Т. Ж.: – Мы привыкли воспринимать Россию как преимущественно христианскую, православную страну. Но вот недавно, в конце января, президент РФ Владимир Путин высказал озабоченность ситуацией в исламе. «Фактически против приверженцев традиционного ислама развернута просто террористическая война», сказал президент. Его слова были адресованы полпредам в федеральных округах, то есть, глава государства мобилизует федеральную власть на борьбу с этой угрозой уже на территории всей России. Что представляет собой ислам в России? Какая часть населения его исповедует? Насколько сильно влияние мусульманской среды на политику на уровне федерального центра – или это влияние имеет преимущественное значение в регионах, населенных мусульманами? Y.A.: – Ситуация с исламом в России весьма непроста, и заданные Вами вопросы требуют весьма развернутых ответов. Постараюсь вкратце описать положение дел. Ислам – одна из четырех традиционных религий России. В этом качестве он  упомянут в Конституции наряду с православием, буддизмом и иудаизмом. Общеизвестно, что Россия сформировалась и стала известна миру как православное государство; именно православие является «становым хребтом» российского государства, русского народа и российской гражданской нации. В то же время Основной закон определяет РФ как светское государство. Де-юре религия в России отделена от государства (в отличие, например, от единоверной Грузии, где отношения Грузинской православной церкви со светской властью определяются специальным соглашением), де-факто же она, безусловно, оказывает влияние на политику. События последних лет показывают, что влияние ислама на политику усиливается. Степень его существенно различается в зависимости от конкретного региона. Если, например, глава Чечни (республика в составе Российской Федерации – прим. ред.) Рамзан Кадыров публично заявляет, что законы Аллаха для него высшего светского законодательства, то руководство и общественность Северной Осетии (еще одна кавказская республика Российской Федерации, которую населяют осетины – единственный кавказский народ в основном христианского вероисповедания – прим. ред.). озабочены ростом исламизации республики. Власти же Татарстана (республика в центре Российской Федерации, в среднем течении Волги – прим. ред.) рассматривают борьбу против радикального ислама, инициированную федеральным центром, как покушение на суверенитет своего субъекта Федерации. Наличие на федеральном уровне исламистского лобби, продвигающего идеи радикального ислама в массы, показывает, что фундаменталисты не намерены ограничиваться узкими рамками той или иной республики или региона, и рассчитывают распространить свою идеологию на бОльшей части территории РФ. Об этом говорится и в заявлениях руководителя экстремистского «Имарата Кавказ», террориста Доку Умарова, а также других радикальных исламистов. Представители традиционного ислама не строят подобных планов, не ведут агрессивного дагвата (исламского призыва), однако их влияние существенно ослабло после серии физических ликвидаций наиболее авторитетных религиозных деятелей: 19 июля 2012 года был убит «правая рука» муфтия Татарстана, богослов Валиулла Якупов, 29 августа – дагестанский суфийский шейх Саид афанди Чиркейский. К сожалению, ни в религиозном, ни в организационном плане заменить их никто пока так и не смог. При этом количественно традиционалистов на порядки больше, чем фундаменталистов. Очень условно это соотношение можно обозначить, как десять к одному, однако именно радикалы начинают задавать тон в российском исламском сообществе. Говоря об исламе в РФ, следует отличать так называемых «этнических мусульман» (представителей традиционно исламских народов, например, татар или аварцев) от «соблюдающих» (то есть тех, кто не на словах, а на деле исполняет требования веры). Достоверной статистики на этот счет не существует. Исламисты, склонные преувеличивать число единоверцев с целью усиления давления на власти, как правило, говорят о 20 миллионах российских мусульман. Однако даже механическое сложение численности всех проживающих на территории страны традиционно мусульманских народов дает значительно меньшую цифру. Светские исследователи говорят о 8-10 миллионах мусульман (включая сюда как «этнических», так и «соблюдающих»; последние, безусловно, составляют меньшинство, которое весьма приблизительно можно оценить в одну десятую от указанной цифры). При этом, конечно, далеко не все «соблюдающие» являются радикальными или даже просто исламистами: большинство из них – традиционные мусульмане, не представляющие никакой опасности для общества и государства.

