 1913 году порезал картину, а Максимилиан Волошин, выступая в его защиту, убедительно доказал, что такой может быть защитная реакция психики впечатлительного человека от созерцания ужаса, воплощенного в полотне Репина.
Весьма характерна история, произошедшая с Василием Ивановичем Суриковым во время его работы над картиной «Утро стрелецкой казни». Картина была почти закончена, когда Репин, зайдя в гости к Василию Ивановичу, посоветовал пририсовать на заднем плане несколько повешенных на кремлевской стене, тогда, говорит, «работа заживет». Репин ушел. Суриков, пишет: «И знал же, что нельзя, но бес попутал». Пририсовал. Зашла в мастерскую старенькая нянечка — увидела и в обморок упала. Суриков схватил тряпку и тут же стер с холста изображение повешенных стрельцов.
Вспомним «Утро стрелецкой казни». Мы видим величайшую трагедию, но на холсте нет ни капли крови. Воздействие картины сильнейшее, но одновременно испытываешь сострадание к стрелецким женам, их горю, восхищение непреклонной волей и мужеством упрямых стрельцов, но и уважение к Царю Петру Алексеевичу, вынужденному карать своих же, русских людей. Видишь трагедию величественной и сложной Русской истории, но одновременно сопереживаешь и стрельцам, и Царю. Василий Иванович Суриков — православный русский человек, любивший Россию и свой народ. Потому и его «Боярыня Морозова» и «Утро стрелецкой казни» и другие исторические полотна дают возможность не только увидеть трагические страницы истории, но и мощь русского народного характера, гордиться историей Отечества.
А Илья Ефимович весь свой недюжинный талант и мастерство поставил на службу «прогрессивному обществу», желавшему всей душой «свержения проклятого самодержавия». Репин после 17-го года не раз с гордостью заявлял, что его «картина крови» и была задумана, как антимонархическая. И его работа «Иоанн Грозный и сын его Иоанн. 16 ноября 1581 года» на самом деле нанесла сильнейший удар по сознанию многих и многих русских людей. Послушаем одного из ближайших соратников Ленина В.Д.Бонч-Бруевича: «Еще нигде не описаны те переживания революционеров, те клятвы, которые давали мы там, в Третьяковской галерее, при созерцании таких картин, как «Иван Грозный и сын Его Иван»… как та картина, на которой гордый и убежденный народоволец отказывается перед смертной казнью принять благословение священника».
«Ай да Репин!»
Не знаю, раскаялся ли Илья Ефимович, наблюдая из Финляндии за плодами усилий борьбы «передового общества» с «царским деспотизмом» и «отсталой» Церковью, но его работа стала одним из главных оснований для утверждения «черного мифа» о царствовании Государя Иоанна Васильевича Грозного. Когда спрашиваешь многих людей, почему же вы уверены, что Грозный Царь убил своего сына, то часто отвечают: «Ну как же, а картина Репина?». Говорят, что на картине выразительно изображено горе отца, потерявшего сына. Но давайте обратимся к словам Крамского, который также разделял антимонархические настроения «передового общества». «Меня охватило чувство совершенного удовлетворения за Репина. Вот она, вещь, в уровень таланту… И как написано, боже, как написано!… Что такое убийство, совершенное зверем и психопатом?.. Отец ударил своего сына жезлом в висок! Минута… В ужасе закричал… схватил его, присел на пол, приподнял его… зажал одной рукою рану на виске (а кровь так и хлещет между щелей пальцев)… а сам орет… Этот зверь, воющий от ужаса… Что за дело, что в картине на полу уже целая лужа крови на том месте, куда упал на пол сын виском… Эта сцена действительно полна сумрака и какого-то натурального трагизма.
Изображен просто какой-то не то зверь, не то идиот, — это лицо, главным образом, и не кончено, — который воет от ужаса, что убил нечаянно своего собственного друга, любимого человека, сына… Ай да Репин!» .
«Зверь и психопат» воющий от ужаса, «не то зверь, не то идиот» — восхищался Крамской, как Репину удалось изобразить первого Русского Царя.
Писатель Всеволод Михайлович Гаршин, позировавший Репину для его «картины крови», вскоре покончил жизнь самоубийством, выбросившись в лестничный пролет. У Ильи Ефимовича в конце жизни стала сохнуть правая рука. «Не прикасайтесь к Помазанным Моим…» — сказано в Священном Писании.
