Великорецкий крестный ход.
Крупинки
Владимир Николаевич Крупин родился 7 сентября 1941 года в селе Кильмезь Кировской области в семье лесничего. Русский православный писатель, публицист и педагог. Сопредседатель Союза Писателей России. Многолетний председатель жюри фестиваля православного кино «Радонеж». Первый лауреат Патриаршей литературной премии (2011). Известность писателю принесла повесть «Живая вода» (1974), по ней снят фильм, переведена на несколько иностранных языков. Также популярность Владимиру Крупину принёс и сборник рассказов «Зёрна», в котором были собраны рассказы, где очень доступным для читателей языком повествуется о трудной жизни жителей села («Варвара», «Ямщицкая совесть»). Одним из самых крупных произведений писателя является сборник рассказов о малой родине автора, который вышел в свет под названием «Вятская тетрадь». В повестях «Великорецкая купель», «Крестный ход», «Последние времена», «Слава Богу за всё. Путевые раздумья» и других книгах, которые публикуются ежегодно ныне, Крупин выражает мысль о том, что именно православная вера может спасти Россию. Живёт в Москве.
+ + +
Великорецкий крестный ход
После гибели Маруси Распутиной она приснилась. Весёлая, красивая:
«Говорю папе: я стихи сочинила, вот какие, — и читает: — Мы вышли из леса на поле пшеницы».
Вспомнил, так как идём Крестным ходом, и как раз вышли из леса на бывшее поле, но пшеницы или ржи, или гречихи, уже не понять.
Женщина идёт рядом:
«В городе живёшь, в городе воздух в горле стоит, а здесь так вольно, так грудь наполнена. Но так тяжело: идёшь — идёшь, так грустно, так пусто, нет деревень, а раньше-то как! Столы выносили, ведёрные самовары, квасу наварят, плюшки-ватрушки. И их отсюда выжимали, налогами душили, сажали, на целину — угоняли со своей целины».
Поле кончается, снова входим в лес.
* * *
Исповедь на Великой начинается с вечера.
Всю ночь. Комары, костры.
Приготовил, казалось, искреннюю фразу:
«Каюсь в грехах, особенно в том, что понимаю, что грешу, но плохо их искореняю».
— «Каешься? — сурово спросил высокий седой батюшка. — Да если б ты каялся, ты б уже тут рыдал, головой бы бился. Днесь спасения нашего главизна, это когда говорят?» — «На Благовещение». — «Правильно. И это каждый день надо говорить. День настал — спасайся! День спасения — это каждый день! Чего с тобой делать?» — Накрывает епитрахилью.
* * *
В конце первого дня Крестного хода подошёл ко мне мальчик, сказал, что он Володя, и попросился идти вместе со мной. Он остался один. Они шли с товарищем, а родители товарища догнали их к вечеру первого дня в Бобино и увезли сына обратно. А Володя с ними не поехал. «Я дальше пойду, я хочу весь ход пройти».
Да, нагрузочка, думал я, намучаюсь. А оказался Володя таким славным, был он не только не в тягость, а в радость. Всегда молчал, шёл рядом, на остановках приносил или травы кисленки, или травы, корни которой мы называли репой и ели. Также ели мы с ним сосновую и еловую кашку, молодые побеги, будущие шишечки.
Никогда Володя не заговаривал первым. Только всего и было, когда открылся с горы далёкий зелёный горизонт:
«Лес-то какой большой. — Потом, подумав: — На запад идём. Ой, нет! На юг: солнце недавно взошло».
И ещё:
«Чайкам-то, видно, негде на реке жить, обмелела, сюда прилетели. Будут как вороны».
Володя всегда шёл рядышком. Прямо как любимый внучек шёл. Никогда ничего не просил, не жаловался, всегда старался в чём-то услужить. Ноги натёр в резиновых сапогах, даже не сказал.
«А тебя не будут искать?» — «Нет, я с бабушкой живу, она отпустила. Она раньше и сама на Великую ходила. Говорит: принеси мне травы батюшки Серафима. — «Сныти?» — «Да. Сейчас не буду собирать, завянет. Уж ближе к концу».
Именно к Володе привязался большой рыжий пёс. Бежал с нами от Великорецкого. Его любили, и он не голодал. Но всегда возвращался к Володе. Володя ему очень радовался, дал имя Пират, и считал своим.
«Бабушка ругать не будет, он хороший».
Но покинул нас Пират. Видно, не хотелось ему возвращаться, но что делать — служба. Подпрыгнул перед Володей, положил лапы на плечи и помчался обратно.
А назавтра ушёл и Володя. Уже начались окраины Вятки. Он увидел автобус:
«Ой, мой номер. — И жалобно добавил: — Я ведь поехал, дядя Вова». — И убежал.
Очень мне стало без него грустно. Ничего не знаю о нём, неловко было расспрашивать. С бабушкой живёт, траву-сныть батюшки Серафима ей понёс. Рада будет.
* * *
В Великорецком на Никольском соборе проявился образ святителя Николая. И много таких явленных образов проступает по России.
Как же я любил бывать и живать в Великорецком. И дом тут у меня был.
Шёл за село, поднимался на возвышение, откуда хорошо видно далеко: река Великая, за ней чудиновская церковь.
И леса, леса…
Зелёный холм, на котором пасётся стреноженный конь.
Владимир Крупин