Т. Ж.: – Что означают слова «радикальный ислам» в применении к российским мусульманам? Чем радикальные исламисты отличаются от нерадикальных мусульман? Каковы сегодня цели и тактика радикального ислама в России? Y.A.: – Рассуждая об исламизме, мы пользуемся известным определением доктора философских наук Александра Игнатенко. По его словам, исламизм — идеология и практическая деятельность, ориентированные на создание условий, в которых социальные, экономические, этнические и иные проблемы и противоречия любого общества (государства), где наличествуют мусульмане, а также между государствами, будут решаться исключительно с использованием исламских норм, прописанных в шариате (системе норм, выведенных из Корана и Сунны). Целью исламистов является создание исламского государства, судя по их риторике, как минимум от Кавказа до Поволжья, причем аппетиты радикалов растут по мере «подключения» ими новых территорий. В современных, в частности, российских условиях желание переустроить мир в соответствии с нормами шариата можно претворить в жизнь исключительно насильственными методами. Ежедневные сообщения с Кавказа (и не только…) о происходящих там боестолкновениях, терактах, расстрелах общественных деятелей и представителей правоохранительных органов, противостоящих распространению исламского радикализма, подтверждают данный вывод. Приверженцев силового пути построения в России  исламского государства можно с полной уверенностью отнести к радикальным исламистам («просто» исламисты готовы ограничиться ненасильственными методами, однако таковых в публичном поле практически нет). В отличие от радикалов, исповедники традиционного ислама с уважением относятся к российскому государству и православному большинству, не противопоставляют себя им, считают себя и на самом деле являются полноценными гражданами РФ, отличающимися от других только своей религией. Отношение к государству и Православию – два основных маркера, по которым можно четко идентифицировать сторонников того или иного направления в российском исламе. Именно поэтому необходимо законодательно запретить не только ваххабизм, являющийся частным случаем исламизма, но исламистскую идеологию как таковую, тем более что в последние годы она приобретает все более отчетливо эклектичный характер.

Т. Ж.: – До недавнего времени многие были уверены, в том числе и в России, что проблема радикального ислама ограничена регионом Северного Кавказа. Так ли это? Когда и откуда появилась в России проблема радикального ислама? Как это явление развивается? Как оно связано с этническим сепаратизмом? Y.A.: — С конца восьмидесятых годов российский ислам испытывает серьезное влияние мирового исламского сообщества, постепенно встраиваясь в общий тренд усиления радикальной (исламистской) составляющей. Впервые проявившись на Северном Кавказе, эта тенденция постепенно захватывает Поволжье, а на протяжении последних двух лет – и такие экзотические для традиционного ислама пространства, как Сибирь, Север (нефте- и газоносные Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа) и Приморский край, где еще совсем недавно не было не только «исламской проблемы», но и мусульман как таковых. Увеличивается как количество людей, осознавших себя в качестве мусульман, так и число «соблюдающих», а также желающих применить на практике чуждые российской исламской традиции политические и общественные нормы, усвоенные на примере зарубежных единоверцев. «Арабизация» фундаменталистской части российских мусульман заметна невооруженным глазом не только на Кавказе, но и, например, в Татарстане и других «внутренних» регионах. Она хорошо видна на примере мусульманской женской одежды, слепо повторяющей ближневосточные образцы, несмотря на устоявшиеся местные традиции, предлагающие иные, более соответствующие российским реалиям, варианты. И речь здесь, увы, отнюдь не о моде, а о росте идеологического влияния исламистов, находящем внешнее выражение в арабской форме одежды их женщин. Что касается этносепаратизма, то ярким примером возможного развития событий в этом направлении служит опять-таки ситуация в Татарстане. В последние годы наблюдается сращивание части татарского национального движения (в особенности молодого его поколения) с радикально-исламистским, что в будущем может привести к полному слиянию националистов с фундаменталистами при идейном преобладании последних. Попытки скрещивания сепаратистского «черкесского» проекта с исламистским «имаратовским» в прошлом году активно предпринимала, как это ни странно, Грузия. Казалось бы, православному государству не к лицу подобные игры, но желание «отомстить» России, попытавшись взорвать ситуацию в черкесских республиках Северного Кавказа, затуманило голову официальному Тбилиси. В то же время можно констатировать, что этнонационалисты-сепаратисты и радикальные исламисты, являясь тактическими союзниками на начальном этапе своей разрушительной деятельности, довольно скоро осознают кардинальные различия целей и задач. В результате их союз распадается, едва сформировавшись (татарское националистическое движение «Азатлык» и запрещенная в России исламистская партия «Хизб ут-Тахрир»), или даже вообще не сформировавшись («черкесский проект» + «Имарат Кавказ»).