Репинской «картине крови» место в Театре Ужасов
Обер-прокурор Синода К.П.Победоносцев писал Александру III: «Стали присылать мне с разных сторон письма, с указанием на то, что на Передвижной выставке выставлена картина, оскорбляющая у многих нравственное чувство: Иван Грозный с убиенным сыном. Сегодня я увидел эту картину и не мог смотреть на нее без отвращения. Удивительное ныне художество: без малейших идеалов, только с чувством голого реализма и с тенденцией критики и обличения. Прежние картины того же художника Репина отличались этой наклонностью и были противны. Трудно понять, какой мыслью задаётся художник, рассказывая во всей реальности именно такие моменты. И к чему тут Иван Грозный? Кроме тенденции известного рода, не приберешь другого мотива».
Константин Петрович Победоносцев смотрел на «картину крови» с отвращением, как и многие русские люди, нравственное чувство которых оскорбляло полотно Репина. Но один из посетителей Третьяковской галереи оказался человеком с подвижной психикой, и его реакция на «кровавую картину» оказалась неожиданной. 16 января 1913 г. в Третьяковской галереи один из зрителей, стоявших перед картиной Репина «Иван Грозный и сын Его Иван», выхватив сапожный нож, нанес по полотну три удара. Он буквально исполосовал центр картины с криками: «Кровь! К чему кровь! Долой кровь! Довольно крови!»
Повредивший картину оказался старообрядцем, причем иконописцем, сыном крупного мебельного фабриканта. Звали его Абрам Абрамович Балашов. Общественность, как и следовало ожидать, была возмущена поступком Балашова, Репину все сочувствовали. Но особенно возмущались и горячо выражали сочувствие Репину представители «прогрессивной общественности», выстраивавшиеся в длиннющую живую очередь, чтобы выразить соболезнование Илье Ефимовичу. На фотографии в журнале «Нива» мы видим в «Пенатах» очередь из членов революционной еврейской организации «Бунд», приехавших поддержать художника. В либеральной прессе обвиняли в совершенном преступлении не только психически неуравновешенного Балашова, но видели в этом попытку «реакционных сил» в год 300-летия Дома Романовых уничтожить «антисамодержавную» картину. Репин в то время был для всех «прогрессивных сил» кем-то, наподобие академика Сахарова для российских либералов в конце ХХ века — «совестью нации».
Но все же нашелся смелый человек, замечательный русский художник и поэт который не побоялся выступить против мнения «всей прогрессивной общественности». Максимилиан Волошин в газете «Утро России» публикует статью «О смысле катастрофы, постигшей картину Репина». Волошин описывает то впечатление, которое «картина крови» производит на посетителей Третьяковской галереи: «Свойство этой картины таково, что почти никто не останавливается перед ней подолгу. Она не столь потрясает, сколько ошарашивает зрителя и лишает его мужества рассмотреть ее подробнее. Она вызывает истерики с первого взгляда. Перед нею можно видеть дам, вооруженных флаконами с нюхательной солью, которые, поглядев, закрывают глаза, долго нюхают соль и потом решаются взглянуть снова. Многие проходят через комнату, где она висит, отворачивая и закрывая глаза. [ ] Впечатление, произведенное картиной Репина, безусловно, вредно. [ ] О нем говорят прошлогодние доклады учителей городских училищ, констатирующие особое нервно-возбужденное состояние детей в течение нескольких дней после посещения Третьяковской галереи».
По мнению Волошина, вина за поступок Балашова лежит на авторе картины, который жестоким натурализмом кровавой сцены спровоцировал реакцию психически неуравновешенного человека. Волошин вспоминает подобное же по жестокому натурализму произведение Л.Андреева «Красный смех» и утверждает: «Их жест творчества вполне соответствовал жесту Абрама Балашова, полосовавшего ножом репинское полотно. И Репин, и Леонид Андреев в таком же безумии, вызванном исступлением жалости, полосовали ножом души своих зрителей и читателей».
Статья Максимилиана Волошина немедленно вызвала волну «праведного» гнева представителей «прогрессивной общественности». И, как обычно, либералы немедленно устроили травлю поэта. Журналы и издательства объявили Волошину бойкот; книжные магазины перестали брать для продажи его книги. Волошин, не имея возможности напечатать свой ответ критикам, 12 февраля выступает в Политехническом музее с публичной лекцией «О художественной ценности пострадавшей картины Репина». «Так как для подобных ответов страницы газет и журналов закрыты, то мне пришлось сделать его в форме публичной лекции», — объяснял Максимилиан Волошин необходимость выступить в Политехническом музее.
