Русские стран СНГ: от диаспоры катаклизма к полноценной общине
В постсоветских государствах русские оказались не готовы жить диаспорой
В будущем году исполнится четверть века одному из «побочных продуктов» распада СССР – «приграничному» русскому меньшинству стран постсоветского пространства. Этот социальный феномен имеет еще одно название – «диаспора катаклизма», так как в отличие от классического «рассеивания» этноса, допустим, вследствие необходимости торговой миграции из своей страны в другую, русские в ближнем зарубежье стали инородным элементом в новых государствах одномоментно, по причине дробления Советского Союза на суверенные «национальные квартиры». Этот геополитический катаклизм определил главную особенность: русские в ближнем зарубежье не живут общиной и поэтому не являются диаспорой в классическом виде, так как у них не сформировались эффективные институты внутренней консолидации.
Связано это с тем, что существующие сейчас на постсоветском пространстве общественные объединения российских соотечественников только отчасти способны удовлетворить культурные, социально-правовые и образовательные потребности русских. Их работа пока больше похожа на деятельность клубов по интересам, а не на функционирование элементов самоорганизации диаспоры.
Неожиданный распад единого государства не способствовал появлению корпоративности русских сообществ, которая присуща другим диаспорам. Так, например, классические диаспоры евреев, армян и китайцев формировались во многом вследствие развития торговых отношений между их родными странами и другими государствами. Это подразумевало под собой совместную экономическую деятельность представителей определенной этнической группы на «чужой территории», что, несомненно, актуализировало такие качества, как взаимовыручка и сплоченность. В итоге это приводило к появлению различных форм самоорганизации, представляющих собой сетевые структуры. Немаловажную роль в консолидации классических диаспор играл религиозный фактор, являющийся своеобразным маркером, духовно-нравственной системой опознавания по принципу «свой-чужой». Все это формировалось эволюционно, путем проб и ошибок, на протяжении большого промежутка времени, создавая устойчивые диаспоральные структуры, позволившие некоторым народам сохранить свою этническую идентичность даже в отсутствии собственного государства. Например, так произошло с еврейским народом, вернувшим себе государственность только в середине ХХ века.
Двадцать пять лет назад русские люди в одночасье оказались в зарубежье, пусть и ближнем, не по своей воле. Не они покинули свое государство, а, наоборот, государство бросило их. К этому следует добавить, что во времена Советского Союза русские жили более трех поколений в светском государстве, где официальной идеологией был атеизм, безбожие. Из-за этого у русских, ставших приграничным меньшинством, не возникло такого консолидирующего качества, как соборность, что по сути своей является корпоративностью, помноженной на религиозность. Русские граждане постсоветских государств оказались не готовы жить диаспорой.
В отличие от этого «старая» русская диаспора дальнего зарубежья, сформировавшаяся из «белой эмиграции», возникшей вследствие октябрьского переворота 1917 года и последовавшей за ним гражданской войной, сформировалась благодаря соборности. Офицерские сообщества и зарубежная Русская Православная Церковь стали крепким фундаментом для дальнейшей диаспоризации русской эмиграции начала ХХ века.
Кроме этого, процессам консолидации русского приграничного меньшинства на постсоветском пространстве мешает фактор «отсроченной миграции». Проживая в российском приграничье, большая часть русского населения не стремится к самоорганизации, успокаивая себя тем, что в случае ухудшения своего положения в новых государствах, всегда есть возможность переселиться на свою историческую родину, которая находится рядом.
К сожалению, при этом русским населением новых государств не всегда учитываются реализуемые на государственном уровне различные программы по ассимиляции «нетитульных граждан». Вызвано это геополитическими фобиями, которые испытывают элиты нового зарубежья по отношению к России, боясь потерять суверенитет, который она им и подарила. Поэтому и стремятся в бывших союзных республиках переформатировать «осколки» русского народа в свои субэтносы, создав из них, к примеру, так называемых, киргизов (казахов, молдаван, литовцев и т.п.) русского происхождения или эстонизированных русских. И это с переменным успехом кое-где получается. Если у поколений русских, рожденных в советский период, в основном имеется к процессам ассимиляции стойкий иммунитет, то у последующих поколений его уже нет.
Далеко за примером ходить не надо. Общеизвестно, что на киевском Майдане в 2014 году, выступая против России и в принципе против своих же интересов, стояли вместе с украинскими националистами и русские люди, для которых Россия – их историческая родина – стала чужой страной. Объяснить это можно только тем, что на Украине за все годы ее суверенитета русские не смогли создать сильную общину, способную сохранить свою этническую идентичность.