Г. И.: —  Как воспринимаются на Северном Кавказе все более частые импульсы к созданию Исламского халифата, которые исходят с Ближнего Востока? Дает ли происходящее в этой области мотивы для радости пропагандистам «Имарата Кавказ»? Y.A.: – Еще как дает. Как уже отмечалось, российское исламское сообщество находится не в безвоздушном пространстве. Радикалы, естественно, пытаются использовать благоприятную для них мировую конъюнктуру для пропаганды собственных идей. Известно, что российские мусульмане – правда, в небольшом количестве, но тем не менее – принимают участие в гражданской войне в Сирии на стороне исламистских боевиков, сражающихся против режима президента Асада. Одновременно федеральное (т. е. действующее на уровне федеральных структур управления Россией – прим. ред.) исламистское лобби активно продвигает идеи сотрудничества России с «Братьями-мусульманами» (умеренно-исламистской организацией, представители которой пришли к власти в Египте, Тунисе и т.п.) и спонсируемым из Кувейта движением «умеренного ислама» «Аль-Васатыйя». Есть, правда, один нюанс: идейным вдохновителем и наставником как «ихванов», так и «васатистов» является шейх Юсуф аль-Кардави, неоднократно называвший Россию «врагом ислама», и даже «врагом ислама №1». Удивительна не откровенность шейха – действительно, что ему скрывать! – а наглость лоббистов радикального ислама, даже в этой более чем очевидной ситуации пытающихся объяснить слова Кардави «эмоциональностью, свойственной восточным людям». С другой стороны, в России, несмотря на все успехи исламистской пропаганды и угрозы «устроить российскую площадь Тахрир», к счастью, до сих пор не набрана критическая масса радикалов. Однако без энергичных усилий государства по противодействию исламистской угрозе ситуация может измениться уже в ближайшее время.

Г.И.: – На Ваш взгляд, как специалиста, хорошо представляющего местные реалии, какие факторы играют основную, фундаментальную роль в сохранении и распространении насилия на Северном Кавказе: этнический, религиозный, фактор политического влияния? Y.A.: – Самый главный фактор – отсутствие общенациональной идеологии. Долгое время таковой была идеология Москвы как Третьего Рима и России – как Удерживающего христианский мир от падения в пропасть. Пришедшая ей на смену коммунистическая идеология, хотя и была извращенной насмешкой над православными предшественниками,  все-таки, пусть формально, но ставила перед обществом и индивидом достойные, по сути христианские, задачи нравственного самосовершенствования, работы ради общего блага, рисовала идеалы красоты и гармонии и т.д. Что предлагает нынешняя российская – и не только российская, а в целом западная – действительность? Бездуховное общество потребления ста видов колбас, которые, как выясняется, в таком количестве никому особенно и не нужны? Очевидно, что это не может заменить высшие ценности даже рядовому обывателю, который, хотя бы подсознательно, ощущает постоянное недовольство такой жизнью. Что говорить о людях, способных задать себе вопросы о ее смысле? Конечно, не стоит сбрасывать со счетов и политические неурядицы, и экономические проблемы, и личную неустроенность некоторых российских джихадистов, но первым и главным для них остаются поиски высшего смысла. Другое дело, что найденный ими ответ неверен…

