На излучине Суйфуна
Излучина реки Суйфун в переливающихся бликах. Вода наполнена голубым небом первого майского дня. Высокий берег с осыпающимися кусками высохшей рыжей глины. Ивы, окропленные светлой зеленью. Напротив – большой остров, заросший этими ивами. От острова, посреди реки, тянется широкая галечная отмель, превратившаяся в косу, выбеленную дождями и солнцем. На крутом берегу — рыбаки с длинными спиннингами. Замерли, каждый внимательно ждет, когда дрогнет его удилище. Резко стал крутить катушку спиннинга какой-то мужик в потертом зеленом камуфляже и старых болотниках. Пластиковое удилище согнулось к воде. Вот-вот покажется голова крупной рыбы. Скорее всего, это красноперка. Морская рыба серебристого цвета. В апреле – мае она идет на нерест в реки. В моем детстве весенние месяцы всегда связывались с этой рыбой. Хотя больше всего — с корюшкой. Корюшка и красноперка тянули многих приморцев к рекам, впадающим в Японское море.
— Корюшка пошла. Вчера батя с мужиками ходили ниже понтонного. Полмешка взяли, — такие или подобные фразы нередко можно было услышать от одноклассников в нашей уссурийской школе. Уже с пятого класса мальчишки сами выбирались на берега Суйфуна, а ныне Раздольной, и вытаскивали из воды небольшими подъемками и «пауками» серебристых рыб.
Потом корюшкой, густо пахнущей свежими огурцами, завешивались окна и балконы пятиэтажок нашего микрорайона. Белесые просоленные рыбы-корюшки, каждая длиной с перо морской чайки, висели на тонких веревках, вялились и сушились на весеннем солнце. Запах сушеной корюшки наполнял подъезды и даже коридоры школы. Дежурные иногда не успевали убирать неосторожно брошенную на пол сухую рыбью шелуху. На переменах велись солидные разговоры о том, кто, где рыбачил и сколько поймал.
До тех мест, где ловились корюшка и красноперка, от нашей школы можно было пешком добраться за полчаса.
Порой мы выезжали с одноклассниками на велосипедах, чтобы половить на удочки карасей, пескарей, гольянов… Разогретые солнцем доски, настеленные на ржавые понтоны, поскрипывали под ногами, когда мы устремлялись на другой берег Суйфуна. Катишь по этим старым доскам свой велосипед с блестящим металлическим звонком на руле, а сквозь щели в настиле видно, как мощно несет глубокая река свои мутноватые воды. Дрожат стальные тросы, напряженно удерживают покачивающиеся на течении понтоны, которые похожи на небольшие грубо сделанные катера. Ходили легенды, что в Суйфуне двойное дно. Говорили, что там, под землей течет вторая таинственная река. И нередко, если кто-то тонул в мутных суйфунских водах, то потом рассказывали, что провалился утопленник под самое дно, и утянула его подземная река. Жутковато смотреть на гудящее течение Суйфуна с понтонного моста.
Сейчас уже нет этого деревянного моста на понтонах, который едва мог выдержать один небольшой грузовик или старенький автобус-ПАЗик. Выше по течению давно выстроен мост на высоких бетонных сваях. На краю моста, свесив ноги за ограждения, сидят рыбаки…
Суйфун уже не такой чистый, как в детстве. И уж, конечно, совсем не тот, что был в славные времена освоения русскими Южно-Уссурийского края. Тогда и глубина была побольше. Из Амурского залива, с Тавричанского лимана, где устье нашей реки, подымались почти до Никольск-Уссурийского баржи и небольшие суда. Везли грузы с моря. От устья до города святителя Николая Чудотворца — всего-то километров шестьдесят. Наших малоросских переселенцев – казаков и крестьян — Суйфун и его таежные окрестности очень впечатляли. Ведь еще в моем детстве в реке водились пеленгасы, заходившие, также как и красноперка, из моря. Пеленгас – это та же кефаль, только жирнее и вкуснее. Обильно на нерест шла красная рыба – кета и сима. Осенью и весной – изобилие диких уток, всякой промысловой птицы. И тайга, полная зверьем и своими диковинными плодами. Наш русский народ с 1880-х годов добирался к берегу Тихого океана на пароходах из Одессы. Это был очень экзотический маршрут. Через Суэцкий канал. Мимо жарких стран. Русским крестьянам в пути доводилось видеть и пальмы, и слонов. И в завершении диковинного пути, они попадали в новый еще малообжитый Приамурский край, восхищаясь и восторгаясь красотами новых мест.
По берегам Суйфуна и в тайге местами высятся, тянутся к небу можжевельники. Их переселенцы принимали за кипарисы. Ниже Уссурийска по сей день стоит село Кипарисово…
Сейчас мы не так далеко от этого села. Сияет светлыми небесными красками май. Свежий морской ветер разносит пыльцу цветущих абрикосов и верб по речной долине. У берега, на воде, покрытой рябью, отражения ивовых ветвей и нечеткие силуэты рыбаков. Мужик в камуфляже крутит катушку спиннинга. Лицо его в азарте, напряжено…
Слева от нас подъехал по укатанной молодой траве серебристый микроавтобус, чем-то напоминающий БТР. Из него тоже вышли рыбаки в камуфляжных одеждах. Спортивный мужчина с короткой стрижкой и светловолосая женщина. Достали пять блестящих удилищ.
— Рыбачите? – коротко поинтересовался мужчина.
— Нет, вон там рыбачат, — ответил я, указывая рукой на другой берег протоки, впадающей в Суйфун. – Видите, мужик кого-то вытягивает?
Мы вместе с подошедшим владельцем микроавтобуса и пяти спиннингов стали наблюдать, чем завершится азартная борьба.
Через несколько секунд мы заметили, что произошло что-то неожиданное. Какое-то разочарование повисло над водой. Лицо рыбака расслабилось и поскучнело. И тут же оно приняло деловитый вид. Вид такой, как будто ничего и не было, никто только что никого не тянул из воды. И вообще идет обычная, внимательная и усидчивая рыбная ловля. Никаких эмоций.
На берег, пойманная рыболовным крючком и вытянутая азартным рыбаком, выползла большая черная суйфунская коряга…
Игорь Романов