Нельзя сказать, что Россия не обращает внимания на процессы, происходящие в русском зарубежье. Начиная с 2000-х годов руководство Российской Федерации пытается формировать последовательную политику в отношении соотечественников, проживающих за рубежом, исходя из желания восстановить единство народа без пересмотра границ. Кроме этого, у российской политической элиты есть понимание того, что русское зарубежье может стать партнером в продвижении экономических и гуманитарных интересов России.
Если давать оценку диаспоральной политике России по «внешним» показателям, то можно сказать, что за последние 15 лет в сфере поддержки и консолидации зарубежной русской общины было сделано немало. Так, по всему миру появились общественные структуры, призванные объединить усилия организаций соотечественников – страновые координационные советы, во главе которых стал Всемирный координационный совет, являющийся, согласно действующему законодательству РФ, представительным органом соотечественников. Каждые три года созывается Всемирный конгресс соотечественников, где руководители организаций из разных стран выносят на обсуждение проблемы, волнующие русское зарубежье.
Итогом таких масштабных форумов стали новые программы по поддержке соотечественников. Кроме этого, без преувеличения можно сказать, что сформировалась отдельная отрасль права – диаспоральное право, основой которой является федеральный закон № 99-ФЗ от 24.05.1999 «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом», регулирующий взаимоотношения России с русскими во всех странах.
Но какова результативность такой политики?!
Если в дальнем зарубежье еще задолго до реализации диаспоральной политики России была сформирована русская община, то в ближнем зарубежье происходит «русский исход» и ассимиляция, зачастую незаметная для всех.
Установив на законодательном уровне координационные советы как формы взаимодействия соотечественников с органами государственной власти, Россия попыталась запустить процессы структуризации зарубежных русских сообществ, по сути предложив унифицированный формат органов самоуправления зарубежных русских общин. Но каким содержанием наполняется эта форма?
В настоящий момент деятельность организаций наших соотечественников в ближнем зарубежье напоминает пока работу культуртрегера какого-нибудь дома культуры, но никак не консолидацию и самоуправление.
Ежегодно проводят различные культурно-массовые мероприятия, требующие больших затрат. Конечно, в плане отчета такие мероприятия выгодны «профессиональным соотечественникам». По таким мероприятиям легко представить документацию, фото- и видео-отчеты, продемонстрировав бурную деятельность по консолидации соотечественников и сохранению русской культуры за рубежом. Но фактически это дает обратный эффект. Складывается впечатление, что организации наших соотечественников и русское население живут в разных плоскостях и практически не пересекаются.
В качестве иллюстрации можно привести Казахстан. Эта республика входит в Евразийский экономический союз и ОДКБ, позиционирует себя в качестве союзника России, но при этом из неё продолжается «русский исход». Ежегодно из страны выезжают около 25 000 человек. Соответственно, ежегодно происходит уменьшение количества школ с обучением на русском языке, а в итоге сокращается русскоязычный компонент системы среднего и высшего образования. Это ведет к сужению русскоязычного пространства, а по сути, к негативным количественным и качественным изменениям, только ухудшающим условия для создания жизнеспособной саморегулируемой общины русских.
Аналогичные процессы протекают практически на всем постсоветском пространстве, и связано это с тем, что «профессиональные соотечественники», делая запросы на различные формы поддержки в органах государственной власти России, исходят из собственных интересов, а не из потребностей русского населения стран проживания. Этнокультурные концерты, новогодние праздники, курсы повышения квалификации учителей да и юридические консультации – это практически все, чем занимаются организации соотечественников. Такие формы поддержки, конечно, демонстрируют заботу России о своих соотечественниках, но они малоэффективны для их консолидации.
Хотя именно в консолидации должны быть заинтересованы обе стороны: Российская Федерация, для которой русское сообщество в бывших советских республиках является внешнеполитическим ресурсом по продвижению своих интересов, и само русское население, для которого сильная консолидированная община может стать действенным инструментом в политическом лоббировании своих интересов, а при правильном подходе – и удовлетворяющая их социально-экономические потребности.
Вернемся к Казахстану. На фоне «русского исхода» в республике растет число представителей китайской и турецкой диаспор, снизилось количество выезжающих на историческую родину немцев и поляков. Почему это происходит?!
Скорее всего потому, что их государства реализуют программы поддержки своих соотечественников с совершенно иным содержанием, где просматривается заинтересованность в наличии своей экономически сильной диаспоры, представители которой были бы успешно интегрированы в общественные процессы страны проживания.
Так, КНР выделяет ссуды на открытие предприятий малого и среднего бизнеса для лиц, проживающих в других государствах. Польша через свои диаспоральные структуры выплачивает стипендии студентам, обучающимся в Казахстане с хорошей успеваемостью, которые являются также активистами польских этнокультурных организаций. И такой подход способствует вовлечению в диаспоральные отношения молодого поколения казахстанских поляков.