Г. И.: – Большинство аналитиков, с которыми мне приходилось общаться, связывают феномен исламского экстремизма на Северном Кавказе с коррупцией на уровне локальной администрации и злоупотреблениями правоохранительных органов, двумя важными факторами, поддерживающими уровень экстремизма. И обычно федеральная московская власть путается в словах, когда приходится отвечать на этот вопрос: имеют ли представители государственной власти определенную долю вины в поддержании состояния конфликта и террора? Y.A.: — С этим мнением трудно согласиться. Да, Россия, как и любое другое государство, не является раем на земле. В нашей стране не решены многие социально-экономические проблемы, наличествует коррупция, отмечаются факты произвола силовиков, хотя все это многократно преувеличено недоброжелателями как внутри, так и вне страны. Соглашусь и с тем, что коррупция на Кавказе, безусловно, в гораздо большей степени касается рядового гражданина, чем в Центральной России, где она затрагивает в основном средние и верхние эшелоны бизнеса и власти. Но если принять версию о коррупции и злоупотреблениях правоохранителей как первоисточнике радикального исламизма, возникает вопрос, откуда эти настроения в том же Татарстане? Ситуация в этой республике по всем параметрам ближе к московской, чем, условно говоря, махачкалинской. Но главное даже не в этом. Радикальный исламизм – не просто способ социального переустройства мира в соответствии с шариатскими представлениями о справедливости. Это, прежде всего, религиозная идеология, определяющая и место верующего в мире, и его права и обязанности в нем, и, в идеале, сам облик этого самого мира. Таким образом, исламизм – очередное «издание» по сути богоборческой идеологии, конечной целью которой является построение Царствия Божия (как думают ее адепты) на земле. Человеческая история и Священное Писание говорят нам, что это невозможно, однако исламисты считают иначе. Отсюда нечеловеческая агрессивность, злоба и фанатизм исламистов, поначалу (потом привыкаешь) изумляющие всех, кто изучает эту идеологию. Давайте послушаем лозунги радикалов. Они призывают не к искоренению коррупции и прекращению произвола силовиков (во многом выдуманном или многократно преувеличенном ими в пропагандистских интересах), а к уничтожению светского и построению исламского государства со всеми вытекающими из этого последствиями для иноверцев и неверующих. Какие у нас основания им не верить? Разговоры о коррупции и прочее – обычная «дымовая завеса», призванная отвлечь внимание от сути происходящего, а заодно привлечь к исламистам экзальтированных молодых людей, «юношей бледных со взором горящим», эдаких народовольцев исламистского разлива.

Т. Ж.: —  Я бы предложила разделить предыдущий вопрос на части: говоря о Северном Кавказе в целом, мне кажется, нельзя не учитывать региональную специфику. Можем ли мы говорить о том, что весь регион Северного Кавказа является зоной определенного конфликта, или ситуация различается от республики к республике? Y.A.: — Пожалуй, очень условно и с многими оговорками можно говорить о том, что Восточный Кавказ (Дагестан, Чечня, Ингушетия) представляет собой зону повышенной исламистской опасности, Западный Кавказ (КБР, КЧР, Адыгея) – зону, в которой тема радикального ислама не столь актуальна, хотя ситуацию пытаются раскачать, а соединяющая их Северная Осетия – пограничную зону, от «успеха» радикальных исламистов в которой будет зависеть дальнейший ход событий во всем регионе.

Г. И.: —  В 2012 году можно было наблюдать, что Дагестан остается своего рода эпицентром насилия в регионе Северного Кавказа. Чем это объясняется? Является ли Дагестан своего рода штаб-квартирой противостоящих государству сил? Или ядром так называемого «эмирата» на Кавказе? Y.A.: — Главной проблемой Дагестана, на мой взгляд, является непоследовательная политика прежнего руководства республики относительно борьбы с исламистским вооруженным подпольем. Впрочем, уместно ли говорить о подполье, когда число терактов и убитых в них сотрудников правоохранительных органов и представителей гражданского общества (например, директоров школ, настаивающих, чтобы ученики посещали их в светской, а не религиозной одежде) ежегодно идет на десятки и сотни? Однако вместо усиления силовой составляющей и действенной, а не декларативной поддержки традиционного суфийского ислама по примеру соседней Чечни, дагестанское руководство взяло курс на «мирное сосуществование» с радикалами. Он неизбежно должен был  и действительно закончился крахом. Все эти так называемые «диалоги» с исламистами, попытки интеграции их в структуры власти, СМИ и другие общественные институты (да-да, все это активно навязывают лоббисты радикального исламизма) должны быть решительно отклонены. Очевидно, что диалог с людьми, мотивация которых лежит в сфере религиозного, невозможен, поскольку отсутствует предмет такового. Повторюсь, конечной целью радикалов является построение на территории России, в том числе и в Дагестане, исламского государства, основанного на исламистской идеологии в наиболее радикальной ее форме. «Аллах повелел нам жить по Его шариату, и только оружием, уничтожая противников шариата, мы сможем выполнить Его волю», – говорит один из идеологов северокавказского джихада. Пытаться доказывать свое право на жизнь тем, кто изначально в нем отказывает, унизительно и абсурдно, а главное, бесперспективно. Ввиду неконституционности как навязываемых изменений в сфере государственного устройства и формы государственного правления, так и методов, которыми исламисты пытаются воплотить их в жизнь (вооруженная и террористическая борьба), «диалог» с ними может вестись исключительно в форме жесткого силового противостояния со стороны правоохранительных органов. От любых других вариантов они только наглеют. Казалось бы, все это очевидно, однако напор лоббистов исламизма и стенания «правозащитников» заставили дагестанские власти пойти на сговор с радикалами. Все это закономерно привело к убийству террористкой-смертницей наиболее авторитетного суфийского шейха Саида афанди Чиркейского. Что, как говорится, и требовалось доказать. Сейчас «диалог» с исламистами свернут, однако новое руководство республики еще не обозначило свою позицию по данному вопросу.