Волошин протестовал против того, что Балашова представляли неким злобным вандалом, мракобесом, пожелавшим из ненависти к Репину уничтожить великое полотно «совести нации». Волошин говорил о Балашове: «Те данные, которые газеты сообщают об Абраме Балашове, говорят о нем очень красноречиво. Он высок, мускулист, красив. Он был исключен из училища (значит талантлив). Он любитель старинных икон и книг (значит человек, обладающий настоящим художественным вкусом). Он старообрядец (значит человек культуры, а не цивилизации). Все это дает образ человека талантливого, художественно культурного, но нервного и доведенного русской действительностью до пароксизма жалости».
Максимилиан Волошин очень точно сумел подчеркнуть разницу между творчеством православного русского художника Василия Ивановича Сурикова и кумиром «просвещенной интеллигенции» Репина: «Суриков — большой национальный художник. Он знает о человеческой крови не только из газет. [ ] Он в детстве своими глазами видел эшафоты и смертные казни. Он знает, что такое человеческая кровь и ее ценность. Поэтому в тсвоей «Казни стрельцов» он и не изобразил ее. Он дал строгий и сдержанный пафос смерти. Он-то сумел положить между зрителем и художественным произведением ту черту, которой нельзя переступить. Его картины сами защищают себя без помощи музейных сторожей».
Волошин в своем докладе вполне обоснованно утверждал, что Балашов «сделал по отношению к картине тот же самый жест, который Репин в течение тридцати лет производил над душой каждого посетителя Третьяковской галереи». И, опровергая обвинения либералов, утверждал, что «поступок Абрама Балашова никак нельзя принять за акт банального музейного вандализма. Он обусловлен, он непосредственно вызван самой художественной сущностью Репинской картины».
Максимилиан Волошин, выступая в Политехническом музее, поставил важнейшие вопросы о реализме и натурализме в искусстве, о праве художника использовать для воздействия на зрителя эффекты, на которых сегодня построена целая индустрия кинобизнеса, эксплуатирующая чувство страха и тревоги, — фильмы ужасов. Интересно, что именно в 1913 году в Германии был снята лента, которую считают одним из первых классических «ужастиков», — «Студент из Праги». Волошин говорил о том, как в Европе пытаются эксплуатировать воздействие на психику человека сцены насилия, картины крови, зрелище смерти, подменяя этим настоящее высокое искусство: «Потрясающее впечатление — еще не признак художественности. Иллюзия личной безопасности, на которой построена вся европейская культура, настолько отучила нас от зрелища крови и смерти, что, с одной стороны, сделала их для нас в десять раз ужаснее, а с другой пробудила в глубине души тайное и стыдное любопытство. В Европе за последние четверть века создалась известная, но вполне определенная, жажда ужасного. Эту психологическую потребность обслуживают газетные хроники несчастных случаев и самоубийств, а в западноевропейских странах более широко поставленная хроника сенсационных убийств, уголовных процессов и смертных казней. [ ] Наконец ему же служат специальные уголовные романы и романы о сыщиках и, наконец, как естественное увенчание этой отрасли эмоций — театр — Театр Ужасов; кроме того, этим же целям служат и музеи восковых фигур с их гипсовыми масками гильотинированных и с анатомическими отделениями, открытыми только для взрослых мужчин, а «для дам по пятницам». Вся эта полоса перечисленных зрелищ является наиболее чистым выражением современного натурализма. Их единственная цель быть внешне похожими на жизнь; повторять ужасы, множить их, делать общедоступными и популярными».
Максимилиан Волошин очень точно определяет опасность для общества, исходящую от адептов подобного «массового искусства»: «Но тогда, «где же черта, отделяющая Достоевского от уголовного романа, трагедию — от театра ужасов? Изображать ужас имеет право лишь тот, кто сам в себе преодолел его, кто, как Матиас Грюнвальд, изображая разложившийся труп, восклицает: «А все-таки Воскреснет!» Иначе искусство становится отравленным источником, рассадником самоубийств».
Волошин все же надеялся, что общество сумеет себя оградить от подобных творцов, пытался взывать к здравому смыслу: «Разумеется, любые запреты сами по себе иллюзорны. Это дело совести каждого творца. Но и у человека (зрителя, читателя) и общества есть право на самооборону от предлагаемого «наркотика ужаса». И любой дерзнувший, преступивший черту подсуден и прикосновенен».
Илья Ефимович Репин был великим живописцем, и потому его картина производила сильнейшее впечатление на посетителей Третьяковкой галереи. Но Волошин был убежден, что Репин нанес вред психике не только Балашова, но и многих зрителей: «Такого рода эффекты в искусстве по существу недопустимы, особенно если их темой является изображение ужасного. Древние греки с их здоровым чутьем справедливости наказывали за них не соблазненных, а соблазнителей, и за поступок Балашова в Афинах судили бы не его, а Репина, и судили бы как за преступление очень тяжкое».