Аналогичные программы в Казахстане реализуют ряд немецких и турецких этнокультурных центров. Соответственно представители этих и ряда других диаспор имеют больше преимуществ по сравнению с российскими соотечественниками. Они чувствуют реальную заботу со стороны своей исторической Родины. У нас же выделяются огромные средства на проведение фестивалей и новогодних праздников.
Получается, что для китайца, немца и поляка их диаспоральные структуры являются неким социальным лифтом, а для российских соотечественников – это, в лучшем случае, этнографический клуб по интересам.
Если Россия действительно заинтересована в наличии сильных русских общин в ближнем зарубежье, необходимо менять подход к реализации политики по их поддержке. Нужно сместить акцент с практической культурологии на диаспоральную экономику и продуктивную интеграцию русских в социально-экономические отношения новых независимых государств, конечно, при условии сохранения их этнической идентичности.
Как отмечалось выше, еврейские, армянские и китайские диаспоры смогли выжить благодаря корпоративности, сложившейся в их среде из-за совместной экономической деятельности в чужом государстве. Именно этого и не хватает русским сообществам, хотя в условиях развития интеграционных процессов на евразийском пространстве Россия могла бы предложить своим соотечественникам различные бизнес-проекты. Ведь та же сложившаяся система координационных советов – фактически сетевая структура, которую можно настроить на взаимовыгодную экономическую деятельность. Таким образом, формировался бы экономический базис русской общины, а Россия могла бы продвигать свою продукцию на рынки сопредельных государств, а также страна пребывания получала бы инвестиции. От этого выиграли бы все. Единственное – необходимы сопутствующие механизмы защиты диаспорального бизнеса.
К примеру, японские инвестиции в экономику Бразилии в 70-е годы прошлого века занимали второе место после США. Такой интерес «Страны восходящего солнца» к южно-американской республике был вызван тем, что в ней японская диаспора владела 5,8 млн. га сельскохозяйственных земель, тогда как в самой Японии на тот период обрабатывалось всего 5 млн. га. При этом следует обратить внимание на то, что японцы в структуре населения Бразилии составляли только 2,5 % от общего числа, но занимали на внутреннем рынке сельхозпродукции от 60 до 100%.
В Казахстане, как и в других постсоветских республиках, есть представительства и филиалы крупных российских компаний и банков, которые привлекают на месте различных специалистов, обладающих необходимыми знаниями и умениями, в том числе владеющих государственным языком. Почему бы не создать программы подготовки востребованных специалистов из числа соотечественников, которые изучали бы не только необходимые дисциплины в престижных вузах стран проживания, но и государственные языки этих стран?! Это способствовало бы их интеграции в общества новых государств, повышая их конкурентоспособность на рынке труда, но при этом русские оставались бы русскими, ощущая поддержку со стороны своего исторического отечества. Именно при таком подходе русская зарубежная община может стать связующим звеном между страной проживания и исторической родиной.
Синагога и армянская церковь сыграли важную роль в сохранении этнической идентичности евреев и армян, оказавшихся «рассеянными» по миру. Произошло это во многом потому, что эти религиозные структуры стали фактически центрами не только духовной, но и социальной жизни своих диаспор. Такой подход может быть применим и в православных приходах, но для этого необходимо подготовить соответствующих специалистов в структуре РПЦ, которые занялись бы системной работой по консолидации русских общин, используя религиозный фактор, формируя в среде русского приграничного меньшинства качество соборности.
Важное место в консолидации этнических общин занимает деятельность по сохранению общей исторической памяти своего народа. В этом направлении важную роль должны играть СМИ соотечественников, занимаясь историческим просвещением русского населения на постсоветском пространстве, следуя общей с Россией трактовке исторических событий. Для этого требуется соответствующая поддержка со стороны Отечества.
Таким образом, причины формирования различных диаспор отличаются друг от друга, но условия их устойчивости одинаковы: общий экономический интерес, наличие общего религиозного фактора, успешная интеграция в общество стран проживания и сохранение исторической памяти своего народа. Зарубежные русские общины в сравнении с другими диаспорами очень молоды, но это не должно быть нашим недостатком, а наоборот, может стать несомненным преимуществом. Имея перед собой опыт других народов в построении своих диаспор, мы должны учиться на чужих ошибках, а также брать на вооружение уже успешно апробированные на практике механизмы сплочения народа в иноэтничной среде.
Крамаренко Максим Борисович,
председатель общественной организации
«Республиканское славянское движения «Лад» (Казахстан)