Г. И.: – Изменит ли что-либо в «кавказском уравнении» с уходом Магомедсалама Магомедова с поста главы Дагестана? Можно ли расценивать эту кадровую замену как признак перемены в политике центра, или это всего лишь обычная кадровая замена? Y.A.: – Судя по тому, что мы знаем о предыдущем и нынешнем главах республики, это – обычная кадровая замена, совершенная ввиду очевидных провалов внутренней и особенно религиозной политики Магомедсалама Магомедова. Но и у нынешнего главы Дагестана Рамазана Абдулатипова немало уязвимых мест, от малого опыта государственного управления до непонимания некоторых особенностей ситуации в республике. Однако для того, чтобы делать выводы, прошло еще слишком мало времени. В любом случае, сомнительно, чтобы данное назначение знаменовало собой кардинальные изменения в политике федерального центра. Признаками таковых могли бы стать хотя бы декларируемые попытки слома сложившейся в республике этноклановой системы, а также отказ от «диалога» с радикальными исламистами, который пока привел только к гибели наиболее авторитетных фигур из числа традиционалистов. Впрочем, еще не вечер – с момента назначения Абдулатипова не прошло и ста дней. А вдруг все это так и случится?

Т. Ж.: —  Если вернуться к словам Путина о терроре, развязанном против традиционного ислама, то можно отметить, что такое внимание федеральной власти вызвали события не в Дагестане, но в Северной Осетии, где в декабре был убит заместитель муфтия Ибрагим Дударов – хотя в Дагестане ранее тоже убивали духовных лидеров, противостоящих радикальному исламу. Достаточно вспомнить громкий случай с убийством шейха Саида Афанди в августе прошлого года, на его похороны пришли десятки тысяч человек. И все-таки слова Путина мы слышим после того, что произошло в Северной Осетии. Почему? Чем важна Осетия для федерального центра? Y.A.: – Действительно, Осетия – наиболее важный регион Северного Кавказа. Эта констатация ни в коей мере не принижает значимость других северокавказских субъектов Федерации. Однако именно Осетия, находясь в самом центре региона, является форпостом России на Кавказе и «гвоздем», удерживающим этот макрорегион в составе РФ. Немаловажен и религиозный фактор: Осетия – единственная национальная республика Северного Кавказа, в которой мусульмане составляют меньшинство (по разным данным, от 8 до 15% населения). Важную роль играет и наличие по другую сторону Большого Кавказского хребта Республики Южная Осетия – также населенного осетинами и ориентированного на Россию молодого государства, добившегося независимости после четверти века кровопролитной борьбы. Именно поэтому радикалы, судя по событиям последних лет, поставили целью вышибить этот «гвоздь», замкнув через Осетию единый исламистский фронт (этой цели, по их замыслам, должно послужить и убийство Дударова). Именно поэтому, наверное, наши западные «друзья» интересуются в контексте Северного Кавказа только двумя темами: исламизмом и Осетией. Именно поэтому президент Путин, понимая всю сложность и опасность происходящего, четко и ясно назвал вещи своими именами.