И Волошин, рассуждая о судьбе «картины крови» делает вывод с которым невозможно не согласиться: «Сохранность ее важна, как сохранность важного исторического документа. Но сама она вредна и опасна. Если она талантлива — тем хуже. Ей не место в Национальной картинной галерее, на которой продолжает воспитываться художественный вкус растущих поколений. Ее настоящее место в каком-нибудь большом европейском паноптикуме вроде Muzee Grevin. Там она была бы гениальным образцом своего жанра. Там бы она никого не обманывала: каждый идущий туда знает, за какого рода впечатлениями он идет. Но, так как это невозможно, то заведующие Третьяковской галереей обязаны, по крайней мере, поместить эту картину в отдельную комнату с надписью «Вход только для взрослых».
Волошин пытался предупредить современников о грозящей обществу опасности. Но в европейском обществе «жажда ужасного» росла с каждым годом, этим процессом умело руководили, добиваясь нужного результата. И сегодня Европе уже устраивают «художественные» выставки, на которых демонстрируют расчлененные тела людей, а в зоопарке Копенгагена, на родине Ганса Христиана Андерсана, на глазах детей показательно убивают и расчленяют на части то жирафа Мариуса, то молодых львят, называя это «уроками анатомии» для школьников…
«Прогрессивная общественность» требует мести
Естественно, после диспута в Политехническом музее вся «прогрессивная общественность» дружно набросилась на Максимилиана Волошина. Выступление Волошина называли «пляской диких», «отвратительным надругательством над автором картины», «неслыханным издевательством над красою и гордостью нашей Ильей Ефимовичем Репиным». Прозвучало даже такое удивительное в устах революционной атеистической интеллигенции обвинение: «Издевательство над духовными ценностями не прощается вовсе: все простится, кроме хулы на Духа Святого»!
Как этот невероятно дружный и сплоченный «гвалт» в прессе предреволюционной России напоминает такие же дружные кампании российских либеральных СМИ, стоит только возмутиться русскому человеку изощренными издевательствами над культурой и традиционными ценностями нашего народа. Если вы смеете протестовать против того, что происходит на выставках т.н. «современного искусства», в кощунственных постановках на театральной сцене, где не только издеваются над русской и мировой классикой, но откровенно оскорбляют религиозные чувства православных христиан — то вы «мракобесы» и «клерикалы», враги «прогресса» и «культуры».
Ну и, конечно же, возмущение «прогрессивной общественности, после диспута в Политехническом музее обращалось не только против Волошина, но и против «деспотической власти». В либеральной прессе того времени мы слышим постоянные жалобы на «невыносимую, удушливую атмосферу» русской жизни, на «полицейское государство», «жандармский произвол». ( Удивительно напоминает жалобы «болотных» на нынешнее «полицейской государство», на невыносимую обстановку, отсутствие свободы «в этой стране».) В «Русском слове» писали: «Этих Репинских слез, господа Волошины, вам не простят никто и никогда. [ ] Обидеть художника так же легко, как ребенка, но замученные дети и замученные художники — позор не только для мучителей, но и для всего времени их». И в порыве праведного гнева, разумеется, призывали покарать мракобесов, посмевших обидеть «красу и гордость» России: «Старого Репина, нашу гордость, обидели, и за него надо отмстить!».
В общем, «буря, пусть скорее грянет буря!», «зовите Русь к топору!», «вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут», «кровью народной залитые троны, кровью мы наших врагов обагрим», «смерть беспощадная всем супостатам, мщенье и смерть всем царям-плутократам». Так под пенье «Варшавянки», призывала «прогрессивная интеллигенция» народ к революции. И двинули «бесы революции» русских людей навстречу междоусобной, братоубийственной войне, подгоняя — «на бой кровавый»: «Марш, марш вперед!».
Не было никакого «тирана на троне»
Сбылись мечты революционной интеллигенции — им удалось сокрушить «проклятое самодержавие». Многолетние усилия по воплощению на Русской земле масонских идеалов «свободы, равенства и братства» привели к тому, что почти весь ХХ век Россия умывалась кровью. И в этом огромная «заслуга и Н.М. Карамзина, и И.Е. Репина, которые умело воспитывали общество в ненависти к «тиранам». Над их творческим вымыслом российское общество так долго обливалось слезами, что затем пришлось обильно умыться кровью.
И до сих пор продолжает жить старая ложь, запущенная иезуитом Поссевино, энергично подхваченная масоном Карамзиным и закрепленная в сознании людей полотном «ненавистника самодержавия» Репина. Любая попытка разоблачить эту ложь вызывает волну искреннего негодования у определенной части нашего общества: «Как вы смеете покушаться на авторитет великого историка Карамзина и великого художника Репина! Не позволим ниспровергать знаковые для русской культуры имена!».