Т. Ж.: – Кроме Северной Осетии и Дагестана, на Северном Кавказе есть и другие республики. Например, Чечня, которая много лет была символом сопротивления России на Кавказе. Карачаево-Черкессия – мы все что-то слышали про так называемый «черкесский вопрос», связанный с массовым трагическим переселением черкесов из этого региона в Турцию в XIX веке, где-то год назад он активно муссировался рядом дискуссионных площадок. Есть еще Ингушетия, Кабардино-Балкария. Какова сегодня ситуация в этих республиках, как относится их население к России? Y.A.: — В настоящее время Чечня восстановлена из руин  и лояльна федеральному центру, однако такое положение не нравится многим ее бывшим «союзникам», от Грузии до некоторых западных государств, пытающихся так или иначе раскачивать лодку путем разного рода сомнительных проектов в духе «мягкой силы». Рамзан Кадыров полностью владеет ситуацией и является наиболее последовательным борцом с радикальным исламизмом и в регионе, и в России в целом. От рук ваххабитов пал его родной отец, так что Кадырову-младшему не нужно объяснять, насколько опасна эта религиозная идеология. Иначе как «шайтанами» он радикалов не называет. Ингушетия, как и Дагестан, пошла по порочному пути так называемого «диалога» с исламистами, создания каких-то «комиссий по адаптации боевиков», решивших добровольно сложить оружие (как будто речь идет о заигравшихся в песочнице детях). Результат налицо: ситуация там гораздо более напряженная, чем в соседней Чечне. Что касается так называемого «черкесского» вопроса, не имеющего ничего общего с реальными устремлениями подавляющего большинства черкесов, то в ушедшем году мы наблюдали, как прожекты «Великой Черкессии», «признания Россией «геноцида черкесов» (речь идет о событиях XIX века, когда не пожелавшая переходить под власть христианского русского царя часть черкесских племен воспользовалась приглашением мусульманской Турции; однако перемещение масс людей было плохо организовано, что привело к множеству жертв – прим. ред.) и тому подобные нелепые политтехнологические изыски рассыпались в прах. Радикальных черкесских лидеров, пытавшихся навязать российскому обществу и международному сообществу обсуждение этих искусственно созданных «проблем», погубили агрессивность, неразборчивость в средствах (за ними слишком явно виднелись «уши» Грузии и США) и, главное, общая неадекватность их требований. После того, как один из черкесских активистов публично заявил, что после «победы» он и его соратники намерены установить в России памятники Гитлеру, Гиммлеру и другим фашистам, вся эта вакханалия окончательно прекратилась в клоунаду. «Черкесский» вопрос в том виде, в каком его пытались навязать радикалы, можно считать закрытым. Проведению зимней Олимпиады-2014 в Сочи угрожает вовсе не он, а радикальный ислам, хотя «черкесскую» тему будут стараться использовать до последнего.

Т. Ж.: – Каково в целом сегодня положение Северного Кавказа по отношению к остальной России? В выборном 2012 году, когда активизировались различные политические силы, на националистическом фланге – той его части, которая выступила в составе антипутинских выступлений – зазвучал лозунг «Хватит кормить Кавказ!». Как к этому лозунгу относятся на самом Северном Кавказе? Каковы сегодня запросы Северного Кавказа по отношению к федеральному центру? Y.A.: – Можно уверенно говорить, что, за исключением маленькой кучки экстремистов, которых можно найти в любом обществе, большинство жителей Северного Кавказа не мыслят своей жизни вне России, а тем более в некоем «исламском государстве». Точно так же и большинство россиян считают Северный Кавказ неотъемлемой частью территории РФ, хотя попытка вбить клин между проживающими на Кавказе и остальной частью населения страны оказалась довольно успешной. Действительно, иногда кавказцы вызывают резкую реакцию русских вызывающим или просто противоправным поведением. В свою очередь, ужасающие примеры убийства в состоянии аффекта русской матерью своих детей или пьянства в русских деревнях порой некритически переносятся некоторыми кавказцами на всех русских. Все это, мягко говоря, не вызывает взаимной симпатии, однако сторонам стоит оглянуться: насколько все это типично как для кавказцев, так и для русских? Ведь в массе своей и те, и другие – совершенно нормальные, культурные, патриотичные люди, любящие Россию как свою единственную родину, которых, тем не менее, весьма успешно ссорят СМИ и разного рода провокаторы.  Кампания под лозунгом «Хватит кормить Кавказ!» инспирирована, конечно, никакими не националистами – хороши националисты, призывающие к уменьшению территории своей страны, а именно в этом, на самом деле, заключается суть данного призыва – а нацеленными на расчленение России внешними силами и выполняющей их указания «пятой колонны» в российских властных структурах. Не хотелось бы впадать в шпиономанию, но никто не отменял ни работу против РФ иностранных разведок, ни сами эти разведки, ни их российских пособников. Однако как бы они не старались, Кавказ навеки останется в составе России, потому что Россия без Кавказа – не Россия, а Кавказ без России просто не сможет существовать.

Интервью – Татьяна Жукова и Габриэла Ионицэ

Источник: http://gabrielaionita.wordpress.com/