Но давайте вспомним, что совсем недавно священными именами для русской интеллигенции были имена друзей Карамзина «молодых якобинцев». Декабристы, которым лишь мужество и решительность государя Императора Николая Павловича не позволило устроить переворот и ввергнуть Россию в междоусобную кровавую брань в ХIХ веке, до сих пор остаются для многих «благородными борцами за народное счастье», «несчастными жертвами царского режима». Кстати, сколько в наших городах улиц в честь «якобинцев» Дантона и Робеспьера, «декабристов» Пестеля и Рылеева? Все мы помним, как они «разбудили Герцена», Герцен принялся будить… и далее по списку, пока не совершилось ритуальное убийство Святой Царской Семьи, о котором в свое время мечтали декабристы. А затем последовала братоубийственная гражданская война, когда захватившие власть «пламенные революционеры» уничтожали русский народ, истребляя целые сословия, на которых веками держалось Государство Российское. Кстати, среди этих палачей было немало деятелей «Бунда» и других представителей «прогрессивной интеллигенции», некогда так искренне выражавших соболезнования Репину. После 17-го года они сумели сполна отомстить «мракобесам» и «царским опричникам» за «слезы красы и гордости», несчастного «старого Репина». В наших городах появились улицы Розалии Землячки и Бэлы Куна, Урицкого и Свердлова. А ведь для части нашего народа эти палачи до сих пор — «борцы за народное счастье». Или тоже не будем покушаться на «знаковые для нашей истории имена»?
Всем, кто желает подробнее ознакомиться с ролью Н.М. Карамзина и И. Е. Репина в формировании «черной легенды» советую найти книгу известного русского церковного историка Сергея Владимировича Фомина «Грозный Царь Иоанн Васильевич». В главе « «Картина Крови», или как Илья Репин царевича Ивана убивал» Сергей Фомин приводит интереснейшие факты из биографий Карамзина и Репина, исследует историю создания «картины крови».
Признавая талант Карамзина и Репина, мы не должны закрывать глаза на их идеологические пристрастия. Иначе придется признать, что кощунственное полотно «Крестный ход в Курской губернии» не злобная карикатура на православных русских людей, а «правда жизни». А кумиры Карамзина Робеспьер, Дантон и пр. кровожадные якобинцы, которые изобрели гильотину, уничтожали храмы, мощи святых и сотнями тысяч истребляли собственный народ — это великие деятели Великой Французской революции, ради «счастья всех народов» утвердившие в Европе идеалы «свободы, равенства, братства». Но тогда придется признать и то, что «цивилизация Шарли» с ее парадами содомитов, эфтаназией, господством над миром «исключительной нации», у которой на зеленной денежной купюре гордо красуются масонская пирамида», — это закономерное «светлое будущее человечества».
Пришло время разоблачить чудовищную ложь иезуита и очистить от грязи и клеветы имя первого Русского Царя, Государя Иоанна Васильевича Грозного. И почему имя великого Государя, при котором Россия стала могучей православной Державой, вызывает особенную ненависть у различных «вольных каменщиков», иезуитов и каббалистов? Со времен Ливонской войны упорно пытаются они уничтожить православную Россию. Им казалось, что близки к цели во время Смуты ХVII века, торжествовали в 1917 году, думали, что могут праздновать гибель исторической России в 1991-м. Но Русская история продолжается, и вновь на Западе запугивают мирных обывателей «русской угрозой». Всем недругам России дал ответ А.С.Пушкин в «Бородинской годовщине»:
Сильна ли Русь? Война и мор
И бунт, и внешних бурь напор
Ее, беснуясь, потрясали —
Смотрите ж: все стоит она
И завершить хочется словами нашего современника, выдающегося иерарха Русской Православной Церкви, подвижника благочестия и молитвенника, почитаемого православными русскими людьми: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Это евангельское изречение, пожалуй, точнее всего передает суть многовекового спора, который ведется вокруг событий царствования Иоанна Грозного… Не было никакого «тирана на троне». Был первый русский царь — строивший, как и его многочисленные предки, Русь — Дом Пресвятой Богородицы и считавший себя в этом доме не хозяином, а первым слугой» (в кн.: «Самодержавие Духа»; митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев, †1995).
«Черный миф» о Русской истории и «Иоанне Ужасном» должен быть развеян, наши соотечественники имеют право знать, что Государь Иоанн Васильевич Грозный был сознательно оклеветан.
Руководитель информационно-аналитического центра РОО «Московские Суворовцы» Виктор Саулкин